Люби меня

– Д-да…

– Умница.

Целует мои распухшие и влажные от слез губы. И покидает комнату.

Я заставляю себя встать, пойти в ванную умыться и одеться. Когда выхожу в гостиную, чувствую, что при первом же зрительном контакте с Сашиной мамой лишусь сознания. Но… Этого не происходит. Чертовски сложно, конечно же, выдержать презрение, которым она меня окатывает. Однако я выдерживаю. И, вроде как, вполне невозмутимо.

«Я так люблю твой член…» – звучит у меня в голове мой собственный голос.

Но не потому, что я хочу об этом вспоминать, а потому что, мне кажется, что именно это вспоминает ОНА.

Господи… Нет, я точно умру!

– И что с машиной? – отвлекает маму Саша.

Он-то точно выглядит так, будто ничего из ряда вон не произошло. Пофиг ему, что она там увидела.

– Оказалось, что у меня заряд аккумулятора практически на нуле, – возмущается Людмила Владимировна, словно это реально единственная ее проблема сейчас. Только в отличие от сына, лицо у нее все-таки пылает. Гнев или смущение это – трудно определить. – Костя, видите ли, не думал, что мне нужно будет сегодня в город. Не проследил. Подъезжала к объездной, машина в режим экономии ушла. Отключила мне обогрев салона и стала тормозить скорость. Ничего другого не оставалось, как заехать к тебе.

– Ясно, – роняет Сашка. – В следующий раз предупреждай, пожалуйста, – звучит реально жестко.

Даже мне неловко от этих ноток.

А уж Людмила Владимировна и вовсе одномоментно приходит в ярость. По крайней мере, так показывают ее глаза. В остальном она – сталь. Красная. Закаленная.

– Что значит, предупреждай? Я что, к собственному сыну без предупреждения приехать уже права не имею?

Ох… Вот это голос! Чистый металл.

Мне аж дурно становится. Голова кругом летит.

Сашка же и бровью не ведет.

– А ты считаешь нормальным врываться ко мне с девушкой в спальню? Мне же не пять лет, мам. Должна понимать, чем мы можем заниматься наедине. Хоть бы в гостиной подождала.

За каждой фразой чувствуется это его любимое «блядь». Думаю, не только я это «слышу». Мать его тоже хорошо знает. Получше меня даже.

– Я не думала, что вы тут и днем, и ночью… – цедит она. – Больше нечем, что ли, заняться? Один интерес?

– Да даже если и один, тебя не касается, мам, – остужает ее Саша. – Давай, не начинай. Договаривались же. Не лезь.

Людмила Владимировна поджимает губы и стискивает челюсти так, словно ей все это невыносимо до смерти. Я – так точно поперек горла. Каждый ее взгляд полосует меня, как лезвие.

– Ладно, – выдавливает, наконец. – Буду предупреждать.

Сашка обнимает мать и целует в лоб, как пару минут назад в спальне меня.

Я… Ничего не могу с собой поделать, но вдруг испытываю по отношению к ней неадекватную ревность.

– Выпьешь что-то? – спрашивает Саня мягко, я бы даже сказала, ласково.

– Не мешало бы… Слушай, сыночек, там на первом этаже есть кофейня…

– Тебе нельзя кофе.

– Флэт Уайт без кофеина на соевом молоке, – с улыбкой выписывает свой заказ Людмила Владимировна.

Саша колеблется.

Вижу, что не хочет оставлять нас наедине. Но и отказать матери не может. Поэтому кивает и спускается в кофейню.

И вот тогда начинается армагеддон.