Невеста Карателя, или Краденная Весна
Пролог
Оружейная лавка покойного Дейла Радонира Старшего, всего — то несколькими днями ранее перешедшая в полную собственность его единственного сына Николаса, была вовсе небольшой.
Здание, сложенное из серых плит "лавного камня" или "туфняка", снаружи выглядело совсем непрезентабельно. Мимопроходящему зеваке, не посвященному в истинное назначение строения, могло показаться оно просто даже каким нибудь амбаром или складом. Тем более сейчас, когда старая вывеска была временно снята, а новая ещё не готова.
— Шевелись, Амель, — велел счастливый обладатель наследства младшей сестре — Заканчивай уборку. Поторопи прислугу! Дело к ночи. Надо бы передохнуть! Сегодня мы итак сделали достаточно для одного дня.
Стянув платок с головы и подняв руки, девушка ловко и быстро выдернула из волос длинные деревянные шпильки. Освободив туго уложенные белые косы, облегченно выдохнула и слегка, по кошачьи, прищурила глаза.
— Полно ещё работы, — попробовала возразить — Ник, весь прилавок оказался залит маслом! Мы пробовали оттереть с Розой, а ничего... не вышло ничего. И в оружейнице остался бардак.
— Да уж, наш с тобой папаша был ещё тем засранцем, — пробурчал Николас, хрустнув пальцами — Засранцем, пьяницей и паразитом! Как он не просрал и эту лавку, карацит его раздери?! Две других ушли за долги, уберечь бы эту...
Поспешно выбросив ядовитую тираду, как горстку острых шпилек, прикусил язык, да поздно спохватился...
— Долги? — вскинула голову Амелла, округлив глаза и рассыпав по плечам белоснежные пряди, блестящие в тускнеющих уже лучах уходящего на покой Остара — Ник, он ничего не говорил о...
— Тебе — нет, — отрезал брат, грубо разминая в пальцах самокрутку — Тебя он жалел, Амелла, оттого и держал в неведении. А мне рассказал, когда начал подыхать. Ты же тогда жила в деревне, поэтому ничего и не знала. Ну вот, отец мне ровно перед смертью всё сказал, и долговые бумаги отдал.
— Ох, — девушка коротко всхлипнув, замерла — Ох, а что же теперь? Ох, Ник!
— Не охай. Часть долга уже погашена. Теми самыми лавками. На остальную часть имеется отсрочка, как я понимаю. Не выпучивай глаза. У нас ровно две зимы, чтоб раскрутить дело, и выгрести из этого дерьма. И не вздумай хныкать. Мы теперь одни, Амелла. Придется уповать только на Богов, собственную везучесть и то, что Исполнители не явятся раньше, чем...
Николас замолчал на полуслове.
Присев на низкое каменное, довольно испорченное временем, дождями и снегом ограждение, он закурил, давясь тяжелым дымом, досадой и раскаянием.
"Не стоило так ей в лоб сообщать, — кольнула в висок запоздалая мысль — Кто меня за язык тянул? Стоило молчать и дальше... Эти дела для мужчин, или уж если для женщин, так взрослых! Не для такой писюхи, как Амелла. Восемнадцать — ещё не тот возраст, когда девушке нужно вникать в... Но ладно. Может, время настало ей повзрослеть..."
— Накрывай ужин, — велел вслух — Уже совсем стемнело.
Согласно кивнув, Амелла послушно побрела к дому, находящемуся тут же, неподалеку.
Дом был таким же небольшим и невзрачным. Однако же, ладно скроенный, серел он стенами и манил освещенными окнами, даря светом тем крохотную, но всё таки надежду на чудо.
Проходя мимо распахнутых дверей лавки, девушка всё же решила прикрыть их. Слишком уж напоминали они ей раззявленные пасти страшных чудищ!
— Долги, — пробурчала, наклоняясь убрать подпорки, засунутые под низы полотен, и одновременно пытаясь забросить на спину мешающие косы — Зачем молчали — то? Ох...
