За эти годы, он выяснил, как относиться к людям, хотя глубоко внутри он все-таки предпочитал свою компанию в ее отсутствие. Она была единственным человеком, с которым он всегда чувствовал себя действительно комфортно. Но что касается общества, он наконец-то понял, как в нем прижиться: уходить в запои с другими композиторами и музыкантами в течение первых нескольких лет, сочинять песни и гастролировать с «Cornerstone», делать татуировки и пирсинг тела ― этакий способ взаимоотношений в мире хэви-метала, который стал его домом со времен колледжа. Когда другие дети учились адаптироваться в обществе со своими сверстниками в школе, Зак был вынужден развивать свой музыкальный талант в относительном уединении. Конечно, его личностный рост был задержан, но, в конце концов, он настиг упущенное.
Однако, несмотря на эти внешние и внутренние изменения, Зак никогда не мог полностью отпустить ее. Она упорно и мучительно жила в его душе, мучая его в моменты тишины и покоя. Потеря и утрата ее любви были проклятием: он был убежден, для того, чтобы писать красиво, требовалась любовь, а она, в свою очередь, была неуловима, так как он лишился ее. Это не касалось женщин ― у Зака их было много, они боролись за его внимание, и у него всегда было с кем дружить и трахаться. Но любовь? Нет. Никто и близко не подобрался к месту, которое она по-прежнему занимала в его сердце, и иногда, когда ее голос раздавался эхом в голове, неожиданный всплеск агонии или сожаления мог украсть его дыхание. Жесткие песни давались легко. И яростные. Грустные тоже, но он ненавидел грусть. Это чувство было слабым и бесполезным, и мужчина отказался сочинять печальные песни.
Что касается красоты? Зак усмехнулся. Красота казалось невозможной.
За следующие две недели он был полон решимости отыскать ее. Даже если он должен был вспомнить некогда ужасающие чувства, которые заставили его глупо оттолкнуть ее. Даже если он должен был раскопать бездействующие, хоть и мощные, воспоминания о любви, он никогда не сопереживал никому прежде или с тех пор. Мужчина был полон решимости сделать все возможное, чтобы вырваться из крысиных бегов написания песен и сделать новое имя себе, сочиняя что-то новое и прекрасное — то, что заставит ее губы изогнуться в улыбке, а ее соболиные глаза искриться с одобрением.
Внезапно, ничто не показалось столь важным для Зака, как обрезать тот провод, который связывал его с неудовлетворительной жизнью в Нью-Йорке. Не дав себе времени на раздумья, он взял телефон, размахнулся и выбросил его в открытое окно прямо на шоссе.
Вау. Ладно. Провод обрезан.
Затем он решительно выкинул ее из своих мыслей и нажал на педаль газа. Он хотел добраться до Винтер Харбор к закату и уныло надеялся, что отвергнув Малколма, он не пополнил свой длинный список сожалений.
***
Вайолет Смит выехала на подъездную дорожку, испытав облегчение от того, что закат все еще предоставлял достаточно света, чтобы увидеть деревянную стрелку, указывающую в лес, на которой были запечатлены слова «Тихая Гавань». Она проехала еще одну десятую мили, подпрыгивая и хрустя, под темной сенью тяжелых деревьев, пока не закончился лес, и не показался раскинувшийся в разные стороны, безупречный дом с четырьмя спальнями, а за ним — мерцающие в лучах заходящего солнца воды из Винтер Харбор.
Она остановилась перед домом, заглушила двигатель, сделав глубокий вдох, затем с раздражением выдохнув, почувствовала себя вымотанной, когда отпустила руль. Она сплела пальцы и похрустела костяшками, щелканье принесло ей странное удовлетворение, так как ее отпустили несколько часов напряженного вождения. Она не помнила, чтобы поездка из Гринвича, штата Коннектикут, в Мэн, была такой длинной. С другой стороны она никогда не водила машину или путешествовала в одиночку. Шеп всегда заботился о планировании и подготовке к поездке. Она с удовольствием сидела около него в автомобиле, читала на своем Kindle (прим.: устройство для чтения электронных книг, выпускаемое компанией Amazon.com), когда он вел машину туда и обратно.
