Мужчины ухмыльнулись.
— Не хочешь спать, тогда вставай в стражу, вместо простых воинов, — сказал феран и Милена услышала удаляющиеся шаги.
Краем глаза она видела, что Шерга у костра уже не было — ушёл. Роар осторожно поднял её на ноги.
— Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся,
И сердце девичье забьётся
С восторгом чувств — не для меня…
До них донесся низкий, грудной голос Хэлы.
Она запела песню, которую Милена кажется слышала, но уверена не была.
Слова долетали, но было понятно, что чёрная ведьма достаточно далеко от них. И девушка удивилась, что феран видел чёрную ведьму.
Милена уставилась, как она думала, в сторону доносившейся песни, но увидеть ничего и никого не смогла. Лес уже погрузился в сумерки, потому что второе светило почти зашло. Деревья вокруг стали устрашающими, даже зловещими, и девушка никогда не стала бы вот так сидеть где-то совсем одна, ну или даже с харагами, потому что скорее всего те были сейчас с Хэлой.
— Не для меня сады цветут,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Роар повёл Милену к серым, которые, как оказалось, были совсем рядом. Они сидели, жались друг к дружке, некоторые грели руки в костре. Митар передал белую ведьму в чьи-то тёплые руки — это была Грета. Лицо её было сейчас совсем бледным, задорный румянец сошёл с щёк, а отблески огня в костре делали её какой-то мертвенно уставшей и напуганной.
— Не для меня журчат ручьи,
Бегут алмазными струями,
Там дева с чёрными бровями,
Она растет не для меня.
— Ты знаешь эту песню? — спросила Донна у Милы.
— Честно, не очень понимаю, — призналась та. — Словно знакома. На казачью похожа.
— Попробуйте поспать, — сказал всем Роар. — Хотя знаю, что это будет нелегко.
— А Хэла там будет? — испуганно спросила Сола.
— Не знаю, как она решит, но не переживай, мы приглядываем за ней и с той стороны тоже есть стражники, — улыбнулся девочке митар, на что та слегка кивнула, вроде успокаиваясь.
— А для меня кусок свинца,
Он в тело белое вопьётся,
И слезы горькие прольются.
Такая жизнь, брат, ждёт меня.
Хэла закончила петь и настала вот эта тишина, когда все погружены в себя и свои мысли.
— Как отпела их всех, — отозвалась Маржи.
— Отпела? — спросила Анья.
— Да, у меня в мире по мёртвым поют, — ответила та. — Есть песня, мотив одинаковый во всех полстях моей родны, только в зависимости от самой полсти отличаются иногда слова. И когда умирает кто — поют эту песню. Обычно просят таких, как я.
— Таких, как ты? — нахмурилась Анья.
— Ну, храмовых, — пояснила Маржи и девочка понятливо кивнула.
— Мне так жаль Хэлу, а домашние тётки её обвиняют, что она не спасла Найту, — сказала тихо Сола.
— Я думаю, что если бы могла спасти, то спасла бы, — кивнула Оань.
— А теперь все боятся будут, страх как… — вздохнула Куна
— Хорошо хоть не видели огонь… — отозвалась Лорана.
— Вы видели огонь? — встрепенулась Милена.
— Видели, — кинула та.
— Не все, — буркнула Анья. — Я не видела.
— И я тоже не умею, — покачала головой Оань.
— И Томика не видела, — ответила Куна. — А я вот вижу. И то не всегда, а вот так чтобы снаружи, вообще впервые.
— В смысле? Ты видишь огонь внутри? — нахмурилась белая ведьма.
— А ты нет?
Мила отрицательно покачала головой.
— Воо, видно тепла ты нам в ближайшее время так и не сделаешь, — покачала головой Куна.
— Не переживай, — погладила спину Милены Грета. — Если снаружи увидела, то уже очень хорошо. Потихоньку всё.
Милена шмыгнула носом и уткнулась в плечо серой.
— Давайте попробуем лечь спать? — вздохнула Карлина. — Завтра скорее всего встанем до рассвета.
Глава 24
Хэла могла бы назвать это внутренним параличом. Когда-то давно с ней уже такое было. Было… страшное, мерзкое — пусто, яростно, зло, окуная в безумие.
И Хэла действительно была удивлена, что такого с ней здесь не случилось ни разу. Даже когда попала только в эту их белую комнату.
