— Ты просто нечто, — сказала Реджина, откусывая ещё один кусочек от своей пиццы. — Теперь я понимаю, откуда это в Генри взялось.
Эмма сразу же перестала жевать. Она слегка повернула голову.
— Понимаешь, что?
— Привычки в еде, — ответила Реджина как можно более беспечно. — Я никогда не видела, чтобы кто-то ел с таким энтузиазмом, как ты сейчас.
Через мгновение Эмма слабо улыбнулась.
— Я не уверена, что это генетическое.
— Вероятно, нет, — признала Реджина. — Но сходство всё равно имеется.
Эмма улыбнулась на миг, прежде чем вернуться к еде. Они ели молча в течение нескольких минут.
— У тебя ведь нет других детей? — вдруг спросила Реджина. Эмма снова повернулась к ней лицом. Её лицо было в синяках, вопросах и осторожности.
— Нет, — ответила она, и Реджина раньше не знала, что так много печали можно высказать одним только словом.
— Есть на то… причина?
Эмма пожала плечами, глядя на ниточки сыра, которые свисали с её пиццы.
— Я не была замужем так долго. И это просто не… неподходящее время.
Реджина сглотнула. Эмма сидела, согнув спину и наклонив голову вперёд, отчего Реджина могла слишком ясно увидеть синяки вокруг её шеи. Отпечатки пальцев были глубже, чем она думала, вдоль узелков позвоночника, и ещё было два отпечатка большого пальца на впадине её горла. Они заставили Реджину содрогнуться.
Недолго думая, она протянула руку и убрала волосы Эммы с шеи. Эмма подпрыгнула, но не отстранилась.
— Сейчас точно не подходящее время, — сказала Реджина, проведя пальцем по ближайшему синяку. Он был тёмно-синим и окружён жёлтыми пятнами. Она всё ещё могла различить тонкие линии отпечатков пальцев незнакомца.
Вскоре Эмма отмахнулась от её прикосновений.
— Итак, — сказала она, откусывая ещё один кусочек от пиццы. — Ты навещаешь Генри каждый день?
— Дважды в день, — сказала Реджина. — До и после работы. Я стараюсь оставаться там весь вечер.
— И он… — смолкла Эмма. — Он в порядке с тем, что находится в одиночестве весь день?
Реджина автоматически разозлилась, готовясь защитить себя, свою работу и свою позицию матери Генри. Но Эмма смотрела на неё с тревогой, и она знала, что она не имела в виду ничего плохого.
Вздохнув, Реджина сказала:
— Если честно, я не знаю. Он так говорит, и я знаю, что он храбрый, однако всё ещё чувствую себя виноватой.
— Могу себе представить, — сказала Эмма. — Но я думаю, в качестве мэра, у тебя действительно нет выбора. Это как иметь две работы на полный рабочий день.
Реджина моргнула, обдумывая это.
— Да. Именно.
Эмма покачала головой, больше для самой себя, чем для Реджины.
— Я действительно не знаю, как ты это делаешь. Быть матерью-одиночкой — это, должно быть, самая напряжённая работа в мире. Я точно знаю, что не пожелала бы себе такого.
Что-то покалывало в спине Реджины, и впервые в тот вечер она почувствовала проблеск гнева в основании своего живота. Она сощурила глаза, глядя на затылок Эммы.
— Это немного пренебрежительно, ты так не думаешь?
Эмма застыла. Она не обернулась.
— Я не это имела в виду.
— Надеюсь, что нет, мисс Свон, — хладнокровно сказала Реджина, положив обратно в коробку ломтик пиццы. — Потому что это мой сын, и не тебе о нём говорить.
Эмма наклонилась вперёд, и Реджина увидела, как она сглотнула.
— Реджина, — тихо сказала она, опустив глаза. — Прости меня. Я не это имела в виду. Мне просто… сейчас не очень комфортно. Я сморозила идиотскую шутку.
— Генри — это тебе не шутка.
Часть неё ожидала, что Эмма сорвется на неё, но она, похоже, совсем не реагировала. Её тело было каменным.
— Я знаю.
Во многих отношениях это была разочаровывающая реакция. Реджина нахмурилась, готовясь ехидно принять извинения Эммы и двигаться дальше, но затем она посмотрела вниз. Руки Эммы дрожали у неё на коленях.
Когда Реджина медленно потянулась, желая положить руку ей на плечо, Эмма сразу же вздрогнула.
