Внешние стены дворца толще, а значит, хуже пропускают энергетические всплески. Но расслабляться запрещено
Лариса сдерживала эмоции, скручивала их морскими узлами, но пронырливые, словно корабельные крысы, мыслишки выбирались из самых надежных пут.
Она не понимала, зачем Эйнару понадобилось изучать научный труд ее отца, тем более, почему он занялся этим изучением не сразу после гибели земного профессора.
“Возможно, он давно почитывает на досуге папины блокноты, содержащие некие научные открытия. Но почему они его заинтересовали? И что конкретно в них ищет? Если бы Эйнар изначально знал о проводимых выдающимся земным ученым исследованиях, он бы его не убил. Нет смысла в уничтожении источника ценной информации. Или сначала вытащил бы информацию из головы человека, а потом убил его.
Выходит, Эйнар сначала съел моего папу, а потом заинтересовался его научными разработками. Но зачем? Что он ищет в них? А хуже всего, что космическое чудище, что-то в них понимает, иначе бы не стал читать, а я, родная дочь, наследница колоссальных научных трудов, ничегошеньки не понимаю, ни одной формулы разобрать не могу. Как стыдно! Позор!”
Лариса шмыгнула носом. Вот если бы отец писал иронические детективы, она была бы главной поклонницей его творчества. А так, поскольку она не захотела продолжать семейную ученую династию, то и в его тома не заглядывала со времен игры в формулы в далеком детстве.
Жаль, теперь нельзя ничего изменить. Прости меня, папочка…
Страшно представить, что она почти поверила убийце, почти полюбила его.
Снова отвлечься. Уйти от себя.
Вспомнить красивую романтичную песню.
Главное, не ронять слез.
Роботы подготовили марсианский корабль к полету на космическую станцию содружества. Эйнар скоро улетит на несколько дней. Она останется одна во дворце и, возможно ей удастся проникнуть в пункт межпланетной связи.
Лариса не догадывалась о том, что Эйнар мало что понимал в записях ее отца. Научные труды профессора не были рассчитаны не только на инопланетного, но и на земного читателя. Григорий писал исключительно для себя. Он применял помимо общепринятых в земной научной среде условных обозначений произвольные, только ему понятные сокращения слов, пояснения к которым либо изначально отсутствовали, либо были приведены в ранних черновиках, оставшихся на Земле пылиться в книжном шкафу. Григорий не надеялся создать на основе черновых заметок сенсационный научный труд, достойный публикации и общественного признания. Не мечтал о Нобелевской премии в минуты творческого подъема, когда за одним кажущимся еще недавно невозможным открытием следовало другое, еще более фантастическое, а чужие населенные планеты и искусственные симбионты становились ближе, когда он стоял на пороге разгадки великих тайн бесконечной вселенной. Исследования Григория были секретными для всех. Он откладывал их публикацию на неопределенный срок: ведь некоторые из них могли в корне изменить человеческое мировоззрение, а профессор не мог позволить себе нарушить клятву, данную самому Председателю Гусенице о том, что каждая цивилизация должна развиваться естественным путем и потому во благо человечества все переданные тестем и тещей знания о галактике Радуга Жизни должны остаться семейной тайной.
Из-за изобилия в текстовых записях и строках формул произвольных сокращений, на каждой странице Эйнара поджидали неразрешимые головоломки, несравнимые по сложности с загадками велянских мудрецов. Проводя время в безуспешных попытках расшифровать странные знаки на полях пропахших чернилами страниц как самим Григорием, так и его неизвестным помощником, под которым подозревался Веник, молодой нелианец осознал, что недооценил интеллектуальные способности жителей Млечного Пути. Особенно его удивляли странные символы, начерченные Григорием и его маленькой дочкой во время игры в формулы, когда они по очереди зашифровывали в виде ребусов фразы и разгадывали их, составляя фразу: “Купи колбасы к ужину” или “Достань игрушечную лису из коробки”.
