Мне понадобилось долгое время, чтобы прийти в себя. Я только сейчас поняла, что щеки стали мокрыми от слез, а Кристиан сорвал повязку с глаз, коснувшись губами моей кожи, сцеловывая соленые капли.
— Алира, Алира, — шептал он.
Мужчина гладил меня нежными легкими касаниями, отводя с шеи прилипшие волосы, проводя широкой ладонью вдоль позвоночника, по бедрам и ягодицам, а потом вновь вверх. Гладил, успокаивая, обещая, что все плохое осталось позади, что мы будем вместе, что тоже узнаем, каково быть счастливыми.
Я затихла, слушая его голос, такой глубокий, чувственный, завораживающий, прикрыла глаза, ощущая легкую дрожь в груди, расслабленно устроившись поверх него, прижавшись щекой к теплой коже, и не хотела уходить, не хотела никуда возвращаться, просто навсегда остаться в этом мгновении, слушая стук его сердца. Мой любимый, мой самый любимый мужчина на свете!
Спустя некоторое время мы наконец смогли сесть, устроившись поверх его плаща. Кристиан закутал меня и прижал к себе, усадив на колени.
— Алира, — прошептал он в макушку, — ты останешься со мной?
— Все еще думаешь, что захочу быть свободной? Я ведь совсем не могу без тебя. Ты всегда притягивал меня, с самой первой встречи, когда спас на дороге маленькую девочку. Может, ты не помнишь уже, как тогда бросился под копыта лошади, а потом еще дал мне монеток, чтобы больше не выскакивала на дорогу.
Его рука слегка дрогнула, а мужчина прошептал:
— Помню.
Мне вдруг сделалось так сладко на сердце, что я прижалась еще крепче, коснулась лбом его шеи, закрыла глаза, ощущая на лице теплое дыхание, чувствуя, как его руки обхватили меня за плечи, крепко сжав их.
— Хочешь узнать обо мне, моей семье? — тихо спросил он.
— Очень хочу, Кристиан. Все, что касается твоей жизни — важно для меня. Я хочу лучше понять тебя, ведь до последнего мгновения полагала, что это невозможно.
— Слушай, — улыбнулся он и приступил к рассказу. — Дядя познакомил нас с Лидией, когда мне исполнилось двадцать пять. Она была племянницей его хорошего друга. Он позже признался мне, что с первого взгляда понял, как мы подходим друг другу. Бенедикт оказался прав. До нее мне нравились другие женщины, но чтобы так полно чувствовать друг друга, понимать с полуслова, мыслить схоже — такого никогда не было. Она была красива особой хрупкой и нежной красотой и невероятно чиста, как может быть чиста только юная неискушенная девушка. Всего через четыре месяца после знакомства я сделал ей предложение. Уже позже Лидия рассказала, что влюбилась в меня с первого взгляда, и для нее не было большего счастья, чем выйти за меня замуж. Наш брак был очень счастливым, он продлился два чудесных года. Лидия забеременела, мы ждали появления на свет сына, когда дядя вызвал в столицу.
В этом месте Кристиан прервался, пальцы его крепче сжались на моих плечах.
— Ты знаешь о происшествии на площади и конечно слышала, что я потерял там свою семью, но даже представить не можешь, что я ощутил тогда, увидев лишь пепел вместо жены, брата и нерождённого, столь желанного малыша. Алира! Я столько времени видел в кошмарах тот день, столько лет этот ужасный горячий пепел преследовал меня в темных мучительных снах, а потом эти сны сменились еще более тягостными — я стал видеть тебя.
Я слушала, затаив дыхание, боясь даже пошевелиться.
— Я ненавидел тебя, действительно ненавидел за то, что желал тело ведьмы, тело порочной сущности, той, что может убивать людей, той, что способна обращать самых дорогих и любимых в пепел. Я ненавидел, пока не узнал тебя ближе.
Он помолчал, потом продолжил, словно через силу произнося слова:
— Говорят, нельзя сильно любить дважды. И это правда. Лидия была бесконечно дорога мне, а она безгранично любила меня, была моей опорой, радостью, тихой гаванью. Я ощутил себя едва ли не предателем, когда понял, что люблю тебя намного сильнее. Те чувства были подобны теплым солнечным лучам, согревающим своим теплом. А ты, Алира, стала наваждением, проклятием, любовью, что сжигает сердце, выжигает дотла душу! Я не знал, что чувства могут быть столь сладкими и горькими одновременно, а любовь причинять такую боль. Я столько лет ненавидел ведьм, что это стало частью меня. Как же я старался изгнать тебя из своей головы, каких усилий стоило не думать о тебе каждую минуту. Я ненавидел, желал, любил безумно и страстно. С тобой я понял, что любовь — это огонь, пожирающий изнутри, это жажда, ненасытная жажда, когда тебе всегда мало того, что получаешь. Ты — это всё, как воздух, как вода. Ты — загадка, тайна, дитя природы, колдунья, искусительница и просто молоденькая девушка. Твое тело сводит с ума, стоит лишь коснуться тебя — и ты вспыхиваешь, загораешься от страсти, и влечение становится необоримым. Сначала я думал, что ты — воплощение тьмы, как и остальные ведьмы, потом, в мгновения наших редких встреч я решил, что ты — само сосредоточие света, и дух твой чист как у ребенка. А после, в тот день, когда мы победили, когда я держал тебя в своих объятиях, прислонив к тому дереву, наслаждаясь твоими стонами, я осознал, что ты — ни то ни другое, ты — мой свет и моя тьма, сочетание непередаваемых, удивительных черт в одной лишь женщине. Я желаю безраздельно владеть тобой, чтобы принадлежала лишь мне целиком. Останься со мной, Алира.
Я слушала, не раскрывая глаз, ощущая слабость в теле, не в силах удержаться на поверхности этого безумного водоворота чувств, но он ждал ответа.
— Кристиан, я согласна, я хочу быть с тобой. Я, наверное, и правда порочна и слаба, но готова остаться рядом, даже если Бенедикт вновь сосватает за тебя чью-то племянницу.
При последних словах Кристиан отстранился, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Алира.
— Да?
— Ты, кажется, не до конца поняла мое предложение, ведь я предлагаю тебе выйти за меня замуж.
Я резко выпрямилась, одаривая мужчину столь же пристальным взором, пытаясь понять, не шутит ли. Я не заметила в его глазах ни намека на веселье.
— Хочешь жениться на ведьме? — недоверчиво спросила я.
— Хочу.
— Но как же… но ведь… инквизиторы не женятся на ведьмах, на нас вообще никто не желает жениться, мы годимся только в любовницы, можем растить детей от любимых мужчин, а замужество — оно для правильных чистых созданий, которые всегда покорны мужу, исполняя его волю.
— Это твое мнение или повторяешь чьи-то слова?
— Я… я просто всегда верила в это.
— Пусть… но какое это имеет значение для меня? Я хочу, чтобы ты была моей законной женой.
— И я хочу, — сказала и прикусила губу.
Хотя бы ради него стоило сначала воззвать к здравому смыслу, напомнить про отношение членов совета, Бенедикта и еще всех тех, для кого смелый инквизитор является кумиром. А я не напомнила, я сейчас вообще про всех забыла, глядя в синие глаза, освещенные искорками нежности подобно драгоценному камню, в гранях которого преломляется солнечный свет. Смотрела и забыла вновь, как дышать.
