«Как прекратить это? Как прекратить это все, черт возьми?! Боже…» — в отчаянье размышляла я, пытаясь совладать с подступившим к горлу комом и не расплакаться прямо посреди ночи.
— Тс-с-с, принцесса…
Я почувствовала теплую руку на своем плече, когда сквозь ночную тишину раздался сонный, слегка охрипший голос проснувшегося Вааса.
— Тихо-тихо. Иди сюда, bonita…
Без лишних вопросов мужчина потянул меня за собой обратно на кровать. Мои ночные кошмары, связанные с тяжелыми воспоминаниями о смерти друзей, стали обыденностью, и если не для меня, то для пирата точно. Его не волновали мои чувства, не волновал мой непроходимый страх, не волновало мое состояние — пират всего лишь взял на себя задачу как можно быстрее успокоить меня, уложив спать, лишь бы не ныла под боком. И все же это был край той заботы, которую Ваас мог из себя выдавить — хотя бы за это я была благодарна ему…
Но только не в эту ночь. Будучи далеко не отходчивой, за какие-то два-три часа я нисколько не успокоилась, и изнутри меня все еще жгла сильная обида на пирата. И хотя Ваас, судя по голосу, уже успел проспаться и был вполне себе трезв, я все еще не желала ни видеть его, ни слышать. И имела на то весомые основания…
— Не трогай… — устало бросила я, отталкивая его руку и собираясь отсесть подальше. — Ваас отпусти, — чуть громче добавила я.
Но, разумеется, пират не собирался ни о чем меня спрашивать, ему не требовалось мое разрешение.
— Иди сюда, — приказал он.
Даже несмотря на его сонный голос, в нем слышалась привычная угроза. Дабы не злить пирата, я послушно легла рядом, но развернулась к нему спиной. Он прекрасно знал и помнил, как мне нравилось добиваться максимально интимного контакта с ним. Как я любила класть голову на его плечо, как любила чувствовать во сне его размеренное дыхание или касаться губами его губ, но последнее было возможно только при условии, когда Ваас был уж в слишком хорошем настроении…
Было наивно думать, что такой холодный жест с моей стороны заставит пирата задуматься над тем, как он поступил со мной, если он вообще заметил его или хоть как-то расценил. Но все же это было единственным знаком протеста, который я могла осуществить в тот момент…
Накрыв нас по пояс одеялом, Ваас перекинул руку через мою талию, притягивая меня к себе. Ночной холод для меня быстро сменился жаром от чужого тела. Главарь пиратов зарылся носом в мои волосы, но даже так я умудрилась учувствовать терпкий запах невыветревшегося алкоголя. Спустя какие-то пару минут пират уже пребывал в царстве Морфея, тихо посапывая в мою шею. Я же еще долго не могла уснуть, так как в голову лезли самые разные и дурные мысли…
И все же я не могла не признать, что рядом с ним все ночные кошмары становились незначительной мелочью.
Как в хорошем смысле, так и в плохом…
***
Два месяца спустя
Мы всегда были у себя одни и всегда будем. Никому нет дела до нас, как бы мы не хотели верить в обратное. Когда-нибудь, в самый ответственный, кульминационный момент мы останемся одни, совсем одни — только мы будем в силах защитить себя и только нам это, по сути, будет и нужно. Наша жизнь, наши тела, наши души с рождения и до самой смерти принадлежат только нам, и ответственность за них возложена только на нас…
У меня теперь не было даже этого. Ваас забрал все, что хотел. Он ничего не оставил. Моя жизнь всецело принадлежала ему: каждое мое слово, каждый мой шаг, каждая мысль — ничего не имело значения, если с этим не был согласен Ваас. Сколько бы я ни боролась, сколько бы не пыталась избавиться от этого безумия — Ваас не позволял мне этого сделать, не отпускал. Любой мой протест стал прямым путем к моей могиле.
А я привыкла.
Я привыкла, что меня ломают. Привыкла видеть в его глазах равнодушие, холодность. Привыкла отдавать всю себя, но не получать ни черта в ответ.
