Входит Саша и, мельком взглянув на меня, берет полотенце и уходит в душевую. Раньше мы были очень близки, но, естественно, это не могло продолжаться вечно. Дружба – это одна из форм зависимости, а зависимость – это слабость. Теперь мы с ним просто два человека, которые понимают, что переживает каждый, но слишком измучены собственной болью, чтобы помочь друг другу.
В дверях Саша расходится с Алексом. Он входит, садится рядом и обнимает меня одной рукой. Меня довели до того, что я не могу выносить человеческих прикосновений, но с ним все по-другому. Это ведь Алекс. Мой Алекс. Его прикосновение никогда не вызовет во мне страха, и я никогда не смогу причинить ему вред. Я опускаю голову на его плечо и чувствую, как мои волосы колышутся от его теплого дыхания.
— Смотреть на это становится все труднее, — бормочет Алекс.
Я тоже ненавижу смотреть, как через подобное проходит он сам, хотя для него это обычная реакция – любые конфликты он решает, размахивая кулаками.
Слегка запрокинув голову, я смотрю на него.
— Это вынужденная необходимость, — знаю, он со мной не согласен и не разделяет моей беззаветной преданности Николаю. Алекс – сын одного из боевиков «Братвы», и судьба его была предопределена с рождения. Здесь он с десяти лет и не знает другой жизни. Он не знает, что значит чувствовать себя слабым и беспомощным. Ему никогда не понять, за что я так благодарна Николаю. Да, здесь тяжело. Но если бы было легко, то лучшим становился бы каждый, а «Элита» – она только для избранных.
— Хотелось бы, чтобы было по-другому, — Алекс поглаживает кончиками пальцев мою щеку и смотрит на губы. Это неизменная частица тепла в моем мире, подчиненном холодному расчету. Единственные мгновения, когда разум мой пребывает в безмятежном покое. Алекс – мое убежище, моя безопасная гавань.
Обхватив руками за талию, он перетягивает меня к себе на колени и прижимает к своему сильному телу. Его ладони ложатся на мои щеки, и я прижимаюсь лбом к его лбу. Его выдох становится моим вдохом – мы дышим одним воздухом.
— Я люблю тебя, мелкая, — шепчет Алекс, и я закрываю глаза, пытаясь справиться с накатившими на меня эмоциями. Я тоже люблю его, но произнести это вслух означает признать реальность происходящего. Меня разрывает внутренняя борьба. Одна моя половина твердит, что любовь – это слабость. Другая велит цепляться за Алекса каждой частицей своей души. Непрошенная слеза катится по моей щеке, и Алекс ловит ее губами. — Не плачь.
Мне не хочется ни думать, ни говорить, поэтому я просто целую его и, закрыв глаза, нахожу утешение в сладкой ласке его губ. На мгновение весь мир замирает. Алекс – мой островок покоя в окружающем хаосе. Глоток свежего воздуха в облаке ядовитого дыма. Без него я не смогла бы здесь выжить. Выживают сильные, а моя сила – это он.
***
— Бой до первой крови, — объявляет Джеймс и жестом указывает на нас с Алексом. Я выхожу из строя на открытое пространство, именуемое рингом. Алекс становится напротив и ухмыляется. Я делаю шаг влево, Алекс поступает так же, сохраняя дистанцию между нами. В руке моей зажат нож, пальцы крепко сомкнуты на рукоятке. Я жду, что Алекс начнет первым. Так и происходит. Наблюдая за его боями и не один раз лично сражаясь с ним, я поняла, он искусный, но излишне импульсивный боец. Когда противник значительно превосходит тебя в весе, главное – это терпение. Одной силой ничего не добьешься. Алекс начинает нападение, а я пригибаюсь – никогда не смотрю в глаза противнику – и целюсь клинком в его бедро. Он блокирует этот удар и метит мне в руку. Я делаю кувырок, захожу ему за спину и наношу удар локтем в поясницу. Алекс издает хрюкающий смешок. Высокомерный ублюдок. Он получает от меня удар по ногам и тяжело падает на пол. В мгновение ока я запрыгиваю на него и приставляю нож к горлу. Он прикусывает нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку. Кровь. Они хотят крови. Я провожу лезвием по шее Алекса, слегка царапая кожу. Едва показывается тонкая полоска крови, я отталкиваю его от себя.