Кляксу с завитками, поставленную Григорием в процессе расписывания новой шариковой ручки, Эйнар принял сперва за ритуальный знак вечного движения расы реликтовых древесных тепенилов, потом он почти разглядел в ней кольчатую структуру рассеянной туманности планеты Фытеделы. После, исчерпав возможности информационных ресурсов ремаса, задействованного для сверки загадочного символа со всеми похожими знаками, используемыми в научных источниках ближайшей части вселенной, он обратился к собственной логике.
Но и ресурсов нелианского мозга оказалось недостаточно для разгадки тайного знака. Чем больше возникало предположений, несовместимых вплоть до полной противоположности, тем сильнее он запутывался. Поскольку наука требует точных, а не приблизительных формулировок, абсолютная неуязвимость вместе с полным контролем над марсианским кораблем оставались недостижимыми. Доведенному до состояния застопорившейся пустоты мыслей Эйнару пришлось признать превосходство интеллекта землянина над его гениальным разумом. Это далось ему нелегко и повергло в настоящее отчаяние.
Лариса так и не узнала, гуляя в саду наедине с припрятанными “на потом» эмоциями, что в миг, когда она наклонилась понюхать раскрывающуюся трубочку цветка лианы, Эйнар в очередной раз пожалел о том, что убил ее отца.
ГЛАВА 56. Кошмар
Кэм
Отраженные огненные лучи Мокрокуса, проникая в окно спальни правителя, создали в союзе с покачивающимися ветками бекимуса игру света и тени. Они то выхватывали из тьмы, то стыдливо прикрывали слившиеся тела любовников. Узор черных ветвей становился продолжением орнамента драгоценного беллибиаского шелка, покрывающего ложе. Мокрокус пугливо смещался к забору, гасил пламя и забирал ночь в темное убежище, спасая ее от крадущейся утренней зари.
— Люблю тебя! Люблю! — Мокрокус осветил тело женщины, которая, завалившись на спину, ловила воздух ртом. Крохотный разведчик тлин показал ее лицо. Это было лицо Ларисы.
Отдышавшись, она игриво подобралась к Эйнару, заползла ему на грудь, ткнулась носом в шею:
— Хочу всегда быть рядом с тобой.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал Эйнар, прикрывая от удовольствия светящиеся в темноте глаза.
Как только Лариса приподнялась, он лизнул ее нос жестким шершавым языком, едва не сняв с него кожу, а она в ответ прикусила кончик его уха, придерживая тонкими пальцами его взлохмаченные волосы, поблескивающие каплями ролития.
— Наверное, во всей вселенной нет никого, счастливее нас, — Лариса потянулась к его губам для поцелуя.
Они долго целовались, обнимая друг друга, после чего Эйнар прислонился затылком к стене и протянул полушепотом:
— Насчет вселенной утверждать не стану, а на планете Вела — определенно нет ни одного существа, которое может быть счастливее, чем мы. Скоро такого существа не найдется и во всей галактике.
— С нетерпением жду, когда ты завоюешь галактику, любимый. Надеюсь, ты позволишь мне распоряжаться хотя бы одной малюсенькой планеткой. У меня готов план мучительных экспериментов, которые я буду проводить над местным населением. Источником идей для моего плана послужил журнал: “Гламурная жизнь”. Мой любимый журнал. Ты читал его? — Лариса взвизгнула.
— Нет, — ответил Эйнар, поглаживая ее спину.
— Я в этом не сомневалась, потому что ты у меня не продвинутое, современное и вообще, дикое существо. Только не обижайся, ладно? — она щелкнула его по горбинке носа.
— Будь я обидчивым, догадываешься, что произошло бы с тобой, пришелица с Земли.
— Конечно, догадываюсь. Только не надо пугать меня, чудо лохматое. Я тебя не боюсь.
— Ты в этом уверена? — Эйнар показал зубы.
— На все сто! — Лариса стукнула ногтем по его зубам и, обняв его за шею, плотнее прильнула к нему. — Обожаю тебя. Только я не въезжаю, что за заморочки с галактикой? Почему она до сих пор не завоевана?
— Сперва нужно уничтожить велянское сопротивление. Но поскольку ты попросила меня не использовать оружие “Марии Громовой”, ситуация осложнилась.
