Взгляд Гермионы скользит с одного члена Ордена на другого. У Гарри под глазами залегли синяки, и отросшие волосы непослушно падают на лоб. Он задумчиво кусает губы и отбивает пальцами нестройные ритмы по столу, прислушиваясь к Гермионе.
— …Они не держатся за него как прежде. Замок полуразрушен и многие разъехались. За последние недели мы истощили Пожирателей, и если портрет действительно в Хогсмиде, они вряд ли бросятся на защиту замка, — Гермиона произносит слова, в которых и сама-то не до конца уверена.
Сомнение в глазах Гарри вызывает тяжесть в животе, но она стискивает челюсти и кидает быстрый взгляд на бумаги перед собой.
— Это может оказаться неоправданным риском, пока мы не уверены, что это действительно портрет Арианы, — весомо произносит Кингсли.
— Я понимаю, что это рискованно, — едва ли не огрызается Гермиона. — Но если мы сможем захватить Хогвартс, то, возможно, сможем добраться до портрета. В хорошем случае мы также сразу выманим Лорда, и…
— Но что, если проход к нему закрыт? — резко прерывает её Артур.
— Будет суматоха, — ответ быстрый, продуманный, — и наш информатор сможет выяснить, куда переправят портрет.
— Но мы не можем позволить себе понести ещё потери. У нас уже было достаточно непростых операций.
— Да, но это Хогвартс.
Никто не спорит, хоть и не соглашается с ней, но в глазах каждого виднеется понимание.
Это в самом деле важная цель, а портрет делает её практически бесценной. И если только всё удастся, то они смогут кардинально поменять ход войны. Наконец-то приблизить к завершению.
Гермиона шумно переводит дыхание и незаметно вытирает вспотевшие ладони о брюки, а затем привстаёт со своего места.
— Флитвик, Макгонагалл и вы, Кингсли, сможете наложить защитные чары. Тогда никто извне не сможет попасть в замок в течение какого-то времени, пока мы зачистим территорию. После — для них будет слишком рискованно пытаться отбить его. У них тоже мало сил. — Она прикрывает глаза всего на миг, чтобы закрыться от требовательных взглядов, направленных на неё, и не сбиться с мысли. — Кроме того, нас поддержат кентавры и другие жители Запретного леса. Оттуда с этими сведениями о патрулях мы сможем подобраться к замку настолько близко, насколько только возможно. Это действительно опасно, но…
— Если мы пойдём на это, то наступит новая стадия войны, — вдруг подаёт голос Рон.
Он выглядит помятым, и за последние месяцы так похудел, что кажется даже выше, чем был раньше. Он смотрит на Гермиону, и его голубые глаза освещены решимостью.
Он слегка хмурится и поджимает губы, и Гермиона поспешно кивает.
— Да. Да. Именно, но это будет стадия, которая приближает её конец.
Она отвечает быстро и не задумываясь, но это даже не её слова.
Это слова Драко.
***
Как только в стене образовывается проём, Гермиона моментально натыкается на взгляд Малфоя. Впервые за всё время он встречает её, повернув голову, и смотрит прямо в глаза внимательно, настороженно, въедливо.
Он ждал так долго и теперь наконец смеет надеяться, что она восстановила все утерянные фрагменты своей памяти.
Гермиона делает шаг в камеру и, не сводя с Драко взгляда, легонько покачивает головой; он понимает её сигнал и тотчас мрачнеет. Её сердце пропускает удар, и в животе начинает тревожно тянуть.
Садясь на место, она глубоко вздыхает; им многое предстоит обсудить.
— Итак, — протягивает Драко.
Его вид как олицетворение ожидания, но он старается скрыть нетерпение. Лишь пальцы едва слышно барабанят по столу. Гермиона заворожённо глядит на них, не отдавая себе отчёта, как это выглядит со стороны. Ей кажется, попроси кто-то нарисовать Драко Малфоя, она сможет изобразить лишь эти длинные, тонкие пальцы, бледные ладони, запястья, скованные наручниками, и, может, предплечья с тёмной…
Гермиона жмурится и встряхивает головой. Затем быстро поднимает глаза, встречая взгляд Малфоя, и спрашивает первое, что приходит в голову:
— Ты нервничаешь?
Его брови дёргаются.
— Нет, Грейнджер, я спокоен как чёртов удав, — язвительность отдаёт чистой злобой.