Время шло, и шло оно мучительно медленно. Каждый день стал похож на предыдущий. Не было того обещанного веселья, не было той искушительной безнаказанности, не было той настоящей жизни, которую предполагал этот остров. Не было того опьяняющего чувства опасности, когда ты находишься буквально на волоске от смерти и тебе это приносит кайф покруче, чем гребаная наркота. Не было больше холодного металла в руках, не было спирающего дыхание азарта в крови, когда ты стреляешь в своего врага… Нет, ничего этого больше не было. Потому что Ваас все забрал, все…
И ведь я привыкла.
Привыкла проводить дни в четырех душных стенах, не выходить на улицу. Привыкла к одиночеству и бесконечному ожиданию. Привыкла получать по лицу за малейший проступок и очередную попытку выйти за пределы этого чертового лагеря. Привыкла к тому, что моя мнимая свобода ни черта не существовала в действительности.
Как там эта херь называется? «Конфетно-букетный»? Так вот он закончился, и закончился, даже не начавшись.
Кем я теперь была в глазах Вааса? Кем он меня считал? Чувствовал ли хоть что-то при виде меня? Я не знала. И очень скоро перестала задумываться над этим…
С того дня, когда я открыто пошла против главаря пиратов, отказавшись прикончить для него ту девушку и встать в его ряды, прошло всего пару месяцев. Пару месяцев, а мне казалось, что целая вечность. И если раньше Ваас не горел желанием видеть во мне очередную верную псину, смотрящую на него со страхом в глазах, то теперь все изменилось. Ваас не бросал попытки сломать меня, как физически, так и ментально. Как когда-то его целью было привязать меня к себе, так и теперь пират решил поиграть в очередную игру, и его новой целью стало мое окончательное подчинение. В ход шло все: насилие за малейшую дерзость, крики и угрозы за любое неповиновение…
Моя жизнь ничем не отличалась от той, с которой я начала свой путь на этом острове. Как иронично. Даже пройдя через столько боли и страданий, ломая себя и окрашивая руки в море алой крови, потеряв все, что имела раньше, я все равно осталась в статусе гребаной пленницы.
Нередко за свой длинный язык мне приходилось проводить холодные ночи прямо на том самом заднем дворе, где ждали своей участи «возвраты». По приказу Вааса пираты с ехидными усмешками заталкивали меня в клетку и уходили, обязательно напоследок бросая уже закрепившееся за мной здесь прозвище «подстилка босса». Мои бессмысленные крики и угрозы только смешили их, и мне оставалось лишь судорожно колошматить по бамбуковым прутьям и представлять, как я убью всех этих ублюдков, всех до единого…
А в один очередной такой раз за мной так никто и не пришел. Я запомнила этот случай до конца жизни. Я провела в той чертовой клетке почти три гребаных дня, без еды и воды. Голод просто сводил с ума, как и жгучая нехватка воды под палящим солнцем — уже к концу первого дня началось головокружение, стало темнеть в глазах, а к концу второго — организм не выдержал, и я вовсе отключилась…
Я не знала, как долго находилась без сознания, но сквозь глубокий сон я почувствовала, как кто-то приблизился к клетке и лег возле нее — когда же на заднем дворе послышались поспешные многочисленные шаги приближающихся к клетке пиратов, этот «кто-то» подорвался с места, издавая угрожающий рык.
«Адэт…»
Она никого не подпускала, никому не позволяла притронуться ко мне. К этому времени пираты уже успели заметить, что я отключилась, и, судя по их неуверенным, но отчаянным попыткам добраться до клетки через свирепую тигрицу, видимо, я все еще была нужна живой. Была нужна ему.
И ведь вскоре он и сам пришел. Я знала, это точно был он. Только перед ним Адэт так послушно отступила бы в сторону…
Да, я привыкла.
Я привыкла к бесконечным ссорам. Привыкла слышать в свой адрес самые незаслуженные оскорбления и привыкла бросаться ими в ответ. Привыкла к тому, что в разгар очередного скандала Ваас толкает меня к стене, сжимая пальцы на моей шее. Привыкла к тому, как он скалится и шепчет мне на ухо о том, как сильно ненавидит меня. Привыкла к тому, что он впивается в мои губы, наконец-то одаривая меня таким желанным вниманием, и все заканчивается жарким и грубым сексом.