Никак не могу привыкнуть к мысли, что ты нашел действительно защищенный канал связи, и можно не бояться называть имена и излагать планы действий…»
Несчастный лист пергамента все же постигла участь безнадежно испорченного клочка. Одно движение — и ряд ровных, каллиграфических букв с завитушками исчез с глаз, будто его и не было.
На несколько бесконечных секунд Северус замер, запрокинув голову и закрыв глаза. Вдох-выдох, вдох-выдох… Вдох. Это просто истерика. Выдох… Драко склонен к перепадам настроения, он всегда мог сорваться на крик, на слезы, на неподобающие магу эмоции. Вдох. Всегда — начиная с прошедшего лета. С тех пор, как стал позволять себе быть настоящим, невзирая на все, что вбивалось в него с детства. С тех пор, как начал считать Поттера неотъемлемой частью своей жизни, переняв от него не самые лучшие гриффиндорские качества. Искренность, надо же… Выдох. Это просто истерика.
Вот только — что, Мерлин трижды их всех побери, могло заставить Драко Малфоя сорваться на ТАКИЕ слова?! О чем этот проклятый мальчишка умолчал, не решившись доверить важную информацию пергаменту?
Комочек был отправлен в сторону — одним мгновенным, безжалостным жестом.
— Инсендио! — прошипел Северус, взмахивая ему вслед волшебной палочкой.
Сжав зубы, он быстро вышел из ванной. Странная надежда, что это помещение не просматривается, заставляла читать доставленные эльфом письма, закрывшись там — просто… на всякий случай.
Есть привычки, которые не выведешь никогда, мрачно подумал Снейп, открывая дверь в кухню. Есть мир, в котором сама мысль о том, чтобы позволить себе потерять осторожность, всегда будет выглядеть глупостью… даже если глупцом со стороны при этом выглядишь ты сам. Лучше быть живым перестраховщиком, чем мертвым наивным идиотом…
Едва шагнув внутрь, он вздрогнул от мощного, прокатившегося где-то под землей, удара, заставившего машинально сжаться и схватиться за дверной косяк. От низкого, на пределе слышимости, гула, дрогнули колени, и почти сразу же раздался отвратительный, разъедающий слух, нарастающий визг сработавшего охранного заклятья — этот звук Северус не перепутал бы ни с чем.
Оглядевшись, он оттолкнулся от стены и, преодолев коридор, распахнул дверь на улицу. Яркий солнечный свет заливал дворик — что, впрочем, было оправданно, поскольку сегодня наружу Снейп еще не выходил… Вот только все остальное, что открылось глазам, оправдывать было нечем.
Привычная терраса шириной в два десятка шагов исчезла, превратившись в аккуратную дорожку до соседнего домика — точной копии того, в дверях которого застыл машинально стиснувший палочку Северус. Справа и слева виднелись ровные ряды одинаковых крыш остальных домов — с такими же одинаковыми стенами, крылечками, верандами перед входом и столиками на террасах. Заграждающее заклятье, разграничивавшее территорию и не позволявшее магам видеть ничего, кроме собственного участка, исчезло — вероятно, о нарушении именно его целостности и вопила сигнализация.
Впрочем, возможно, она вопила совсем не о нем, а, например, о том, что закрывало когда-то от огненного мага слепящее солнце, и небо, которого Снейп не видел уже несколько недель, и проносящихся над головой птиц.
Оглядевшись, намеренно игнорируя нервно выскакивающих, спокойно выходящих или осторожно выглядывающих из домиков людей, он остолбенел, уставившись на высокую, футов в сто пятьдесят, башню, возвышающуюся над рядами невысоких крыш.
Башня горела. Треск полыхающего пламени и рушащихся балок перекрывал птичий гомон и шум ветра — Северус подумал, что, похоже, именно там, в ней, и жили те, кто наблюдал за вышвырнутыми из страны стихийными магами. Жили — потому что сейчас в ней живых людей уже не осталось. Только трупы, насколько Снейп мог доверять своей способности чувствовать чужое сознание.
* * *
— Читаешь?..
Панси бросила быстрый взгляд на вход в библиотеку. Упираясь ладонями в косяки, в дверях стоял Гарри — взъерошенный, с отсутствующим взглядом. Впрочем, таким он был всегда — сколько она его помнила.
— Риторический вопрос, — сухо ответила Панси, снова склоняясь над грудой свитков.
Поттер хмыкнул и, медленно подойдя, остановился около стола, заложив руки в карманы. Коротко стриженый светлый затылок почему-то навевал воспоминания не о Хогвартсе и кудряшках, а о грязных патлах и шуме ночной грозы, в котором терялись всхлипы уткнувшейся носом в его грудь плачущей Луны.
— Где ты была сегодня утром? — мягко спросил Гарри.
Заминка, если она и возникла, заняла доли секунды.
— Я же не спрашиваю, где были вы, — не отрывая взгляда от пергамента, процедила девушка.
— В своей спальне, — пожал плечами Гарри. — Панси, даже если я сплю, это не значит, что я не замечаю твоего отсутствия.
— А ты спал? — ухмыльнулась она.
Улыбка пропала без толку. Он остался серьезен, как и его намерения продолжить допрос. Чертов Поттер.
— Панси, где ты была? — ровно повторил он. — Я задал тебе простой вопрос и хочу слышать ответ. Честный, как ты понимаешь.
Она вздохнула и подняла голову, положив руки поверх бумаг.
— А я, Гарри, хочу летать научиться, только почему-то не получается до сих пор. Как ты думаешь, мне по этому поводу заплакать — или попробовать без «хотелок» перетоптаться?
Мгновение он буравил ее пристальным взглядом, а потом притянул еще один стул — и сел напротив, вытянув ноги.
— Мне кажется, нам стоит кое-что прояснить, — медленно обронил Поттер, не сводя глаз с ее лица.
— Да, пожалуй, — Панси с вызовом приподняла подбородок. — Давно пора.
Гарри молчал, и это давало смутную надежду, что он не может подобрать слов. Хочет прижать ее к стенке — но не знает, чем.
Панси невольно вспомнила, как бесстыдно и по-дурацки обрадовалась, увидев его здесь. Их вместе — и его, и Драко. Понадеялась, что уж рядом с ними-то с ней ничего плохого больше никогда не случится… Наверное, старые воспоминания помутнили рассудок — о тех временах, когда эта странная, едва совместимая парочка была для нее единственным, хоть и необъяснимым, символом надежды. Когда еще можно было верить в глупости и убеждать себя, что жизнь — впереди, и она будет наполнена светом, а не чужими амбициями и непонятно чьей войной.
Когда хотелось смотреть на них и кусать губы, давя улыбку. Знать, что не ты одна пытаешься бороться со складывающимися столетиями устоями, пробиваясь к собственному будущему — наивно, без планов и тылов, просто — в лоб… как они.
Но война растоптала их — так же, как и ее. И, если когда-то Панси казалось, что нужно пробовать еще и еще, нужно быть сильной, упрямой и смелой, то сейчас она все чаще ловила себя на мысли — а стоило ли идти против мира, чтобы узнать тяжесть его пяты?
