— Тебе пора идти спать, — сказала она. — Уже становится поздно.
Реджина взглянула на часы: было десять тридцать. Только десять тридцать? Казалось, что уже часа два.
Она сглотнула.
— Показать тебе, где здесь туалет?
— Я знаю, где он находится. Я была уже там ранее, забыла?
— Но только внизу…
— Реджина, — перебила её Эмма, когда привычный усталый вид омрачил её чёрты лица. — Всё в порядке. Всё будет хорошо. Ты можешь идти.
Наступила долгая пауза. Реджина не была уверена, было ли это от усталости или от печали, но она вдруг почувствовала непреодолимое желание протянуть руки и обнять её.
— Отлично, — сказала она. — Если тебе что-нибудь понадобится, моя комната наверху по лестнице и налево. В конце коридора.
— Со мной всё будет хорошо.
— Не бойся разбудить меня, — сказала Реджина, и вдруг для неё стало очень важно, чтобы Эмма знала об этом. — Я серьёзно. Ладно?
Лицо Эммы приобрело нахмуренный вид.
— Ладно.
— Хорошо, — кивнула Реджина, в последний раз оглядывая комнату. — Угощайся на кухне тем, чем хочешь.
— Ладно, — повторила Эмма. Она всё ещё держала пижаму в своих руках.
В конце концов, Реджина кивнула в последний раз и отвернулась, направляясь к двери.
— Спасибо тебе, Реджина, — голос раздался из-за спины и заставил её остановиться.
Она повернула голову.
— За что?
Эмма уже выглядела так, будто сожалела о том, что сказала.
— За то… что позволила мне остаться.
Это было пол причины её благодарности. Половина того, что она хотела сказать. Но этого было достаточно, и Реджина кивнула.
— Всегда пожалуйста, — сказала она, прислонив одну руку к дверному косяку. — Спокойной ночи, мисс Свон.
— Спокойной ночи.
Реджина, наконец, вышла из комнаты, поднявшись по лестнице с тяжёлым грузом в животе.
[Х]
Эмма стояла перед зеркалом в ванной, а с её лица капала холодная вода. Она вздрогнула, когда мыло коснулось травмированной плоти на её щеке.
Она осмотрела себя в ярком свете и похлопала по сухой коже одним из полотенец Реджины для гостей. В последнее время она выглядела всё старше с каждым разом, когда смотрела на себя в зеркало. Тёмные круги под глазами были более выраженными, и когда синяки на её лице, наконец, начали заживать, остальная часть её лица просто стала выглядеть более повреждённой. Морщины её глаз стали трещинами. Впадины её глаз стали вмятинами.
Она провела рукой по лицу, давая своим глазам отдохнуть на секунду. Всё ещё пахло как дома.
Она ненавидела себя за то, что тосковала по дому.
Эмма купила дом в Бостоне три года назад, всего через шесть месяцев после знакомства с мужем. Избиения начались только после того, как они поженились, но с первого дня всё было… не совсем правильно.
Когда он попросил её перестать работать, она сопротивлялась. Он перестал разговаривать с ней на неделю.
Когда он сказал ей, что хочет детей, а она сказала, что не готова, её противозачаточные таблетки пропали.
Он любил её и нежно целовал, и он мог рассмешить её в самые паршивые дни. Но когда они шли куда-то вместе, его рука всегда оставалась за её спиной, ведя её по комнате и держа подальше от других людей. Если кто-то подходил поговорить с Эммой, пока он находился в уборной, она паниковала, внутренне умоляя их снова уйти, зная априори, ещё до того, как всё пойдёт не так, что если он вернётся и увидит другого человека, разговаривающего с его девушкой, остаток вечера будет испорчен.
Затем с ним произошёл несчастный случай. Смех стал звучать реже. Ему стало лучше, и они поженились, но, тем не менее, изменения были необратимы.
Эмма опустила глаза и задрала на несколько дюймов свою футболку. Её самый большой шрам был там: рваный белый шрам на одном бедре, который появился от того, что он толкнул её в стену, и ей удалось наткнуться на дверную ручку. В тот день он пришёл домой с работы и вдруг, казалось бы, ни с того, ни с сего, сказал ей, что боится, что она его бросит. Он больше не был тем человеком, в которого она влюбилась, и поэтому она собиралась уйти и разбить ему сердце, а он не смог бы жить без неё. Поэтому он толкнул её и смотрел, как она плачет, а затем он запер её в спальне и подпёр дверь шкафом в коридоре на всякий случай. Он ушёл и оставил её там на всю ночь и большую часть следующего дня.
