А потом в один прекрасный день я открыла газету и увидела твое фото, а еще объявление о встрече с читателями. Даже если бы Олли постоянно не твердил о «Багровом Марди-Гра», я вряд ли пропустила бы объявление. В детстве я прочла все твои книги.
Но здесь определенную роль все же сыграло то, что на Файер-Айленд я нашла твои старые книги и, конечно же, «Багровый Марди-Гра». И мне стало любопытно. Захотелось на тебя посмотреть. И я решила подклеить тебя так, как всегда клеят клиентов мои друзья гомосексуалисты: установить зрительный контакт и завлечь, — словом, сам знаешь.
Обнаружив, что ты весьма привлекателен и не прочь со мной пофлиртовать, я пошла дальше. Я услышала, что ты собираешься на званый вечер в «Сен-Франсе». Тогда я купила книгу и подкараулила тебя в холле отеля.
Ну а дальше ты и сам все знаешь. Но я должна тебе сказать, что с тех пор, как я убежала из дома, у меня еще не было такого странного приключения. Для меня ты был прекрасным принцем из сказки: сильным, но добрым, своего рода сумасшедшим любовником, который пишет замечательные картины и живет в совершенно безумном доме, полном игрушек. Мне сейчас нелегко анализировать, да и, пожалуй, еще не время для анализа. Но по-моему, на своем жизненном пути я до сих пор не встречала более свободную личность. Тебя абсолютно ничего не задевало и не трогало, хотя ты очень хотел, чтобы я потрогала тебя. Я поняла это с самого начала. И как я тебе уже говорила, у меня никогда не было такого зрелого мужчины. И мне никогда не приходилось встречать такое терпение и такое понимание.
В отличие от всех остальных, которые умело пользуются своей привлекательностью, ты, похоже, даже не представляешь, насколько хорош собой. Просто твоя одежда тебе не идет. И волосы подстрижены кое-как. Мне понравилось постепенно преображать тебя, одевать в модные костюмы, приличные пиджаки и свитера. Снимать с тебя мерки, чтобы покупать новую одежду. И знаешь, что случилось? Тебе было все равно, хотя выглядел ты абсолютно потрясающе. Когда мы с тобой куда-нибудь ходили, то все, буквально все обращали на тебя внимание.
Но я опять забегаю вперед. Я влюбилась в тебя, можно сказать, уже на второй день. Я позвонила папе из телефонной будки в Сан-Франциско и рассказала о тебе. Я точно знала, что все будет хорошо.
Но наши отношения могли кончиться, так толком и не начавшись, когда ты показал мне свой первый портрет Белинды и заявил, что не будешь выставлять картину, чтобы не разрушить свою карьеру художника. От твоих слов я просто взбесилась. Но ты и сам помнишь. И я твердо решила покинуть тебя навсегда, что, возможно, было бы лучше для нас обоих. Не то чтобы я не поняла, почему ты не хочешь выставить картины. Просто это напомнило мне историю с «Концом игры».
«Ну вот, началось, — подумала я тогда. — Я только всем все порчу». Меня душила ярость, раздирали противоречивые чувства.
Но потом, как ты помнишь, произошло то убийство на Пейдж-стрит, я позвонила тебе, и мы снова были вместе, совсем как когда-то с Марти. Я знала, что люблю тебя и не собираюсь тебя бросать, ведь что бы ты ни решил насчет картин, ты был в своем праве, и не мне тебя судить. Мне было так хорошо рядом с тобой, так приятно было любить и быть любимой, что все остальное не имело значения.
Я позвонила папе прямо из твоего дома и на сей раз сказала, кто ты такой, и дала твой номер телефона, хотя и просила не звонить, поскольку ты всегда дома. Папа очень обрадовался за меня.
Оказалось, папа знает твою бывшую жену Селию, ту самую, что работает в Нью-Йорке; она постоянная папина клиентка и очень хорошо о тебе отзывается. По словам Селии, ваш брак развалился, потому что ты был вечно занят работой. Тебя интересовало только творчество.
Что ж, так даже лучше для меня.
А вот у папы дела складывались не лучшим образом. Он так и не вернулся к Олли, предпочитая спать на кушетке в своем салоне. Даже в день присуждения премии «Тони», когда мюзикл «Долли Роуз» обошел конкурентов по числу номинаций, папа отклонил предложение Олли вернуться.
И его здорово доставали те самые юристы. Они утверждали, что я по-прежнему в Нью-Йорке и папа знает где. Потом начало твориться нечто странное. Поползли слухи, что у одного из папиных парикмахеров СПИД.
Полагаю, ты в курсе, что СПИД не передается при обычном контакте. Но людям все равно страшно, так как все безумно боятся заразиться. И клиенты побежали, точно крысы с тонущего корабля. Даже Блэр Саквелл позвонил бедному папе, чтобы передать ему последние сплетни. Правда, тот же Блэр и помог папе пресечь слухи.
Но папа не терял оптимизма. Он явно выигрывал битву. Он сделал, так сказать, свой ход, когда днем раньше к нему в салон опять заявились юристы.
«Послушайте, если она на самом деле пропала, необходимо срочно сообщить в полицию», — заявил он, снял телефонную трубку и даже попросил оператора соединить его с полицейским департаментом. И тут один из непрошеных гостей вырвал у него трубку и положил на место. «Обещаю вам, что если вы еще хоть раз здесь появитесь, а девочка так и не будет найдена, то точно поставлю в известность полицию», — напутствовал их папа, закрывая за ними дверь.
Я очень смеялась, когда папа рассказывал о своей крутой выходке. Но мне было неприятно думать о том, что папочке приходится противостоять столь малоприятным личностям. Но папа продолжал уверять меня, что вполне счастлив.
«Говорю тебе, Белинда, это как игра в шахматы. Здесь самое главное — в нужное время сделать нужный ход. И что самое приятное, они не имеют ни малейшего представления, где ты сейчас находишься».
Так вот, когда я звонила Джи-Джи из твоего дома за его счет, когда я давала ему номер твоего телефона, мне и в голову не могло прийти, что номер можно вычислить по счетам за телефон. Но на самом деле произошло именно это. Именно таким образом они и выследили меня в твоем доме.
А в июле, когда мы с тобой были вместе почти что шесть месяцев, на Кастро-стрит нарисовался Марти. Он подстерег меня у аптеки «Уолгрин» и попросил пройти с ним к его машине.
Я остолбенела от неожиданности. Я так растерялась, что согласилась. Я не хотела, чтобы ты нос к носу столкнулся с Марти.
И уже через несколько секунд мы мчались в его машине в центр города в «Хайятт ридженси», где у «Юнайтед театрикалз» были апартаменты: именно там ты и встречался с мамой.
Ну, здесь хочется сказать, что Марти дрожал как в лихорадке и опять разыгрывал передо мной сцену из дешевой мелодрамы. Но я была абсолютно не готова к тому, что он, едва закрыв дверь, попытается трахнуть меня. Мне пришлось отбиваться, и отбиваться не по-детски. Но Марти, при всех его недостатках, нельзя назвать подлым. Нет, нельзя. И когда до него дошло, что я не лягу с ним в постель, он вконец расклеился, совсем как когда-то в «Шато Мармон» или в нашем доме в Беверли-Хиллз, и рассказал о том, что случилось после моего побега.
