Что, если бы я пришла в квартиру Джастиса, а той девушки там не было, и мы находились бы только вдвоем, и я смогла бы ему все рассказать? Где бы мы все сейчас были? Уехал бы он со мной из города? Или заставил бы меня остаться?
Не сомневаюсь, что последнее. Джастис ни от чего не бежит, и, как бы трусливо я ни поступила, мы с Ханной жили гораздо более мирной жизнью. Никаких обвиняющих взглядов от известных людей в том городе, чему я отказываюсь когда-либо подвергать свою дочь.
А еще есть Дерек. При мысли о нем у меня по спине пробегает дрожь, когда я вспоминаю ту роковую ночь. В ту ночь я увидела чудовище, каким он на самом деле и является, и как близко он подошел к тому, чтобы овладеть моим телом, в котором рос мой ребенок.
Теперь он мэр Винчестера, что нисколько меня не удивило, когда Тэтчер сказал об этом. Его готовили к этой должности с самого рождения. Именно так семьи-основатели сохраняют контроль над городом, следя за тем, чтобы все их люди оказались на нужных позициях. Если вы угрожаете их планам — они вас устранят.
Это очень важная причина, по которой я уехала. Мои родители увидели бы в Ханне угрозу, а не благословение, которым она является. Она погубила бы их драгоценную репутацию, и именно поэтому я никогда не вернусь в этот город. Несмотря ни на что, я буду защищать ее от этого зла.
Глава 11
Джастис
На следующий день я подъезжаю к Райан с очередным подарком в руке, на этот раз с одной розовой розой. Я впервые покупаю цветы. В магазине я чувствовал себя таким же потерянным, как и с дочерью, и мне это, черт возьми, ненавистно. Она заслуживает от меня большего, но я не знаю, как ей это дать.
Райан выходит на крыльцо, и я останавливаюсь на полпути. Путешествую глазами по ее телу, восхищаясь тем, что был слишком зол признать. Каштановые волосы в беспорядке собраны на макушке, несколько случайных прядей прилипли к хорошенькому личику, которое за эти годы повзрослело и стало еще красивее. Короткий черный сарафан свободно облегает тело, но никак не скрывает изгибы, которые, я знаю, под ним есть.
Летняя жара покрыла влагой светлую кожу, напоминая, каково это было — чувствовать ее своим телом, когда я входил в нее, заставляя выкрикивать мое имя. Всего за месяц до того, как она исчезла, забрав с собой мою дочь.
Напоминание, как ведро холодной воды, гасит пламя желания.
— Где Ханна? — спрашиваю, отказываясь от любого приветствия.
Вспышка боли в ее глазах беспокоит меня больше, чем я готов признать.
— Сейчас придет. Можешь присесть на качели. Если только не хочешь войти и… — ее слова затихают, когда я поднимаюсь по ступенькам и направляюсь к качелям. — Ладно, — бормочет она.
Как и вчера, я прислоняюсь к перилам и жду.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спрашивает она, продолжая быть вежливой.
Я лишь качаю головой. В данный момент я слишком зол, чтобы ответить взаимностью.
Скрежеща зубами, она выпячивает подбородок, и мне доставляет некоторое удовольствие наблюдать за ее реакцией. Эгоистично желаю, чтобы она чувствовала тот же гнев и боль, которые она вызвала во мне.
Она, наконец, решает сдаться и возвращается в дом, когда она уходит прочь, подол сарафана дразняще покачивается, открывая взору верхнюю часть кремовых бедер. Мои пальцы дергаются от желания задрать ткань на бедра, перегнуть ее через перила и вытрахать из себя всю обиду, которую я к ней испытываю. Может, тогда я смогу с ней поговорить.
Выдохнув, провожу рукой по волосам и беру себя в руки. Сейчас у меня единственная забота — моя дочь. Как только я разберусь с ней, примусь за Райан.
Будто призвав ее мыслями, сетчатая дверь со скрипом открывается и выходит Ханна, выглядя такой же красивой и совершенной, как и прошлым вечером. Она останавливается всего в нескольких футах от меня, держа в руках какие-то бумаги и выглядя такой же взволнованной, как и я.
— Привет, — приветствую я ее первой.
— Привет, — шепчет она, заправляя прядь волос за ухо.