Ей казалось, что она была готова ко всему. Но кажется она снова вляпалась и как бы не старалась научится быть независимой, но вот тянуло к мужчине, без которого не было кажется жизни. Не опять, а снова.
Но, в сравнении с болезненным прошлым, в этот раз прям так скручивало, что сейчас Хэла поняла, что если всё кончится, то надо будет уходить, схватить себя и бежать, потому что она не сдюжит с собой…
Всё это было невыносимо.
А эта злость. Неконтролируемая и беспощадная. Как же было страшно снова столкнуться с ней лицом к лицу. Нет ничего ужаснее безумия, психоза, когда контроль, понимание, реальность уходят, оставляя тебя наедине с каким-то жутким чудовищем, способным только на разрушение. И хорошо, если это разрушение тебя самого, но хуже когда кого-то… она не могла бы простить опасность внутри себя для окружающих людей.
Хэла была счастлива, что сейчас ей, несмотря ни на что, удалось удержаться. Она смотрела в лицо Рэтара и знала, что он не осудит, ему не будет страшно… ему нет — Хэла может потушить внутренние огни целой армии, а он всё равно обнимет её, всё равно подарит тепло своих рук.
Потому что он был таким вот хищником… чудовищем, таким, каким она всегда боялась быть, таким, которое жило и у неё внутри, но она не хотела смотреть ему в лицо. А Рэтар смотрел в лицо своему, он даже не боялся его отпустить… это Хэлу в нём восхищало, но с другой стороны — в этом мире всё было просто. А у неё в мире? Но что об этом теперь?
Сидя в тишине ночного тёмного жуткого леса, женщина чувствовала себя невероятно прекрасно. Это было так… боги… дико до одурения, какой-то эйфории…
Ещё на кострах, перед тем, как Хэла увидела тени и закрутился вокруг танец смерти, перед ней возник образ Ллойда. Он сидел по другую сторону костра, словно живой. Улыбался.
Внутренности скрутило — сколько она вообще не вспоминала, как он выглядел?
“Хочешь, я заберу тебя, детка? Нет? Важно быть живой, тогда пусти внутрь тени. Пусти… Иначе они тебя поглотят, детка, и я заберу тебя к себе”, — проговорил он шёпотом, но почему-то голосом Джокера, и это с ней говорило её личное безумие, потому что Ллойд стал отправной точкой осознания бесконечности одиночества и обречённости в той жизни, которая теперь казалась далёкой и нереальной. А Джокер? Илья… больнее быть уже не могло. Он невольно сделал сначала самой живой, а потом…
И Хэла пустила внутрь тени. Пропустила их через себя.
Убила, забрала чужие жизни… и стало так хорошо. Боги, как же хорошо.
Призрак Ллойда с голосом Юхи, или может голос Вселенной в образе любимых людей, а может это была её личная поисковая система? Или всё вместе?
Они были правы!
И это пугало до жути! И хотелось выть, потому что ничего не доставляло столько удовольствия, как эти смерти.
Если потерять разум, то будешь убивать направо и налево, потому что это так охрененно — вот она истинная чёрная сила ведьмы.
Никакое спасение жизни не доставляло Хэле столько радости. Дар жизни наоборот делал её слабой, немощной, словно она свою отдавала, спасая другие. А здесь!
— Хэла? — это был Брок.
Парнишка был смущённым, осторожным, и злое в ней сейчас зашипело: “Он боится, боится тебя, как все… теперь все будут такими с тобой! Теперь уже не спишешь на то, что была поражена смерти девочки, не спишешь на шок, аффект и прочую херь, нет! Этих ты убила хладнокровно, без угрызений совести и всякой моральной хероты! Но платить придётся вот этим аккуратным дрожащим осторожным тоном… Ты для всех стала тем, кем и должна быть! Больше никаких вопросов о твоей сущности. Только страх. Животный страх. Парализующий.”
Хэла зло ухмыльнулась про себя.
— Хэла, может пойдём к костру, ко всем? — предложил юноша. — Не надо здесь сидеть одной? Это опасно…
— Очень смешно, мальчик! — ехидно отозвалась ведьма. — Хорошая попытка — засчитано! Но не надо, хорошо? Ничего со мной не случится. Я и мертвецы, мои мертвецы будут меня хранить…
