При воспоминаниях о Кэме чувство в груди зашевелилось другое, не вафельного, а мягкого махрового полотенца, которое не скребло, а обволакивало пушистым облачком. Девушка поняла, как сильно соскучилась по милому, доброму и отважному парню.
Лариса остановилась перед спущенной роботами на пол открытой коробкой, где лежала модель корабля и заглянула в нее. Это был тот самый парусник “Мечта”, который она рассчитывала увидеть, но выглядел он так, словно подвергся пиратскому нападению: мачта в двух местах переломлена, серые от пыли паруса разорваны и скомканы, от палубы отлетело несколько тонких дощечек, статуя Ники на корме напоминала Венеру Милосскую, с тем добавлением, что у нее были отломаны не только руки, но и крылья, зато сохранилась кудрявая голова, поднятая навстречу мифическим ветрам. Под разбитым совсем не в морском бою фрегатом покоились сдувшиеся мячики марсианских брелков, бронзовая подставка для карандашей, шариковая ручка, настенный календарь с фотографией букета роз, блестящие фантики и обертка от пастилы в шоколаде, коллекционная почтовая марка, треснувший белый бокал, стеклянные осколки и рваное свидетельство о награждении премией за вклад в науку.
Лариса сдавила челюсти, проглатывая слюну. Некоторые из знакомых вещей можно было подклеить, отремонтировать, но ей нельзя было впускать в себя память вещей, магнитом затаскивавшую в темноту картонного саркофага.
— Уничтожьте содержимое этого контейнера. — нервно приказала Лариса роботам.
— Вы действительно уверены в том, что вещи следует уничтожить, госпожа? — переспросил выехавший из-за колонны Бим Бом.
— Да, я абсолютно уверена. Выполняй приказ и больше не переспрашивай, — сердито шикнула девушка.
— Я обязан уточнить, на случай, если вы измените решение, — проскрипел Бим Бом, осторожно подъезжая, — Важные дела требуют рассудительности.
Он полуприсел, сложив клешни и склонив голову.
— Я не изменю решение, — Лариса начала понемногу оттаивать.
Робот, замерший в позе тибетского мыслителя, смотрелся забавно и трогательно.
— А господину Эйнару не понадобятся данные предметы?
— Нет, они ему не нужны, как и мне.
— Точно, не нужны?
— Точно.
— Тогда я их унесу.
— Уноси быстрее.
— Насколько быстро? Задайте нужную скорость.
— Скорость на твой выбор.
— Выбирать должны вы, а не я.
— Я не умею выбирать ничего и никого! — вспылила Лариса. Она схватилась за голову и приподняла пальцами волосы.
— Не понимаю вас, — развел клешнями Бим Бом.
— Тебе и не нужно понимать.
— Так какое действие я должен выполнить?
Разъяренная Лариса подняла громоздкую коробку и водрузила ее на голову Бим Бома со словами:
— Выбросить это в мусоропровод.
— Будет исполнено, госпожа.
Робот ухватил коробку клешней и потащил к лестнице.
Лариса подошла к полукруглому окну, вид из которого казался продолжением трехмерной панорамы. За зеленой и сочной растительностью, как ласковый южный прибой рябила лазурная волна в бассейне. Гудя, пролетали тяжелые черные жуки с панцирными крыльями и волосатым брюшком. Природа ожила, будто лето вернулось надолго.
“Ему, наверное, хорошо сейчас”, — подумала Лариса о Кэме, — Гуляет где-нибудь, наслаждаясь перемирием и хорошей погодой. Конечно, ему хорошо, если не сидит в бункере. Только бы ему ничто не угрожало. И что за него беспокоюсь? Главная опасность нейтрализована. Пора прекратить страдать из-за Кэма. Интересно, он по мне скучает? Что если он примкнул к армии повстанцев только на словах, чтобы доказать мне свое мужество?”
* * *
“Клево! Просто супер!”
Лариса прикрепила на спинку трона гирлянду красной мишуры и отошла подальше, чтобы рассмотреть красоту взглядом случайного гостя. Она осталась довольна видом и прервала вернувшиеся мысли о наряженной елке, о зимних каникулах в деревне, об исполнении песен сквозь застегнутый у самого рта овчинный тулуп. Конечно, далеко не каждый житель Земли может похвастаться тем, что для него зимние праздники порой длились дольше месяца, начинались в одной стране, а заканчивались в другой, а иногда и в третьей. Да, танцевать, взбивая рыхлый песок на маленькой улочке под стук кастаньет и бренчание расстроенной гитары с половиной струн тоже было прикольно. Жаль, что запомнилось смутно, поскольку во время маминой испанской командировки она была четырехлетней малюткой.
