Все Избранные тоже собрались здесь. Все до единой, в том числе Амалия.
И Ривендж стоял возле двери в клинику.
айЭм закрыл глаза. Он поверить не мог, что все они пришли сюда.
Пока он шагал вперед, собравшиеся обнимали его, протягивая к нему руки, сжимали его плечи. Он сделал все возможное, чтобы поблагодарить их и ответить каждому, но закружилась голова. Когда он добрался до Рива, тот только покачал головой.
— Что случилось?
— Случился приступ, ну или как еще это можно назвать, минут двадцать назад. Они работают с ней. Он спрашивал о тебе.
Аметистовые глаза блеснули красным.
айЭм дал себе минуту, чтобы собраться с силами, но сколько он уже пропустил? Одному Богу известно, что там происходило, и был только один способ узнать.
Толкнув дверь, он шагнул внутрь и застыл на месте. Селена снова была на столе, но видеть ее в таком скрученном состоянии было подобно удару в сердце.
Трэз стоял у ее изголовья, глядя ей в глаза. Его губы двигались, голос звучал мягко на фоне пиликанья медицинского оборудования, проводов, труб и манжет. Ее одежды были разрезаны, а тело покрывала тонкая белая простыня.
Кивнув Элене, Джейн и Мэнни, айЭм подошел ближе и присел на корточки. Трэз дернулся, а затем посмотрел вокруг, словно забыл, что кто-то еще кроме него был в комнате.
— Ты здесь, — сказал мужчина.
— Да, я здесь.
Трэз повернулся к Селене.
— Посмотри, кто здесь, это айЭм.
Его обычно сильный голос был надорванным и хриплым, словно пропущенный через синтезатор.
— Селена, привет, — прошептал айЭм.
Когда ее взгляд скользнул на него, он заставил себя улыбнуться, хотя испытывал только горе и страх. Она была в ужасе. В абсолютном ужасе.
Еще бы.
Трэз начал снова что-то ей шептать, и айЭм взглянул на Мэнни, вопросительно приподняв бровь. Врач медленно покачал головой.
Дерьмо.
Трэз ждал чуда.
В течение следующих шести-восьми часов он ждал, молился, разговаривал с Селеной, пока не охрип. Он даже накрыл возлюбленную своей энергией и не один раз, а дважды. Но она так и осталась там, где была, в ловушке собственного застывшего тела, жизнь медленно покидала ее… глаза время от времени закрывались.
Чтобы распахнуться от редкого судорожного вздоха сквозь бледнеющие губы.
Позже, он будет вспоминать мгновение, когда они достигли точки невозврата.
Это произошло, когда медицинский персонал выключил тревожные сигналы медоборудования, которые раньше срабатывали постоянно, а теперь начали затихать.
— Что… — его голос надломился, и он откашлялся. — Снова на рентген?
Джейн подошла к нему и спокойно сказала:
— Трэз, я думаю, нам надо поговорить.
Мэнни кивнул.
— Наверное, лучше в коридоре.
— Нет, я ее не оставлю. — Он погладил волосы возлюбленной и вздохнул с облегчением, когда ее взгляд остановился на его лице. — Я не оставлю тебя, моя королева.
айЭм наклонился и прошептал ему в ухо:
— Ты хочешь, чтобы они поговорили со мной?
Трэз ответил не сразу. Он не хотел слышать то, что они собираются сказать. Даже если в глубине души он знал… он знал, что на этот раз уже ничего не изменишь… он не хотел, чтобы эти слова прозвучали вслух.
Но страдания и страх, охватившие ее, отражались и на нем.
— Да, — произнес он мягко. — Спасибо.
Все они, в том числе и Элена, вышли в соседнюю комнату.
Внезапно Трэз осознал, что он и Селена остались наедине. Склонившись над ней, он погладил ее волосы и прижался к ее рту губами.
Черт, ее губы были такими холодными.
Он хотел закрыть глаза, но страшно боялся что-то упустить. Вместо этого, он позволил сердцу сделать пару ударов.
Я хочу быть свободной. Самое страшное для меня, это оказаться в заточении собственного тела.
— Селена, — сказал он голосом, ломким как лед. — Селена, ты можешь сосредоточиться на мне? Ты слышишь меня?
Она моргнула два раза, что по обговоренному ими коду означало «да».
— Мне нужно знать… — Он с трудом сглотнул. — Мне нужно знать, хочешь ли ты уйти… ты хочешь уйти?
В ответ ее глаза… ее великолепные голубые глаза… наполнились слезами, и он тоже заплакал. Испытывая глубочайшую боль, он протянул руку и вытер ладонью влагу с ее переносицы и щек. Свои же слезы он вытирать не стал.
— Моя королева, пришло ли время тебе уйти? Скажи мне, если да.