— Хорошо, — говорит мне Джеймс и поворачивается к Алексу. — Самоуверенный, невнимательный, несобранный. Разочаровываешь.
Алекс поднимается на ноги и, не говоря ни слова, возвращается в строй. Мне неловко, потому что, по правде говоря, в поединках со мной Алекс всегда сдерживается: позволяет пробивать свою защиту, атакует хаотично, бездумно. По большей части, он просто отдает мне победу. И когда я завершаю бой, то, со своей стороны, стараюсь причинить ему как можно меньше боли. Не знаю почему. Саша, как и Алекс, мне небезразличен, но наши с ним поединки похожи на кровавую баню. Он безжалостен ко мне, и я беспощадна к нему. После наших схваток я еще пару дней зализываю раны.
Пока мы наблюдаем за боем Саши и Адама, рядом со мной встает Николай. Последние два дня он постоянно здесь.
— С этим мальчиком ты не проявила себя в полную силу, — говорит он, при этом неотрывно смотрит на Сашу.
— Зачем причинять вред сверх необходимости? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему. — Он твоя собственность. Не хочу портить то, что принадлежит тебе, — добавляю я с ухмылкой, и Николай издает низкий смешок.
— Его можешь ломать, сколько хочешь, голубка. Он расходный материал. Как и все они. Кроме тебя… и Саши.
От этих его слов к горлу подступает тошнота, но я стараюсь сделать так, чтобы по моему лицу он этого не понял. Николай кладет руку на мое плечо, и я вздрагиваю, а в голове оживают голоса: Убей! Убей! Убей! Словно пелена опускается на глаза, лишая способности видеть.
— Возьми себя в руки. Дыши. Иметь такой рефлекс – это огромное преимущество перед врагом, но ты не должна выдавать себя. Да, ты убийца, но должна быть похожа на цветок олеандра – на вид нежный и прекрасный, а на деле смертоносный. Я дал тебе мощное оружие, голубка, но ты должна уметь контролировать его и не выставлять напоказ. Ты должна управлять этим рефлексом и высвобождать его только в момент необходимости, — он убирает руку, и ко мне снова возвращается способность дышать. — Судя по всему, этот тренинг дает хороший результат. Хотя… на прикосновения этого мальчишки ты так не реагируешь. Это любопытный факт, — Николай кивком указывает на Алекса, и в моей голове срабатывает сигнал тревоги. Он не должен узнать про нас с Алексом. Ему это не понравится. — Как же так? Ведь если ко мне прикасаются только чтобы причинить боль, то я должен причинить боль в ответ, — уголки его губ растягиваются в улыбке, и он, не говоря больше ни слова, достает из кармана «Чупа-Чупс» и кладет его в рот.
Он знает.
Глава 11
Возможно, одинокие, нежеланные, отверженные могли бы вырасти и дарить любовь так же щедро, как и все остальные. /Ванесса Диффенбо/
Я просыпаюсь и в течение нескольких секунд пытаюсь понять, что происходит. Когда глаза привыкают к темноте, я различаю человека, стоящего возле кровати и целящегося в меня из пистолета. Я реагирую мгновенно и не раздумывая – сказываются годы тренировок. Ударом по запястью отвожу пистолет в сторону от себя, после чего разворачиваюсь и бью противника в живот. Он закашливается и сгибается пополам. Я встаю рядом и, не дав ему разогнуться, прижимаю к затылку его же пистолет. И в этот момент получаю удар в грудь. Тело сначала сводит судорогой, а потом оно немеет. Электрошокер.
Двое мужчин выволакивают меня из комнаты. Я пытаюсь позвать Алекса, но голос словно исчез. Такое ощущение, что тело вышло из строя, будто его отрезали от головы.
Меня тащат по коридору, потом вниз по лестнице, затем бросают на холодный пол. С моих губ срывается стон, и я тру ладонью то место на груди, где на майке краснеют два липких кровавых пятна от штырей электрошокера.
Слышны громкие голоса, хлопает дверь, а потом я чувствую нежное прикосновение чьих-то пальцев к моему подбородку.
— Голубка моя, очнись.
Издав тихий стон, я как-то умудряюсь подняться на ноги и буквально застываю при виде прикованного к противоположной стене человека.
