— Почему меня, — задаю вопрос, который мучал меня много лет. Вижу, что сейчас Марина готова на любую откровенность.
— А вот не знаю, — разводит она руками. — Я даже не знаю, кто были твои родители.
Она падает лицом в стол и начинает храпеть, а я выкидываю пустую бутылку, мою винный бокал и поворачиваюсь в сторону лестницы.
Ну приплыли…
Замираю, видя в темноте Андронова. Он стоит высокой тенью, пьяно привалившись к косяку и осматривает мое тело. С ног до головы, словно облизывает оголенным электрическим проводом.
Насколько немытыми были руки Максима, когда он меня лапал в лесу, но даже они не вызывали такого ощущения грязи на коже от взгляда, которым меня прожигал опекун.
Сразу в голове возникают мысли о словах Марина и статусе, который она присвоила мужу. Страшно, особенно когда он давит взглядом и делает шаг вперед.
— Почему не спишь?
Я поджимаю губы и отхожу в сторону, чтобы он увидел Марину. Она издает храп и у Андронова вырывается смешок. Он переводит взгляд на меня, спускается к часто вздымающейся груди и сжимает руку в кулак.
— Иди спать, — приказывает он, и я тут же срываюсь ракетой с места. Прохожу мимо него и чувствую сильный, странно знакомый захват руки. — Не игнорируй Виталия, он твой будущий муж. Ты помнишь об этом?
— Я помню.
— Помни, — кивает он благосклонно, и второй рукой тянется к лицу, заправляет прядь за ухо. — Это лучший для тебя вариант.
Поднимаюсь по лестнице, постоянно прокручиваю последнюю фразу и знаю, что он прав.
Прав…
Прав…
Виталик нормальный, только блядун. А я… Я тоже теперь такая. Грешница… Распутница. Похотливая сука, все мысли которой теперь только о поджаром теле одного оборванца.
И о подруге забыла.
Набираю в комнате ее номер, но мне вдруг отвечает мужской, протяжный голос и я резко сбрасываю.
Забираюсь под одеяло и сразу выметаю метлой из головы все посторонние мысли, оставляя только воспоминания о Максиме. О его запахе, которым теперь пропитана моя постель, о его силе, с которой он меня обнимал. О его твердых губах, что так властно целовали. О завтрашнем дне.
С утра уже думаю, что зря согласилась, кручусь в постели до последнего.
Идти?
Не пойду. Нельзя потому что.
Спустя целый час решаюсь, уже продумав, что скажу, если останусь в Москве с ночевкой.
Лучше сделать и сожалеть, чем потом сожалеть, что не сделала. А мысль, что я могу упустить возможность побыть с Максимом, была невыносимой. Хотя бы один день. Один счастливый день с человеком, от которого приятно кружится голова, а в груди что-то волнующе сжимается.
Смотрю на часты, понимаю, что почти опоздала и со вскриком вскакиваю.
Глава 26
Не успеваю наложить макияж, натягиваю джинсы, майку без лифчика и жакет. Волос щетка касается всего раз, и я уже беру сумку с деньгами и проездным. Выбегаю из тихого, почти безжизненного дома.
Петровне я написала, что буду завтра, потому что шопинг затянется. Точное время даже не пытаюсь называть.
Сажусь в только что подъехавшее такси и плачу чуть больше за скорость. Остается всего несколько минут до отправления электрички.
На вокзале бегу со всех ног, быстро нахожу нужный путь и матерясь вижу, что он уже спускает пары, готовясь к отправлению.
Щурюсь от яркого солнца и все же замечаю его. В одной двери торчит нахмуренный Максим в черной футболке и смотрит по сторонам, пока ветер колышет его чуть кудрявые черные волосы.
Я сбегаю по лестнице с пешеходного моста. Стремительно. Перепрыгивая через две ступени. Чувствую, как дыхания почти не осталось, а бок колет.
Электричка уже трогается, набирает скорость, а я кричу:
— Максим!
Он поворачивает голову, морщинка на лбу разглаживается, а рука тянется ко мне.
— Шевели копытами!
Деликатность не его конек. Улыбаюсь, бегу со всех ног, радуясь, что не додумалась одеть каблуки.
