У Стерлинга защипало в носу, эмоции грозили взять верх. Но нет, он много лет назад научился держать себя в руках, он решил, что отец никогда не увидит его слез, и привычка въелась в кровь. Даже понимание, что глупо и бессмысленно считать, что плакать неправильно, ничего не меняло. Он мог утешать друзей, пока они рыдают над неудавшимися отношениями или смертью родителей, и не думал о них хуже, но он просто не мог позволить это себе.
А сейчас, когда осторожные, слегка шершавые пальцы Оуэна касались его лица, Стерлингу почти хотелось, чтобы мог.
— Верю, — сказал он хриплым голосом. — Я вам верю. И я не… не хочу, чтобы вы думали, что я ищу замену отцу. Мне это не нужно. Мне нужен кто-то, с кем… я могу быть самим собой, наверное. Просто… я так устал, Оуэн. — Его имя на губах казалось таким правильным. Таким надежным.
— Вот и хорошо, — прошептал в ответ Оуэн. «Совсем не похоже на резкий тон отца, — отметил про себя Стерлинг, — как будто тот считал, что чем громче — тем вернее слова». — Я тоже не люблю ссор. Это пустая трата времени, а у тебя его не так много. — Стерлинг нахмурился, не понимая, о чем он. Оуэн похлопал его по щеке и убрал руку. — Может, ты забыл, что учишься на последнем курсе, но я — нет, — пояснил он и снова сел, совершенно непринужденно скрестив ноги. — Мне нужна копия твоего расписания как можно скорее, чтобы мы могли посмотреть, когда наше свободное время совпадает.
— Хорошо. Я еще подрабатываю, но у меня гибкий график. — Стерлинг чувствовал себя странно — какой-то необычный коктейль облегчения с предвкушением. Это происходит на самом деле или просто сон? — Так… эмм… И что теперь?
— Будем разговаривать. Пожалуй, дольше, чем тебе хочется. Но обычно своих сабов я знаю гораздо лучше, — сказал Оуэн. — Я вижу их в клубе, смотрю, как они ведут себя на сцене, иногда обсуждаю их с их Домом. Все не всегда так… поспешно, и я давно не имел дела с кем-то столь неопытным. — Оуэн провел рукой по волосам, какое-то мгновение он казался обеспокоенным. — Не говоря уже об этике отношений со студентами. — Он заинтересованно посмотрел на Стерлинга. — Повтори-ка, почему я на это согласился?
— Потому что я удивительно сексуален? — предположил Стерлинг. Он знал, что это правда, но на самом деле ему хотелось верить, что это не единственная причина. — Вообще-то — и наверное, мне не следует в этом признаваться, потому что это даст вам повод передумать, но — я не знаю почему. Я не думал, что вы согласитесь. Я представлял себе, как буду неделями «случайно» кругом на вас натыкаться.
При одном только взгляде на Оуэна у Стерлинга заныло в паху, и он неловко поерзал в кресле. Ему хотелось, чтобы Оуэн поцеловал его. Всего лишь поцеловал. Секса он готов был ждать несколько недель (конечно, не месяцев, как предлагал Оуэн), но столько же дожидаться прикосновения губ Оуэна к своим… Он не думал, что сумеет. Да и не желал.
Но сейчас речь не о том, чего хочет он, напомнил себе Стерлинг. А мысль о том, чтобы отдать власть другому, вызывала такое невероятное облегчение, что, казалось, у Стерлинга расслабились даже кончики ушей.
— Я могу задавать вам вопросы? О вас? — спросил Стерлинг.
— Можешь задавать, но я не могу обещать, что отвечу на них, если они касаются кого-нибудь еще, — отозвался Оуэн, немного его успокоив. — Я не буду обсуждать своих сабов и делиться прошлым, пока не узнаю тебя получше или пока не решу, что это необходимо. Вопросы о том, чем мы будем заниматься, или о том, чего я хочу от тебя — задавай сколько угодно. — Он улыбнулся, еще одно едва заметное подрагивание губ, которое начинало так завораживать Стерлинга. — Если, конечно, у тебя не заткнут рот, и я не приказывал тебе молчать. — Он уставился в огонь, и Стерлинг наконец смог вдохнуть; взгляд Оуэна был таким тяжелым. — Почему я согласился… Частью — чтобы спастись от преследования, и частью — да, потому что ты очень привлекателен, хотя, наверное, и не тем, о чем думаешь. — Он искоса поглядел на Стерлинга. — И еще, может быть, чтобы получить шанс задать тебе трепку, на которую ты так напрашивался весь первый год. Ты задумывался над такой возможностью, когда выбирал меня?
— Не… осознанно, — признался Стерлинг. При мысли об этом джинсы показались еще туже, и он снова заерзал, пытаясь устроиться в кресле, которое казалось таким удобным, когда он садился в него. — Наверное, мне хотелось узнать, как вы попали во все это, и много ли у вас было партнеров. — На самом деле он хотел спросить Оуэна, делал ли тот когда-нибудь кому-нибудь больно, по-настоящему больно, потому что, хотя идея быть отшлепанным его и заводила, он не был в восторге при мысли о сломанных костях и швах.
А всего несколько недель назад он бы, скорее всего, рассмеялся, если бы кто-нибудь предложил его отшлепать, так что кто знает, что будет дальше?
— Я всегда знал, что это мое, — сказал Оуэн, — и повзрослев, я стал искать возможности осуществить желания. Не могу точно назвать число случайных партнеров, но людей вроде тебя… — Он словно на мгновение ушел в себя. — Шестеро. С одним из них мы были вместе очень долго, с остальными — по несколько месяцев, но не больше года. Мне довольно трудно угодить, и я быстро начинаю скучать. — Взгляд Оуэна заострился, и Стерлинг снова напрягся. — А теперь спроси меня о том, что тебе действительно хочется узнать, пожалуйста, потому что все эти танцы вокруг да около подпадают под категорию того, что навевает на меня скуку и ужасно раздражает.
Инстинкты Стерлинга просто кричали огрызнуться, дать Оуэну понять, что ему плевать, скучает тот, злится, или и то, и другое вместе взятое.
Но это было бы ложью, а он не хотел врать, поэтому просто наклонился вперед и спросил, хотя и не знал, какой ответ получит:
— Вы сделаете мне больно?
— Это просьба, или тебя что-то тревожит? — отозвался Оуэн, на его лице появилось почти знакомое хмурое выражение. — С тобой не случится ничего, что не будет оговорено заранее, и во время сессии ты можешь прекратить все одним словом. Это должно быть тебе известно. — Он прищурил глаза. — Думаешь, я могу сделать что-то экстремальное уже после того, как ты согласишься на все? Стерлинг, так не делается. — Оуэн вздохнул. — Я бы оскорбился, если бы ты не был таким наивным. — Он положил ладони на колени. — Боль бывает порой полезна как самый простой рычаг давления, и да, в определенных обстоятельствах это эффективное наказание. Если ты считаешь, что только потому что мысль о том, что тебя отшлепают, тебя возбуждает, я не смогу использовать это в качестве наказания, ты очень удивишься. Если думаешь, что я оставлю тебя истекать кровью… — Оуэн поморщился. — Нет. У меня свои границы, и они едва ли смогут настолько сдвинуться после всех этих лет.
