Но война растоптала их — так же, как и ее. И, если когда-то Панси казалось, что нужно пробовать еще и еще, нужно быть сильной, упрямой и смелой, то сейчас она все чаще ловила себя на мысли — а стоило ли идти против мира, чтобы узнать тяжесть его пяты?
Мы заплатили за собственную глупость, все трое, мрачно подумала она. Каждый регенерирует, как может, каждый уцепился за свой второй шанс, вот только — не пора ли начать жить своим умом? Проникаться оптимизмом, глядя на «любовь, победившую смерть» — можно, вот только все время возникает смутное ощущение, что однажды оптимизм уже привел тебя… кое-куда. И не только тебя… А они — хм, да кто сказал, что смерть потрепала и отпустила их именно из-за любви? Сказка для восторженных юнцов — никакая любовь не смогла бы противостоять смерти. Здесь что-то другое… что-то, чего они тоже не хотят понимать, прячась в собственных чувствах, закрываясь в них. Надеясь, что это поможет им выпутаться в следующий раз.
И это давало ей право — и на свои решения, и на недосказанность, и на то, чтобы искать свой путь. Они — всего лишь мальчишки, они — не идеал, на который стоит равняться. Они — не авторитет. А то, что волею дуры-судьбы они оказались связаны и заперты в одном доме, не обязывает ее подражать им и поддакивать их решениям.
Лавгуд вон тоже не поддакивает. Вытворяет, что хочет, и никто ей не указ. Надо просто поставить себя — сразу, и не дать сбить с толку, не повестись на по-гриффиндорски неумелые и нелепые манипуляции. Уж если Лавгуд смогла — чем я хуже? — угрюмо подумала Панси. Что я, Поттеру противостоять не смогу? Ему ведь и сказать-то мне нечего, кроме как — ты не можешь, ты не должна, ну пожалуйста, ну как же так…
— Нам очень не хватало тебя, — вдруг сказал Гарри. — Точнее, не именно тебя, а… такой, как ты.
Неожиданное начало. Надо же.
— Какой? — хмыкнула Панси.
Гарри пожал плечами.
— Ты в курсе, что происходит? С нами, я имею в виду? — спросил он, неожиданно меняя тему.
Девушка изогнула бровь.
— С тобой и Драко? — уточнила она.
— Нет, — Гарри улыбнулся и взъерошил и без того растрепанные волосы. — С каждым из нас, сейчас. В последнее время. Тебе же не с чем сравнивать, может, ты полагаешь, что так и было всегда?
— Как?
От его внимания не укрылось, что она стала нервно постукивать пером по столешнице.
— Так, — взгляд Поттера вдруг неуловимо потяжелел. — Луна уже два дня не разговаривает с Малфоем — как ты думаешь, почему?
— Понятия не имею, — отрезала Панси.
Сюрреалистический разговор понемногу начинал ее раздражать.
— Он любит ее, — просто сказал Гарри. — А с тех пор, как появилась ты, она…
— Больше не ночует в вашей спальне? — в голосе вновь зазвучала насмешка.
— Разрывается между тобой и им, — возразил Поттер. — Ты таскаешь ее за собой всегда, когда не отправляешь бегать по городу или аппарировать по стране. Панси, я знаю, что в вашей паре ты — мозг, и я помню, как Луна плакала всегда, что ей не хватает поддержки сильного и здравомыслящего человека, который разделял бы ее взгляды. К тому же она — твой наставник, так что я понимаю, почему ты доверяешь ей больше, чем кому-либо из нас. Даже больше, чем Драко.
В глазах Панси блеснул какой-то недобрый огонек.
— И чего ты хочешь от меня? — резко спросила она. — Чтобы я полезла их мирить, раз Малфою тебя одного недостаточно? И, знаешь, я не понимаю всех этих ваших… любит — не любит… — она раздраженно хлопнула ладонью по столу и наклонилась вперед. — Мне плевать, как вы жили раньше.
— Хорошо жили, — пожал плечами Гарри.
— Плевать! — глаза девушки сузились. — Если Лавгуд так быстро сбежала от вас, стоило появиться мне, если она, вообще, оказалась моим наставником, может, это говорит о том, что не так уж вы ей были нужны? И все эти постельные игры втроем хороши, пока заняться нечем?
Поттер смотрел на нее как-то странно — будто искренне не мог понять, откуда берутся такие уроды.
— Постельные игры? — негромко переспросил он. — Панси, у тебя с Джастином тоже были постельные игры? Ты это так называла?
Возражения застыли в глотке.
— Они не разговаривают потому, что Луна обвинила Малфоя — в том, что он бросил тебя в Хогвартсе. Фактически — что МЫ тебя бросили, смотавшись в поместье и пожелав удачи всем, у кого есть планы. Как ты понимаешь, ему нечего было ей возразить. Потому что это — правда, и я это признаю. Если захочешь — признает и он, хотя, честно говоря, было бы куда порядочнее, если бы ты поговорила с ним об этом сама, а не плакалась Луне в жилетку, вынуждая метаться между вами.
Панси молчала, и в ее округлившихся застывших глазах читалось… многое. Достаточно, чтобы продолжать разговор. Чтобы надеяться — еще не все потеряно, и договориться можно.
— Тебе сейчас кажется, что с тебя свалились розовые очки, и ты наконец-то видишь мир без прикрас, — Гарри горько усмехнулся и потер лоб. — Вот только, знаешь ли… с нас троих они свалились намного раньше, но мы не пытаемся доказывать друг другу, как здорово видим всех насквозь. Я очень ценю то, что ты делаешь. Здесь, — он кивнул на кипу разбросанных по столу свитков, — полно того, в чем никто из нас так и не смог разобраться. Честно говоря, я поэтому и сказал, что нам тебя не хватало — и такой, как ты, и именно тебя… Не очень-то приятно жить, помня о тех, кого ты предал — а то, как поступили с тобой мы с Драко, называется именно так.
Он говорил медленно, глядя куда-то сквозь нее, и на мгновение ей стало неловко сидеть вот так перед ним и слушать, как он выворачивает душу на благо ее личным комплексам и обидам. Почему-то все случившееся в Хогвартсе вдруг показалось… таким.
— Идет война, Панси, — мрачно сказал Гарри, машинально царапая ногтем край стола. — Сейчас не то время, когда каждый может идти против всех. Нам все равно… придется принимать решения. И я вижу, что вы пытаетесь выяснить, какими они будут. Что вы делаете для того, чтобы иметь преимущество. Я только не понимаю, почему это преимущество должно быть и перед нами. Передо мной, перед Драко. Я — не твой враг. Я — глава этой семьи, и я хочу спросить тебя — если жизнь сложится так, что нужно будет идти и рисковать собой, своей шкурой и шкурами всех остальных, подставлять шею под удар, принимать на себя ответственность за будущее — и свое, и тех, кто тебя любит, и всех людей, которые сейчас умирают тысячами, ты — пойдешь? Ты возьмешь это на себя? Согласишься отвечать — за всех?
Его напряженный, тяжелый взгляд припечатывал девушку к спинке стула. Ее губы дрогнули, будто она хотела что-то сказать — и не решилась.
— Панси, я спрашиваю тебя. Ты чертовски умна и сообразительна, ты многое можешь просчитать, ты лучше меня, или Малфоя, или Луны — каждого в чем-то своем, и никто не умаляет твоих достоинств. Сейчас ты считаешь, что можешь позволить себе принимать решения за всех. Ответь мне — ты пойдешь до конца? Если будет нужно? Примешь на себя ответственность за исход войны и наши жизни?