Не зная, с чего начать, протягиваю ей розу.
Ее улыбка проникает мне в грудь, прогоняя гнев, который я чувствовал всего несколько мгновений назад. Она делает шаг вперед и берет ее у меня.
— Спасибо. Мне никогда раньше не дарили цветов.
— Значит, это впервые для нас обоих, потому что я никогда раньше их не покупал.
Это признание, кажется, только еще больше ее обрадовало.
— У меня тоже есть кое-что для вас. — Она протягивает мне один из листков бумаги.
Удивленный, беру его и смотрю на красочный рисунок. На нем изображены два человечка, держащиеся за руки. Высокий и маленький, с шеями длиннее, чем тела. Они стоят рядом с тем, что, как я предполагаю, является мотоциклом, но сказать трудно. Голубое небо окрашена радугой, то тут, то там нарисованы трава, холмы и птицы. Внизу нацарапано: «С любовью, Ханна».
Это самая совершенная мешанина, какую я когда-либо видел.
— Ты нарисовала это для меня? — спрашиваю я, голос грубее, чем я ожидал.
— Да, сэр. Это мы с вами.
Я продолжаю смотреть на рисунок, не в силах подобрать правильные слова для своих чувств.
— Я собиралась вас подписать, но не знала, как, — говорит она, и ее слова срываются на шепот.
Я ловлю ее взгляд и ненавижу неуверенность, которую нахожу в нем. Присев на корточки, опускаюсь на один уровень с ней.
— Наша ситуация немного отличается от большинства, не так ли?
Она кивает.
— Как ты хочешь меня называть?
Она отвечает пожатием плеч, но в ее глазах отражается совершенно другое.
— Как ты всегда меня называла?
— Папочка.
Это слово ударяет меня прямо в гребаную грудь, достигая мест, о существовании которых я и не подозревал, мест, которые, как мне казалось, исчезли навсегда.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты называла меня так, потому что я и есть твой папа.
Она улыбается, довольная таким ответом.
— Понимаю, нам нужно многое уладить, — говорю я. — Но никогда не сомневайся, кто я для тебя. Я твой отец и никуда не уйду. Хорошо?
Она кивает, затем поднимает другой листок бумаги, который держит в руке.
— Мама помогла мне составить список моих любимых вещей, чтобы мы могли лучше узнать друг друга. Хотите послушать?
— Да, очень.
Я хочу знать каждую секунду ее жизни. Каждую деталь.
Мы садимся на качели, и она пододвигается ближе ко мне. Так близко, что ее маленькая ножка прижимается к моей, легкое прикосновение вызывает множество эмоций, грохочущих внутри меня.
— Я помню почти все, но, возможно, вам придется немного помочь мне с чтением, — говорит она, почесывая маленькую щечку.
— Без проблем.
— Мой любимый цвет — розовый, вы уже знаете, — начинает она, бросая на меня взгляд, на который я киваю. — Моя любимая еда — мороженое. Хотя мама говорит, что это не настоящая еда.
Я ухмыляюсь.
— Какой вкус?
— В основном клубничное, но шоколадное я тоже люблю.
— Хороший выбор.
— А у вас? — спрашивает она, пристально глядя на меня.
Мне требуется мгновение, чтобы придумать ответ.
— Наверное, шоколадное.
— Похоже, вы не очень-то уверены.
Я усмехаюсь, забавляясь тем, как она бросает мне вызов, не многие так смогут.
— Я почти его не ем. Вот почему.
Она кивает и снова смотрит в листок.
— Я люблю слушать Тейлор Свифт. У нее много моих любимых песен. Вы ее знаете?
— Знаю, но никогда раньше не слушал.
— Кого вы слушаете?
Я пожимаю плечами.
— Мне нравится много всего, но AC/DC — моя любимая группа.
— Я их не знаю.
Я ухмыляюсь.
— Не удивительно. Они несколько старше.
Она протягивает мне ручку.
— Не могли бы вы написать одну из их песен, чтобы я потом ее послушала?
— Конечно. — Я беру у нее ручку и пишу «Thunderstruck», пытаясь вспомнить, ругаются там или нет. Надеюсь, последнее.
— Спасибо. А моя любимая — «Shake It Off», если захотите послушать.