Когда он вернулся домой, он не извинился. Её бедро всё ещё кровоточило, и она не пила воду в течение 22 часов, поэтому упала в его руки, как только он выпустил её.
Эмма взглянула на вмятины на костяшках пальцев, которыми пыталась выбить окно в тот день. Она не была такой сильной, как раньше, и всё, что ей удалось сделать, — это лишь причинить себе боль.
Синяки и шрамы, которые были разбросаны по всему её телу, были хорошо знакомы ей, но он редко оставлял следы на её лице, отчего она не могла перестать смотреть на них. В некотором смысле, она даже была рада им — наконец, было что-то, что дало ей понять, что это неправильно. До сих пор она была в состоянии убедить себя, что их брак был в порядке, и он любил её. У него просто были проблемы с контролем гнева. В этом не было его вины. Она провоцировала его, и было вполне естественно, что он набрасывался на неё иногда.
Но неделю назад он пришёл домой пьяный, его тёмные волосы ниспадали на глаза, а на губах играла жестокая насмешка. Эмма готовилась ко сну. Она замерла, когда увидела его в дверях.
— Что? — посмотрел он на неё.
Она сразу же отвернулась, возвращаясь к рубашке, которую складывала.
— Ничего, — сказала она, но её сердце уже бешено колотилось. Она перевела дыхание. — Ты просто напугал меня.
Он медленно вошёл в комнату, его шаги были уверенными, хотя Эмма видела по его мутному взгляду, что он слишком много выпил.
Через секунду ничего не последовало. Потом она почувствовала своей спиной знакомую кожаную куртку. Она почувствовала запах рома, исходящий от него.
Она сглотнула.
— Ты хорошо провёл время?
Его правая рука поднялась и заправила прядь волос за её ухо. Несмотря на страх, который бурлил в её в животе, она почувствовала, как дрожь пробежала по спине.
— Нормально, — пробормотал он в её затылок. — Хотя, я скучал по тебе.
Эмма улыбнулась.
— Я тоже по тебе скучала.
Другая его рука — та, что беспокоила его гораздо больше, чем её — оперлась на её талию.
— Чем ты занималась, пока меня не было?
Его здоровая рука отстранилась от её волос, проскользив по её плечу и животу. Она расположилась чуть выше пупка.
Эмма закрыла глаза.
— Да так. Я занималась стиркой. Смотрела телевизор.
— Что-нибудь ещё? — спросил он, прижимая губы к её шее.
— Ничего особенного, — сказала она, неподвижно держа своё тело. — А что?
— Просто хотел убедиться, что ты не делала ничего, чтобы утомить себя, — пробормотал он, убирая руку с её живота и протягивая её к одной из её грудей. — У меня есть планы на тебя.
В тот же самый момент Эмма почувствовала, как её пробрала дрожь, и вздрогнула. Он был пьян, а когда он был пьян, он всегда находился в нескольких секундах от агрессивности. Заниматься сексом в такие моменты никогда не было особенно приятно.
— Сейчас? — спросила она, пытаясь рассмеяться. — Разве ты не устал?
Он вдруг толкнул её вперед, прижал к стене и вжался своей промежностью в её задницу.
— Чувствуешь, будто я устал?
Эмма сглотнула.
— Нет. Ты не голоден?
— Да, но дай мне две минуты, и я утолю его.
— Может, мне приготовить тебе ужин? Это может…
— Я не хочу никакого чёртового ужина, — прошипел он ей на ухо, направляя руку с груди вниз, к поясу её джинсов. — Ты уверена, что ничего не делала, пока меня не было весь день?
— Конечно, нет, — сказала Эмма, пытаясь повернуться к нему лицом. Всякий раз, когда она могла взглянуть ему в глаза, было немного легче достучаться до него. Но он держал её прижатой к стене, от него пахло алкоголем, а жёсткость в джинсах тёрлась о её задницу. — Я просто…
