Большой стол с закусками и столик поменьше, но повместительней - с напитками были вынесены на свежий воздух и поставлены на ещё не стриженную в этом году ярко-зелёную травку, конечно, устланную дорогим огромнейшим ковром. Все защитные контуры, кроме самого жёсткого наружного, были сняты. И гостям можно было спокойно гулять по обширнейшему парку Мэнора, на территории которого был и большой пруд с голубой, подкрашенной домашними эльфами водой. Разумеется, это было совершенно безопасно для золотых рыбок, во множестве в нём обитающих и развлекающих катающихся на золочёных лодках гостей.
Да, золота в парке Малфой-мэнора было много - даже стволы старинных дубов и буков были позолочены, хотя магическая золотая краска («О, что Вы, это же краска от самого сэра Северуса Снейпа!») абсолютно не мешала деревьям дышать всем «телом».
Действительно, краска в большом количестве была подарена Снейпом на совершеннолетие крестника. Хотя и не от доброго сердца - Северус терпеть не мог Драко - но сваренная, как и всё, чем занимался зельевар на досуге, с умом и правильным подходом к заданной цели.
Нужно было, чтобы краска позволяла золочёным стволам, ветвям и листве дышать, не смывалась бы от воды, ветра и не трескалась, хоть и от редких, но случавшихся, морозов, особенно в промозглом феврале, когда люди с таким нетерпением ждут прихода весны, а зима, словно играя с ними в садюжки, всё никак не хочет уходить в небытие.
Все заданные самому себе критерии Снейп выдержал, и вызолоченные деревья, кустарники, статуи и даже лодки сохраняли свой первоначальный цвет со времени подготовки парка к отмечанию всем высшим светом на огромном рауте с балом, дня рождения Драко Малфоя, будущего лорда Малфоя. Хотя его и без того все почтительно называли «молодым лордом».
Северус тоже присутствовал на том собрании знати, часть которой представала его глазам по несколько раз в неделю, если у Лорда взыграет в заднице, или несколько раз в месяц, если Волдеморт в «добром» расположении духа.
Да, на дне рождения Драко, когда ему исполнилось восемнадцать, а было это зимой девяносто восьмого года, ещё при живом и, можно сказать, невредимом Тёмном Лорде, Северус увидел в мирной, светской обстановке весь Ближний Круг и часть Среднего, а также подающих надежды Пожирателей из Большого Круга. Не пригласили только грязнокровку Уолдена МакНейра, который на это страшно обиделся и в следующую «деловую» встречу в Ближнем Круге попросил у Волдеморта сменить Эйвери-старшего на себя в роли персонального мучителя Люциуса Малфоя.
Но Лорд, хоть и не был на рауте, решив, что там слишком много «посторонних», прекрасно знал… почему появилось у МакНейра такое необычное для него рвение и отклонил ходатайство, оставив доброго, умного старичка Эйвери на своём посту.
… У каждого члена Ближнего Круга был персональный мучитель. В глазах Лорда это ещё более сплачивало его избранных, не любовью, но более сильно - болью. А боль запоминается куда как лучше, чем эфемерная любовь. Тёмный Лорд прекрасно знал, что о нём злословят его ближайшие соратники - ум, честь и абсолютная бессовестность, командиры его армии.
Только подстилка Бэллатрикс не позволяла ни себе, ни тихому мужу, слабенькому, в общем-то, магу Рудольфусу ЛеСтранж, но умнице, говорить о Повелителе дурно.
«Повелитель» не любил Бэллатрикс, просто спал с ней, но ему нравилось покрасоваться перед своими Пожирателями с молодой, красивой, с весьма незабываемой, яркой внешностью женщиной. Мол, он мужчина хоть куда. А всё туда же, куда и у его слуг, во влагалище и в рот, да, кое у кого, извращенцев грязных, в задницу и опять-таки тоже в рот.
… Но это всё дела минувшие. Волдеморта больше нет, остались только Пожиратели, зависнувшие в неизвестности по поводу своих дальнейших судеб. Но и бывшие, смело назовём их так из-за исчезновения Волдеморта во времени и пространстве, Пожиратели радостно встречали наступление мая. Примером тому описываемый soiré у славного забавами милорда Малфоя.
Среди приглашённых были оба Эйвери, младший с красивой, совсем молодой супругой, старший, несмотря на преклонный уже возраст около девяноста лет - со своим вечным любовником - сухопарым, как и сам пожилой маг, но только лишь вошедшим в возраст мужчиной.
Были троюродные племянники ЛеСтранжей - два молодца, одинаковых с лица, отчего-то похожие на Руди, словно родные сыновья.
Был вконец заделавшийся бизнесменом Долохов с молодым супругом - мужчиной лет двадцати пяти-двадцати семи.
Был, по обыкновению, жеманный и томный Розье с двумя тоже томными дочерьми на выданье. Их привезли на вечер ради племянников ЛеСтранжей. Розье хотел и сам повеселиться, поэтому не взял жену, а дочек возжелал представить обществу, пусть и небольшому, но «своему». Все хотели «вязать» своих отпрысков между собой - нынче, спустя уже пять лет после исчезновения Тёмного Лорда вместе с этим горе-воякой полукровкой Поттером это было модно.
Мода появилась только этой зимой, когда был заключён громкий брак старшей дочери Розье с вывезенным из России сыном Долохова. Эта чета считалась в свете образцовой, и все преисполнялись прямо-таки благоговения, видя, как этот русский «дикарь» с прекрасными манерами и благородством облика, почерпнутыми у давно оставленной Антонином супруги, обихаживает на приёмах и балах свою беременную жёнушку. Он даже позволяет ей танцевать немного. Но она танцует с единственным прекрасным кавалером - своим мужем.
Их тоже пригласили, как приглашал лорд Малфой на все, даже самые интимные вечеринки, весь бомонд. Пусть люди порадуются, на них глядя.
Конечно, на фоне этих личностей и некоторого числа светских львов и львиц, без которых не планируется ни одно мероприятие в свете, Ремус Люпин смотрелся одинокой белой вороной. Хоть и был одет по последней моде в лучшие, купленные ему женой бежевую рубашку, коричневый жилет и сюртук каштанового цвета, так подходящий к его, очень рано начавшим седеть у висков, но ещё сохраняющим цвет, волосам и оттеняющий цвет глаз, уже без золотистого звериного отблеска, чему так удивился лорд Малфой, встречая гостя дорогого.
О, Люциус был с Люпиным сама любезность.
- Не желаете ли выпить скотча, господин Директор? Так сказать, с дорожки дальней?
Люциус решил нажать сразу на самое уязвимое место оборотня. Именно таковым он считал Люпина. А с чего он так переменился, похудел, осунулся, под глазами на бледном лице залегли глубокие тени, можно будет выяснить позже, когда у Ремуса язык развяжется, а то он кажется таким скованным. Ну да, нелюдь же, а полнолуние сравнительно недавно было. Хотя нет, в апреле оно пришлось на ту страшную ночь, когда погибла Гвенн, а тому событию уже больше трёх недель. Тогда было так… красиво - она, прекрасная, юная, сгорающая заживо в голубоватом огне защитного контура, без вони палёной плоти и горящих длинных волос и… полная луна. Да, романтично…