Она не отводила взгляд.
Затем моргнула один раз. А потом… еще один.
О, Господи.
— Я правильно понял тебя? — спросил он. — Ты хочешь… чтобы все это закончилось?
Они оба плакали сейчас. И Селене не надо было снова моргать, чтобы ответить, потому что он знал и сердцем, и душой, что она хотела, и все же он ждал еще одного сигнала. Настал один из тех моментов, когда он должен был убедиться, что все понял правильно.
Или он никогда не сможет с этим жить.
— Время пришло, да? — прошептал он.
Она моргнула один раз. А потом… еще один.
Теперь он смог закрыть глаза, чувствуя, как покачнулось его тело, словно на плечи упал огромный вес, неподъемный и несбалансированный.
Когда он открыл глаза, айЭм и врачи были в комнате. Один взгляд на застывшее лицо брата, и он знал, что все, сказанное в соседней комнате не отличалось оптимизмом.
айЭм подошел ближе и осторожно улыбнулся Селене — за что Трэз был ему благодарен. Затем он наклонился и прошептал:
— Больше ничего нельзя сделать. Противовоспалительные не работают, и последний рентген выявил изменения, которых не было при первом приступе. Суставы — или что там должно быть на их месте — на снимках ярко белые, с плотностью как у металла. Такого раньше не было. Ее жизненные показатели плохи, и становятся еще хуже, хотя мы вкололи все необходимое, чтобы помочь ее легким и сердцу работать. Они считают что… это конец.
Трэз кивнул, а затем на какой-то момент наклонился к лицу Селены.
— Она готова уйти, — выдавил он. — Она сказала мне об этом. Есть… что-то… что мы можем…
Мэнни переступил с ноги на ногу.
— Мы можем ей в этом помочь. Если она уверена.
— Она уверена.
айЭм снова наклонился близко и прошептал что-то еще.
Трэз глубоко вздохнул.
— Селена, ты хочешь увидеться с сестрами? С Фьюри? С Директрикс? Они все здесь. Они ждут в коридоре.
В ответ она закрыла глаза. Один раз. И держала их закрытыми, пока его не стала накрывать паника.
Но она снова открыла глаза. Она все еще была с ним.
Слезы текли все быстрее, и ему хотелось сосредоточиться еще сильнее, чтобы попытаться проникнуть в ее сознание, но он не мог. Он был, как выжатый лимон, и слишком эмоционален, убит горем. И он каким-то образом все равно понимал, чего она хочет, так или иначе.
— Ты не хочешь, чтобы они видели тебя в таком состоянии.
Моргнула.
— Ты любишь их и хочешь, чтобы они знали, что ты будешь по ним скучать.
Моргнула два раза.
— Ты хочешь, чтобы я попрощался с ними от твоего имени.
Два раза.
— Хорошо, моя королева.
Затем последовала странная пауза.
Позже, когда он c одержимостью будет вспоминать, что произошло в это мгновение, каждый час, каждый нюанс трагедии, произошедшей в комнате… кто находился в ней, каждое изменение на ее лице и каждое слово, что он сказал… он останавливался на этом самом моменте. Он словно смотрел в дуло пистолета перед выстрелом в упор.
— Я люблю тебя, — сказал Трэз. — И всегда буду.
Он нежно погладил ее лицо, молясь, чтобы она могла чувствовать его прикосновения. Он не знал, так это или нет, ее кожа становилась тревожного серого тяжелого цвета.
Поменяв руку, и теперь держа ее правой, левой он похлопал в воздухе, словно ища…
айЭм, как всегда, был рядом, он с силой схватил его ладонь, поддерживая его.
Он не собирался делать это без поддержки родного брата.
— Хорошо, — произнес Трэз, — Мы готовы.
Мэнни подошел к капельнице, держа в руке шприц с какой-то жидкостью.
— Сначала инъекция седативного препарата.
Трэз подался вперед на стуле, который кто-то подвинул ему. Наклонившись близко-близко к ее уху, он сказал:
— Я буду любить тебя вечно…
Он повторял слова, пока не сбился со счета. Он просто хотел, чтобы это было последнее, что она услышит.
— Последняя инъекция, — сказал кто-то. Может быть, это был Мэнни, а может быть, кто-то другой.
Трэз зашептал все быстрее и быстрее. И быстрее.
— Я буду любить тебя вечно любитьтебявечновечновечно…
Мгновенье спустя, он замолчал.
Не понял, когда точно.
Но ее уже не было.
Откинувшись на спинку стула, он смотрел в ее все еще открытые глаза. Такие же красивые, как всегда… вот только жизни в них уже не было.
Та волшебная искра, которая когда-то горела в них, погасла навсегда.
И ее душа, оставшаяся без жизнеспособного приюта, покинула ее.