Ее глаза затуманились от слез, и она сморгнула их прочь, сняв очки и помассировав переносицу. Весь мир был расплывчатым без очков или контактных линз, особенно в сумерках, когда предметы теряли свои очертания и сливались в серую массу. Она, конечно, не могла вести машину без них, но чувствовала себя сейчас прекрасно, сняв их, поэтому девушка аккуратно положила очки в подстаканник. Она открыла дверь автомобиля, и ее тело покачнулось от холодного, солоноватого воздуха.
Винтер Харбор. Это был не Бар-Харбор Шепа, огни которого она могла разглядеть через залив, но запах был тот же.
В октябрьском вечернем воздухе ее ноги в сандалиях замерзли, но это не имело значения. Как только она поселилась, она вытащила свои пушистые флисовые тапочки, с которыми ей жить в течение следующих двух недель. На данный момент она просто хотела стоять на веранде своего арендованного дома и поздороваться с морем.
Ты чувствуешь это, Ви? Рай?
Она услышала отголосок своего собственного смеха в голове, почувствовала, как ладонь Шепа прижалась к ее, потянув к пляжу. Солнечный свет танцевал на воде, заставляя его светлые волосы блестеть.
― Однажды приехав в Мэн, вы останетесь здесь навсегда! ― воскликнула она, когда ее ноги погрузились в песок, позволив себя затянуть, дав Шепу идти впереди.
Вайолет осторожно шагнула на веранду в слабом свете, слегка положив руки на перила и удовлетворенно вздохнула. Какой счастливый случай, чтобы столкнуться с Леной Льюис в «Whole Foods» в Гринвиче две недели назад. Вайолет поделилась своими недавними проблемами в завершении своего второго романа, и Лена, знакомая из младшей лиги, предложила использовать свой дом в Уинтер Харбор, в штате Мэн, чтобы писать роман в уединении. Лена объяснила, что с момента развода она не могла посещать особняк с четырьмя спальнями и гаванью, и пока Вайолет была готова заплатить тысячу долларов, чтобы покрыть расходы на коммунальные услуги, служанку и матера на две недели, она могла свободно пользоваться красивым домом. И, несмотря на трудности с финансами, Вайолет не смогла отказаться от заманчивого предложения и немедленно отправила чек Лене в обмен на комплект ключей.
После жизни в квартирах Вайолет понравилась идея иметь столько пространства для себя, пусть и временно. Каждый день она сможет писать в разных комнатах. В ее распоряжении была большая комната с камином, изысканная кухня и веранда с потрясающим видом. Дом и его вдохновляющее место стоили тысячи долларов, потому что Вайолет была в отчаянной и неотложной потребности вдохновения.
Она уже потратила аванс в двадцать тысяч долларов, который издатель заплатил ей в декабре прошлого года, когда она подписала контракт на «Us After We», и девушка уже просила два продления крайнего срока, один раз в мае и вновь в августе. Сейчас был октябрь, и она мало писала. Не говоря уже о том, что гонораров от ее первого романа не хватило, чтобы поддержать ее образ жизни в Гринвиче без второго дохода Шепа. Ее банковский счет был опасно низким, и ее недописанная рукопись должна была выйти 20 октября, примерно через две недели. Если она не уложится в срок в этот раз, ее обвинят в безответственности, и мало того, что ей пришлось бы вернуть аванс, на который она жила, также должна была бы заплатить штраф за нарушение контракта. Прибытие в «Тихую Гавань» было полнейшим отчаянием, и она надеялась, что такое красивое место поможет ей, наконец, избавиться от творческого кризиса.
Если быть честной, была другая причина, по которой Вайолет тянуло в «Тихую Гавань», кроме его красоты. Хотя она была немного менее эффектной, чем особняк Смолли через залив в Бар-Харборе, дом был построен в том же самом стиле: та же серая выгоревшая древесина Нантакета. Вид был на тот же самый залив, хоть и с противоположной стороны. Посмотрев фотографии в интернете, она почувствовала, что это место знакомо ей, будто нахождение тут так или иначе все еще соединяло ее с богатыми, известными Смолли. За человека из этой семьи Вайолет почти вышла замуж. Почти.