Цепляю кончики его шершавых, огрубевших пальцев и тут же чувствую, что он буквально втягивает меня в тамбур.
Тяжело выдыхаю, пытаясь отдышаться, смотрю вниз и вижу мужчину в форме проводника. Без сознания.
— Ты что наделал? — смотрю на Максима, но тот только плечами пожимает.
— Он устал просто, говорит двери закрываются, закрываются. А я же знал, что ты опоздаешь.
Смеюсь, не веря, что пробежала такой марафон ради этого мелкого преступника и беру из протянутой руки бутылку воды.
Хочу попить, но ошеломленно смотрю, как он вытаскивает распорку и кидает ее в закрывающиеся створки двери.
— То есть эта железная штука ее и сдерживала?
Поворачивается ко мне и довольным взглядом оглядывает, кивает.
— Все ради принцессы, — низкий голос и рука уже держит за лацкан жакета. Максим притягивает меня к себе, крепко держит поясницу, обжигая касанием даже сквозь слои одежды. Содрогаюсь от тепла, что пробирает до самого сердца.
Он смотрит в глаза сверху вниз, отбирает открытую бутылку, пьет сам…
— Ты сумасшедший, — шепчу, не веря, что все это происходит со мной, и мельком замечаю, как проносится за окном ландшафт московской области, приближая нас к столице.
Максим хмыкает, рукой касается моей нижней губы, оттягивает и, нависнув, вливает воду изо рта в рот, тут же целуя.
И я обнимаю его за шею, прижимаюсь крепче, чувствую стояк. Прикрывая глаза от удовольствия. Он просто нереальный, смелый, сумасшедший, мой. Сейчас только мой.
Ощущаю, как сухое горло смачивает освежающая влага, а по телу как будто пускают приятный, волнующий ток.
Так неправильно. Так прекрасно.
— Когда возвращаемся? — спрашивает он, резко обрывая поцелуй и сжимает мою задницу. Ждет ответа, знаю, что волнуется.
Пальцами прохожусь по волосам Максима, задираю голову и повторяю его вчерашнее движение языком. Чувствую смесь вкусов кожи, пота и геля для душа. Вылизываю кадык, смотрю в глаза и растягиваю губы в улыбке.
— Завтра.
Глава 27
Мы сели на свободное место у самого выхода. Очень близко к друг другу. А когда на следующей станции народ в вагон забился под завязку, Максим просто прижал меня к окну. При этом он обнял меня рукой, чтобы я не касалась металлического выступа окна.
И, наверное, мне бы из этой короткой поездки и нечего было вспомнить, ведь из-за стука колес состава и шума голосов мы так и не поговорили, но… Но…
Но Макс вставил мне в уши свой старый наушник, второй себе и включил чертову песню. Песню, которую не знает разве что глухой.
Вдох, выдох и мы опять играем в любимых…
Он не говорил, не подпевал, не смотрел в глаза, просто одной рукой обнимал, а другой гладил между пальцами, незаметно совершая с ними почти половой акт. И я уплывала, тонула в этих чувствах, ощущениях, пока внутри что-то так приятно сжималось.
Эта дрожь и счастье как свет солнца, заполнившее тело, длились все то время пока мы шли от вокзала, почти не замечая древних достопримечательностей самого дорогого города мира.
Нам было достаточно рук, коротких поцелуев и длинных, таких длинных, обжигающих взглядов. Разговор ни о чем и мелодия на репите. Никогда не думала, что захочу остановить время. Вот прямо здесь. Сейчас. Просто замереть и чувствовать на своих губах его ментоловый вкус.
— Зачем ты куришь? — спрашиваю, когда мы подходим к какой-то арке возле многолюдного перекрестка и он достает из рюкзака телефон и выбрасывает недокуренную сигарету на асфальт.
— Так проще пережить тот пиздец, что я видел всю жизнь, — говорит он. А я закатываю глаза и давлю носком балеток бычок.
— Но ты все равно не хочешь мне рассказать? — спрашиваю, наблюдая, как он набирает телефон и ведет меня под арку в широкое пространство между домами, где на трехэтажном здании большими, красными буквами мелькает «Голод».