Реджина сглотнула, убирая руку.
Ей не нравится, когда на неё кричат.
Осознание этого заставило её хотеть плакать, и с этим чувством её гнев секундами ранее полностью отступил.
— Всё в порядке, — тихо сказала Реджина. Когда Эмма всё ещё не реагировала, она нетерпеливо вздохнула. — Возможно, я слишком остро отреагировала. Я… немного нервничаю. Как ты можешь себе представить.
Эмма повернула голову на дюйм.
— Я знаю. Извини.
— Перестань извиняться, — сказала Реджина, снова поднимая кусок пиццы. — И доедай свою еду. Если только ты не поняла, что совершила ужасную ошибку, заказав столько сыра?
Голова Эммы всё ещё висела на груди, но Реджина увидела намёк на улыбку на её лице.
— Отнюдь.
— Тогда покажи мне, на что ты способна, — сказала Реджина, с облегчением наблюдая, как Эмма вновь открывает коробку.
[Х]
Когда Реджина спустилась вниз с грудой одеял в руках, она обнаружила Эмму, стоящую рядом с диваном и смотрящую на него, поставив руки на бёдра.
— Ты передумала?
Эмма подняла глаза и коротко улыбнулась.
— Нет. Всё в порядке.
— Ты уверена? — спросила Реджина, бросив стопку одеял на один конец дивана. — Наверху всё ещё ждёт тебя отличная гостевая кровать. На самом деле, их две.
— Мне не нужна кровать, Реджина, — сказала Эмма. — Я просто здесь переночую. Диван подходит отлично.
Реджина пожала плечами, как будто это не беспокоило её в любом случае, но мысль об Эмме, свернувшейся калачиком здесь на всю ночь, наполнила её странной горечью.
— Как скажешь.
Она порылась в куче, которую только что спустила вниз, отделяя одеяла от подушек. Затем она сделала паузу, сглотнув.
— Я тебе ещё вот что принесла, — сказала она, передавая что-то Эмме, не поднимая глаз.
Эмма медленно протянула руку и взяла мягкий предмет одежды.
— Пижама?
Реджина снова стала раскладывать одеяла, взбивать подушки и укладывать их на противоположном конце дивана.
— Это просто запасная пижама, которая у меня завалялась. Тебе не обязательно в неё переодеваться, если не хочешь.
Эмма поднесла одежду ближе к лицу: там были серые фланелевые пижамные штаны и мешковатая чёрная кофточка. От них пахло стиркой.
Она положила их обратно.
— Я не могу взять твою одежду, Реджина.
— Это не похоже на то, что ты бы надела? — спросила Реджина более резко, чем предполагала. — Тогда просто оставь пижаму на кофейном столике. Я не собираюсь заставлять тебя.
Эмма моргнула, и внезапно у неё в горле образовался ком. Она прижала мягкую одежду к животу.
— Хорошо, — тихо сказала она. — В любом случае, спасибо.
Реджина закончила раскладывать одеяла на диване и, наконец, встала, повернувшись лицом к гостье. Эмма была выше неё на несколько дюймов, но она была настолько сгорблена, что казалась вдвое меньше. Её зелёные глаза были устремлены в пол.
Реджина сделала шаг ближе, скрестив руки на груди. Она находилась всего в нескольких дюймах от Эммы и вблизи увидела, что ресница лежит на одной её щеке. Она могла видеть крошечные, поблёскивающие кровинки исцеляющей плоти в порезе на её лице.
— Эмма, — тихо сказала она, удивляя себя тем, как душевно она звучала. — Пожалуйста, не оставайся здесь одна.
Она ждала, пока Эмма посмотрит на неё. Когда она это сделала, ресница на её щеке, упорхнула.
— Я не ребёнок, — сказала она, заставляя себя улыбнуться. Но для Реджины это было именно то, кем она являлась; она знала, что Эмма проведёт ночь в панике при каждом шорохе в стенах, при каждой вспышке фар на дороге снаружи. Она знала, что любая тень у окна не даст ей уснуть часами. Эмма и так вздрагивала в тусклом свете, старая пижама всё ещё прижималась к её животу, и если бы она попросила Реджину остаться там с ней, Реджина бы сразу согласилась.
Но она не попросила. Она заставила себя встать прямо, её светлые волосы перекинулись через плечо, и она подарила Реджине улыбку, которая была почти искренней.
