— Нет, оно принадлежит Белинде, оно не мое. Письмо хранится там, где его никто не сможет найти. Я не могу сделать его достоянием гласности, поскольку оно ее, и только ее.
Подумав немного, Коннери начал задавать мне вопросы о самых разных вещах. О книжном магазине, где я впервые увидел Белинду, о том, когда был построен дом моей матери в Новом Орлеане, о мисс Энни, о соседях, о ресторанах, где мы обедали в Сан-Франциско и в Новом Орлеане, о том, что носила Белинда в Новом Орлеане и сколько у нее было чемоданов.
Однако постепенно я начал понимать, что он намеренно повторяет определенные вопросы, особенно о той ночи, когда Белинда ушла от меня. Взяла ли она с собой все вещи, те самые чемоданы, или нет, объявлялась ли она после своего ухода и, конечно, добровольно ли она позировала для фотографий или нет, а также зачем я уничтожил снимки.
— Послушайте, мы с вами топчемся на месте, повторяя по сотому разу одно и то же, — сказал я. — Чего вы на самом деле хотите? Конечно, я уничтожил фотографии. Я уже объяснял. А что бы вы сделали на моем месте?
Коннери тут же начал говорить примирительным тоном.
— Джереми, мы весьма ценим ваше сотрудничество, — сказал он. — Но видите ли, семья очень переживает за эту девочку.
— Я тоже.
— Здесь ее дядя Дэрил. Он подозревает, что Белинда могла принимать наркотики на улице, что она не вполне адекватна и не способна отвечать за свои действия.
— А что говорит ее отец?
— Повторите, пожалуйста, еще раз. Значит, около семи вы пошли спать. Она что, до этого времени находилась в своей комнате? А мисс Энни, экономка, она что, принесла ей ужин?
— Когда я проснулся, ее уже не было, — кивнул я. — А видеокассета с «Концом игры», как я и говорил, лежала рядом со мной на ночном столике. Она явно хотела что-то этим сказать. Но вот что конкретно, я не знаю. Возможно, она как бы говорила: «Выстави картины». И свою просьбу она повторила в письме, что пришло пятью днями позже…
— А письмо?
— В банковском сейфе!
Коннери бросил взгляд в сторону второго детектива, потом посмотрел на часы.
— Джереми, я очень ценю ваше сотрудничество, и мы постараемся больше не отнимать у вас время, но лейтенант Бергер, с вашего позволения…
Бергер поднялся и направился к входной двери. Я заметил, что Александер сделал знак Дэну, чтобы тот следовал за лейтенантом. И только после этого Коннери продолжил задавать вопросы.
— И вы говорите, Джереми, что мисс Энни не видела, как уходила Белинда.
— Все верно, — сказал я и тут услышал, как открылась входная дверь.
Вошел Дэн и кивком позвал Александера.
— Что происходит? — поинтересовался я и выглянул в коридор.
Они стояли там и читали какие-то бумаги. Коннери встал с места и вышел в коридор, а Дэн вернулся ко мне.
— У них при себе оформленный по всем правилам и очень подробный ордер на обыск дома.
— Пусть ищут, — бросил я. — Можно было бы обойтись и без него.
Дэн выглядел весьма обеспокоенным.
— Судя по формулировке, мы можем ожидать, что они будут вскрывать половицы, — прошептал он.
— Послушайте, я поднимусь с вами наверх, — сказал я Коннери.
Но он ответил: нет, это вовсе не обязательно, он проследит за тем, чтобы его люди ничего не испортили.
— Тогда вперед! Мансарда не заперта, — пожал я плечами.
Дэвид Александер многозначительно посмотрел на Дэна, что мне не слишком понравилось. Если мне придется платить этому парню, то и секретами он должен делиться со мной, а не с Дэном.
Теперь весь дом кишел детективами. Два копа остались в гостиной, где Алекс и Джи-Джи застыли в неловкой позе между кукольным домом, карусельной лошадкой и игрушечным поездом, остальные топали по голому полу мансарды.
Я собрался было подняться по лестнице, но увидел, как Коннери спускается вниз. Еще один детектив нес пластиковые пакеты, в одном из которых лежал джемпер Белинды. А я и не знал, что она забыла его наверху.
— Будьте добры, не трогайте джемпер, — сказал я.
— Почему? — удивился Коннери.
— Потому что это вещь Белинды, — ответил я и, протиснувшись мимо него, стал подниматься наверх, чтобы проверить, что там на самом деле происходит.
Они обшаривали все. Я слышал щелканье фотоаппарата и видел серебристые отблески фотовспышки на стене. Под латунной кроватью они нашли ее щетку для волос и тоже забрали с собой. Я не мог видеть, как чужие люди роются в моем шкафу и ворошат постельное белье.
Я решил, что мне лучше спуститься вниз. Коннери был в гостиной, где внимательно изучал кукольный дом. Алекс сидел на кушетке, наблюдая за действиями детектива. Джи-Джи стоял у Коннери за спиной и невидящими глазами смотрел в окно.
— Послушайте, Коннери, — обратился я к детективу. — На мой взгляд, абсолютно бессмысленная затея. Я ведь сказал вам, что она была здесь. Какие еще доказательства вам нужны?
Тут позвонили в дверь, и один из детективов пошел открывать. На крыльце стояли два полицейских в форме, а у их ног послушно сидели две огромные лохматые немецкие овчарки.
— Джереми, — в своей обычной дружелюбной манере сказал Коннери, положив мне руку на плечо так, как это сделал бы Алекс. — Вы не будете возражать, если мы пройдемся с собаками по дому?
Я услышал, как Дэн пробормотал, что все указано в сраном ордере на обыск.
Джи-Джи опасливо косился на собак, а Алекс молча, с безмятежным видом курил сигарету.
— Но зачем, ради всего святого, вам собаки? Белинды здесь нет, — сказал я.
Я чувствовал, что ситуация становится все более абсурдной, и меня это нервировало. Я слышал доносящийся с улицы гул голосов. Значит, зевак явно прибавилось. Но смотреть в окно из-за занавески я не стал, чтобы не расстраиваться еще больше.
Я попятился, когда собаки переступили через игрушечный поезд фирмы «Лайонел». Я видел, как они обнюхивали французских и немецких кукол, сваленных на кушетке за спиной у Алекса. Потом овчарки принялись обнюхивать ботинки Алекса, но тот даже бровью не повел, и офицер поспешил увести собак.
Я молча следил за тем, как полицейские провели собак через первый этаж и начали подниматься с ними по лестнице в мансарду. Александер последовал за ними.
Еще один полицейский в штатском спустил вниз очередной пластиковый пакет. В пакете лежали вуаль и венок для Святого причастия, мамины четки и отделанный перламутром молитвенник.
— Эй, постойте! Вы не имеете никакого права это брать, — повернулся я к Коннери. — Молитвенник и четки принадлежали моей матери. Что вы делаете?! Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь творится?