...Это "ох" слилось с внезапно донесшимися со стороны ограждения звуками придушенных криков, какой — то возни и тяжелого, страшного, короткого стона.
Миг — и Амелла уже неслась на эти звуки, то ли уже стихшие, то ли всё ещё живые, повторяющиеся...
Неслась, крепко сжав в руке холодную рукоять впопыхах схваченного, первого что попалось под руку — короткого, тяжелого меча.
— Ник! — взвизгнула, раскатившись на влажной от ночи траве гладкими подошвами домашних туфель — Николас!
Не удержавшись, девушка рухнула навзничь. В траву, душно дохнувшую... кровью.
Попытавшись подняться, дернулась вверх. Но тут же, подчинившись горячей, грубой, чужой руке, опала назад, собирая силы и остатки потерявшегося от страха разума.
— Ох, какая! — возглас, жадный и восторженный, обжег слух и щёки — Красоточка!
Амелла попробовала взвизгнуть, но горячая, воняющая кровью и перчаточной кожей ладонь плотно запечатала ей рот.
— Эй, Крег! — громко шикнул злоумышленник, лица которого невозможно было разглядеть из за ночной тьмы и низко свалившегося на лицо капюшона плаща — Сюда иди! Оставь сопляка в покое, к утру сам дойдет...
Напарник, низкорослый и также замотанный в плащ, в пару прыжков оказался рядом. Быстрым движением выдрав из пальцев девушки меч, отшвырнул прочь, тут же прижав ее руку своим коленом к траве.
— Хороша, — громким шепотом подтвердил, склонившись к самому лицу Амеллы — Слушай, не то... На что нам барахло Радонира? Много за него не дадут. Берем девку! Предложим ЕМУ... он к таким слабость имеет. А, Рет? Что скажешь?
Первый бандюга согласно кивнул, на миг ослабив хватку.
Улучив момент, Амелла резко взвизгнула и, вцепившись ногтями в руку, мучавшую ее, завертелась всем телом, стараясь освободиться.
— Ах ты, тварюга! — рыкнул Рет, выбросив вперед кулак — Тварь!
...Висок девушки разорвала боль.
И тут же всё стихло.
Глава 1
Когда Амелла очнулась, то показалось сперва, что она стоит на голове.
Вскоре, придя в себя, девушка поняла, что это ощущение обманчиво. На самом деле, ни на какой голове она не стояла, а просто эта самая голова болела так, будто в виски и затылок напихали не то гвоздей, не то крупной стеклянной крошки.
Сама же девица Радонир лежала на чем — то твердом и неудобном, согнув ноги в коленях и уперевшись ими в обитую жесткой тканью стену. Правый бок Амеллы затек, превратившись в тугой, наполненный ледяной болью студень, руки же были связаны.
— Аыыы, — простонала, силясь повернуть голову и стараясь не обращать внимания на боль в шее — А... ааа...
Тут же странное ложе коротко дернулось, и принялось мерно покачиваться, а чьи — то легкие руки сдернули с онемевшего тела Амеллы покрывало, либо нечто подобное.
— Очухалась? — голос был женским, негромким и неприветливым — Лежи, не дрыгайся. И не вздумай вопить.
— Ааа...
— Сказала, молчи! — цикнул голос уже громче — Заткни рот. Не выводи меня из себя.
Кое как приведя мысли в относительный порядок, Амелла, оттолкнувшись ногами, наконец — то поднялась.
Умостившись на жестком сидении, уперлась всё ещё ноющим затылком в стену и посмотрела на нежданную свою собеседницу.
Та оказалась невероятно полной и невероятно красивой, хотя в красоте этой преобладали больше зловещие нотки. Надменное выражение лица не располагало к себе, а слишком короткие, черные волосы делали незнакомку похожей на каторжанку, коих много в разных, отдаленных частях Остара.