В том, что до зимних праздников далеко, Лариса была уверена, несмотря на потерянный счет земным дням. Но не пропадать же без дела мишуре! Она привнесла в облик мрачного трона чуточку несерьезности.
Плюхнувшись на трон, Лариса расположилась на нем боком, закинула ноги на подлокотник, перегнулась спиной через другой подлокотник, придерживаясь рукой за спинку, чтобы случайно не разбить затылок о каменную плиту, и поболтала ногами.
“Круто! Не думаю, что кто-то когда-то вот так сидел на этом троне”.
Спустя некоторое время Лариса прогулялась по второму этажу, убедилась, что земные вещи видны в лучшем ракурсе. Эйнар правильно посоветовал ей найти себе достойное занятие: оно отвлекло от тоски.
Выйдя на лестницу в Зеленом Зале, девушка увидела нечто потрясающее.
Эйнар сидел на диване, откинувшись на мягкую спинку, и с умным видом читал книгу в темном переплете, придерживая когтями отгибающиеся пожелтевшие страницы. Похоже, книга была научного содержания. Вряд ли нелианский программист-завоеватель мог увлечься чтением любовного романа или иронического детектива. К тому же, читал он эту книгу вовсе не так, как люди читают роман: выбирал глазами несколько строчек, просматривал их, и, не опуская книги, поднимал взгляд, несколько мгновений смотрел в одну точку, анализируя прочитанное и что-то додумывая. Во время мыслительного процесса свет его глаз несколько затухал и, как почудилось девушке, появлялся в них некий проблеск гениальности.
Погруженный в книгу Эйнар не был похож ни на студента в библиотеке, судорожно “проглатывающего” страницы учебника накануне экзамена, ни на служащего, коротающего время за чтением приключенческого фэнтези в метро. Он напоминал молодого ученого, недавно защитившего первую диссертацию на сложную тему типа “Концептуальные основы субмолекулярных притяжений туманных сгустков” и был настолько красив в непривычном образе, что Лариса не могла перестать так пристально на него смотреть, а про контроль над эмоциями и вовсе позабыла. Туго стянутый “хвостик” волос усиливал сходство с молодым ученым, но кожаный наряд несколько странно смотрелся, как и вычурные парадные сапоги. Деловой костюм и ботинки подошли бы лучше.
За время наблюдения Ларисы за ним, Эйнар на нее не взглянул. Он был настолько увлечен изучением неизвестных доктрин, что ни разу не поднял взгляда. Девушка занервничала. Она собралась спуститься на этаж и узнать, что написано в книге, посмотреть хотя бы мельком. Для этого в ее резерве было два способа, которыми она в совершенстве овладела за время поездок в метро. Оба они считались всеми, кроме нее самой, вредной привычкой. Первый способ — читать через плечо, отпал сразу. Нельзя подходить к нелианцу со спины, не получив на то особого разрешения, которым Эйнар ее пока не осчастливил. Для второго способа — чтения через руку, надо было сесть рядом, но девушка опасалась приставаний. Третий способ, ни разу не испробованный, предполагал, проходя мимо, как бы случайно заглянуть на одну из открытых страниц.
Так она и поступила. Прошла, изогнув шею, глянула на пару строк между большим и указательным пальцами Эйнара. Словно разъяренные бездомные кошки бросились ей в глаза латинские буквы и арабские цифры сложной формулы, выведенные каллиграфическим, до боли знакомым почерком отца.
Лариса едва не вскрикнула, отшатнулась, поднесла руку к губам, но не приложила к ним. Оседлав скакунов энергетических всплесков, опустила руку, отошла. Девушка не решилась выйти в сад, хотя до двери оставалось несколько шагов. Внутри нее все онемело.
Лариса сжалась. Она не выпускала энергетической волны, но отголосок сильного импульса встрепенулся крылом мотылька. Эйнар оторвал взор от страниц блокнота, исподлобья посмотрел на нее. Его взгляд был мутным, не полностью осмысленным. Нелианец пребывал в пространстве формул и не спешил откуда перенестись в мир живых объектов. Лариса пронзила его исполненным ярости взглядом и выскочила на улицу. Эйнар не захотел тратить время на раздумья о причинах возникновения резкой волны, списал внезапную злобу подруги на то, что занял ее любимый диван.
