не танцует.
— Но…
— Но я слышала, что на вечере посвящения все проще. Как на простых приемах, столы с напитками и закусками вдоль стены, так что можешь оставить его на столе рядом с твоим бокалом.
Я покачала головой. Похоже, это невозможно понять, нужно просто запомнить. Зачем брать с собой сумочку, в которую все равно ничего не поместится, а потом оставлять там, где ее любой может стащить? Впрочем, говорить об этом вслух, наверное, не стоит — может, у знатнюков подобные подозрения считаются оскорбительными.
— Но я боюсь ее потерять… — в последний раз попыталась я протестовать.
— Не бойся, я не дала тебе ничего из того, что мне было бы жаль потерять, — оборвала меня Оливия. Снова оглядела меня с ног до головы. — Вот теперь хорошо. Пойдем.
Она натянула перчатки, взяла меня под руку и повлекла к двери.
По аллее парка от общежития к главному корпусу уже тянулись разряженные девушки, парами или группками. На меня глазели, кто с любопытством, кто с изумлением. И то сказать, рядом с кутающимися в накидки барышнями я в ничем не прикрытом платье выглядела голой. Но не объяснять же всем и каждому, что на самом деле на мне парадный китель из тонкой, но все же шерсти, в котором мне лишь слегка прохладно, а не так холодно, как барышням в шелковых платьях с открытыми плечами! Так что я старательно делала вид, что чужие взгляды меня никак не задевают. Жаль, что Рика нет. С ним рядом меня бы совсем не волновало чужое любопытство.
— Веселись от души, — напутствовал он меня сегодня, провожая из библиотеки до корпуса боевиков.
Я даже немного обиделась — неужели ему все равно, что я буду танцевать с другими парнями? Но потом вспомнила про «не больше трех танцев за вечер» и что незамужних барышень на балы вывозят родители, и поняла, что в его кругу танец с другим вообще не считался чем-то особенным. К тому же мы и так танцевали с ним столько дней подряд.
— Я не буду тебя встречать, чтобы не смущать, если кто-то захочет тебя проводить, — продолжал Родерик.
— Никто меня не будет… — возмутилась было я, но он рассмеялся и накрыл пальцами мои губы, как всегда, когда хотел, чтобы я замолчала.
— Обычно девушка уезжает домой с родителями, но тут нет родителей, поэтому кто-то из тех, с кем ты протанцуешь три танца, должен будет тебя проводить. Если, конечно, ты не выберешь другого провожатого. Так принято. Это просто вежливость, а не демонстрация намерений.
— Правда? — спросила я.
— Правда, — улыбнулся он. — Веселись и ни о чем не беспокойся.
У главного корпуса поток первокурсниц смешивался с подходящими с другой стороны парнями. По обе стороны от входа торчали близнецы в парадных мундирах, внимательно вглядываясь в прохожих. Оба мазнули по мне взглядом, снова посмотрели вдаль, выискивая кого-то в толпе. Зен первый опять перевел взгляд на меня, вытаращился совершенно неприлично.
— Нори!
— Ни… Ничего себе! — завопил Зак, бросаясь ко мне. — Ну ты даешь! Обал…
Зен пихнул его в бок и сказал:
— Потрясающе выглядишь.
На мой взгляд, они тоже выглядели отлично. Даром что парадный мундир сидел на них не лучше, чем повседневный, а отросшие вихры, хоть и носили следы укладки, снова взъерошились на ветру. Оба сияли, как начищенные медяки, и это бесшабашное веселье удивительно шло им.
— Представь нас своей подруге, — попросил Зен.
47
Ох… как же сделать все правильно и не ошибиться? Нет, парни-то простят, скорее всего, и вовсе не заметят моей оплошности, но не хотелось поставить в неловкое положение соседку. Она же не привыкла к тому, что приятель может закричать через всю улицу: «Эй, привет, идем к нам, хочу тебя кое с кем познакомить!»
— Оливия, позволь познакомить тебя. Закарий. — Зак поклонился, и поклон оказался неожиданно изящным. Тренировался он, что ли? — И его брат, Зенобий. — Второй близнец тоже поклонился. — Мы вместе учимся на боевом.
Я повернулась к соседке.
— Оливия, графиня Сандью. Моя соседка по комнате. Учится на целителя.
Она присела в реверансе:
— Просто Оливия.
— Тогда я Зен, а он Зак. Позвольте вас проводить.
Зен попытался было подставить мне локоть. Перехватив его взгляд, я едва заметно качнула головой. Барышня может идти под руку только с братом или старшим родственником. Зен опустил веки, дескать понял. Я сместилась так, чтобы оказаться справа от него. Бросила быстрый взгляд на Зака. То ли он внимательно наблюдал за нами и быстро сообразил, что к чему, то ли Оливия, как и я, сманеврировала так, чтобы ничего не нужно было объяснять вслух, и это у нее вышло незаметней и изящней, чем у меня.
Мы прошли весь первый этаж, свернули в коридор. У входа в зал для торжеств дежурил мужчина лет сорока во фраке.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросил он. Услышав наши имена, поставил отметки на листе, который держал, но вместо того, чтобы пропустить, спросил: — Вы танцуете?
— Да, — сказала Оливия.
Я замялась.
— Не все танцы.
— Возьмите программку и вычеркните танцы, в которых не хотите участвовать. — Он жестом указал на выстроившиеся в коридоре столы, где лежали письменные принадлежности.
Оливия, извинившись, двинулась в зал, мы с близнецами остались втроем.
Я заглянула в программу, потом в книжечку, что она мне дала, сверяя порядок танцев. Да, соседка была права. Он не менялся.
— Похоже, мы с вами не танцуем, — проворчал Зак. — Есть ли вообще смысл идти в этот зал? Пожр… поесть-попить я и в столовой могу.
Зен, оторвавшись от программки, задумчиво покачал головой.
— Я бы хотел остаться хотя бы на первую половину вечера. Посмотреть, что да как.
— Посмотреть или присмотреть? — фыркнул Зак.
Зен улыбнулся, подмигнул мне.
— И то и другое.
— Да я и сама… — возмутилась было я, но меня перебил радостный возглас Зака:
— О, кадриль! Хоть что-то!
— Это не та кадриль, к