Он раздражён и не скрывает этого, но Гермиона ничего не может с собой поделать.
— О, змеиные аналогии…
Что-то случается с воздухом в его горле: вылетает звук, похожий на треск, и он закашливается. Лицо бледнеет, и руки сжимаются в кулаки.
— Грейнджер… — почти рычит.
— Ладно, извини, — она поспешно вскидывает ладони в защитном жесте. — Я тоже нервничаю, — делится Гермиона и снова смотрит на его руки.
Малфой прослеживает её взгляд и немного наклоняет голову, будто пытаясь понять, что такого она видит, чего не замечает он. Гермиона выжидает всего мгновение и одёргивает себя. Так пялиться неприлично и немного глупо. Набравшись решимости, она протягивает руку над столом и накрывает его ладонь.
Он замирает. Кожа под её пальцами прохладная и чересчур сухая.
— Я вспомнила наш разговор после того, как ты вернулся. И про портрет.
Малфой вглядывается в её лицо, явно пытаясь распознать, какие эмоции она испытывает, и немного хмурится скорее от недопонимания, чем от недовольства.
Гермиона знает почему.
На её лице явно написано, что она, к их общему удивлению, испытывает облегчение.
Когда воспоминания только-только вернулись, печаль и страх с толиками отчаяния схватили её резко, но поверхностно. Всё было лучше, чем она ожидала и могла себе представить. И удовлетворение от раскрытой тайны даже сейчас, спустя год, было так велико…
Гермиона понимает, что это не конец, но в этот раз отчего-то внутри неестественно легко.
— Я ведь была права, да? — она и не пытается сдержать этот вопрос. — Это была Ариана?
Драко слегка кивает.
— Да, она. Но ты… этого ещё не помнишь?
Он чуть шевелит второй рукой, и Гермиона неожиданно понимает, что он почти окаменел под её ладонью, будто в страхе, что малейшее движение — и она… отпустит его?
Ну это просто смешно. Он видел её обнажённой, целовал и трогал так, как никто другой, а теперь сидит напротив в чёртовом Азкабане и боится взять за руку.
Сузив глаза, Гермиона мгновение задумчиво кусает губы и говорит:
— Я помню, как ты сказал про нападение на Хогвартс и дал мне материалы. И после — как я убедила Орден воспользоваться этим планом. Дальше всё немного размыто.
— Что именно ты помнишь после этого? — его голос сиплый.
Гермиона заставляет себя думать, и разум недовольно скрежещет, пытаясь восстановить события. Словно она на уроке, но плохо справилась с домашним чтением и не может пересказать все тонкости и перипетии сюжета.
Однако Гермиона цепляется за кончик нити и постепенно разматывает весь клубок.
— Помню, как мы готовились и обсуждали планы. Мы должны были попасть на территорию со стороны Запретного леса и, заручившись поддержкой кентавров, подобраться ближе отдельными группами. Ты передал нам маршруты патрулей, и мы надеялись попасть в замок незамеченными. Дальше…
— …Вам нужно было добраться до кабинета директора, чтобы обезвредить Долохова и перекрыть каминную сеть, не вызывая шума. С помощью вашей дурацкой карты…
— …С помощью карты Мародёров, — чуть вздёрнув подбородок, она перебивает его, но так и не убирает руки, — мы надеялись оставаться в тени так долго, как только удастся, и потом наложить защитные чары.
Она готова продолжить — информация рвётся наружу. В голове постепенно собираются цепочки: словно Гермиона движется по затуманенной тёмной дороге, но мрак постепенно рассеивается, и из-за пелены проступают незаметные прежде детали.
Но Малфой вдруг чуть приподнимает брови и будто готовится закатить глаза. Выражение, которое она раньше приняла бы за раздражённое или насмешливое, но теперь оно кажется почти дружелюбным.
— Ты помнишь план, — выпаливает он. Его рука якобы невзначай оказывается чуть ближе.
— Помню план и что не все одобрили его, но…
— У вас не было других вариантов.
— Может, и были, — почему-то спорит Гермиона. Эти два мира в её голове никак не дают ей покоя. Но неожиданно она понимает, что помнит ещё больше, чем думала. Завеса рассеивается. Прежде чем Малфой успевает ответить, она проговаривает: — Постой, после, пока мы готовились, ты дал какую-то новую информацию? Мы… Мы же виделись ещё до битвы, верно?
