Lina Mur - Fifty And One Step Bac

Никогда. Ты ослушалась меня. Ты убежала от меня, а

я просил тебя этого не делать. Ты боишься меня, — его голос монотонный, как будто ничего необычного не

происходит. Как будто не я стою в ванной комнате, пытаясь спастись от него.

— Нет. Я не боюсь тебя, уходи. Сейчас ты...уходи, пожалуйста, — шепчу я, практически признавая, насколько вся эта ситуация заставляет меня

пребывать в предобморочном состоянии.

Он только продолжает улыбаться, но это похоже на

оскал, не предвещающий ничего хорошего. А я не

знаю больше, что делать, только удаётся подбежать в

раковине и швырнуть в него мыльницу. Но он

уворачивается, двигаясь на меня.

— Ник! — кричу я, скользя по раковинам к двери, но он

своим телом закрывает мне проход. — Хватит!

Пожалуйста, отпусти меня! Пожалуйста, отпусти меня, и я улечу отсюда! Ты никогда не увидишь меня!

Пожалуйста, только хватит!

Из груди вырываются громкие завывания с плачем, и я

останавливаюсь, решая, что бесполезно бегать от

него. Пусть лучше так. Мне уже все равно, потому что

в теле нет сил, чтобы противостоять ему. Этот страх, он губит мою душу. А она разрывается на мелкие

кровавые ошмётки, когда в противовес всему сердце

убеждает помочь ему, преодолеть его демона.

Бороться с ним. Но я не могу, мне страшно. До чёрных

точек перед глазами страшно. Я одна против него.

Я закрываю лицо руками, продолжая плакать так

громко, так больно, не желая видеть его таким. Мне

ужасно осознавать, что этот мужчина стал всем для

меня, а сейчас готов наказать за только ему понятный

проступок.

— Пожалуйста...не надо...я уеду сейчас же, только не

бей, — молю я, открывая глаза и вытирая их, оставляя

на пальцах чёрные следы туши.

Я смотрю на Ника, застывшего на одном месте. Он, не

мигая, наблюдает за мной, его разбитая губа придаёт

ему вид ещё безумней, чем прежде, как и помятая

рубашка. Его глаза такие тёмные, что я вновь и вновь

раздираю своё сердце от чувств к нему. От

невозможности помочь, быть рядом в этот момент, потому что испугалась. Узнала, что есть новый вид

страха, парализующий разум и открывающий только

инстинкты.

Мой плач уже превращается в тихие всхлипы, а я

сильнее сжимаю ручку ёршика, но отбрасываю его, показывая, что всё, я сдаюсь. Он продолжает так

стоять, сжимая рукой ремень, который я сама вручила

ему и ведь дала разрешение. А теперь...теперь не

могу встретить его.

Я делаю маленькое движение в сторону к двери, Ник

не двигается. Ещё одно. Он смотри в одну точку, а я

хочу подойти к нему и обнять, но продолжаю ступать к

двери, весящей на одной петле. Как только я

разворачиваюсь, чтобы убежать до спальни или же, вообще, из номера, меня хватают и тянут за волосы и

отбрасывают спиной к стенке, на что я вскрикиваю и

падаю на пол, но не от боли, а он неожиданности и

нового возвращения в прошлое.

— Я не разрешал тебе уходить. Ты моя. Поняла меня?

— один рывок за плечи и я уже стою, прижатая спиной

к стене, а Ник проникает своим взглядом в мои глаза, заставляя кивнуть и одновременно всхлипнуть.

Он резко левой рукой хватает меня горло, приближая

своё лицо ко мне. А другой рукой, кожей ремня, сложенного вдвое, проходит по скуле. Моя душа летит

вниз, а сердце уже устало так быстро биться, поэтому

для меня это все происходит как в тумане, словно я в

прострации и ничего больше не соображаю.

— Ты моя, Мишель. Не заставляй меня причинить

тебе боль, — с расстановкой шепчет он, отбрасывая

ремень в сторону. От грохота вазы, куда попал

ремень, я вздрагиваю.

— Ник, — одними губами говорю я, поднимая свою

руку к его лицу. Но он не позволяет дотронуться до

себя, отклоняя голову.

— Не сейчас, слишком глубоко, — глухо произносит

он, а я могу только с новой сильнейшей волной

задохнуться от переживаний за него, за себя...за нас.

Я не знаю больше, что будет дальше. Я не понимаю

ничего, что сейчас происходит. Только вот его рука

перекрывает мне доступ к кислороду, и из горла

вырываются уже хрипы, а я не делаю попыток

попросить его отпустить меня. Закрыв глаза, я

пытаюсь дышать, чтобы продолжать жить, но сейчас

мне этого даже не хочется.

Он ослабевает хватку, опуская руку к груди, а второю

кладя на мою скулу, проводя ею до губ.

— Ты такая красивая сейчас. А я так ревную тебя, готов убить любого, кто дотронется до тебя. Что же ты

делаешь со мной? — его горячий шёпот опаляет мои

губы, и я приоткрываю глаза.

У меня нет ответа на его вопрос, я только смотрю, как

он ласкает меня уже своим потеплевшим взглядом. Я

знаю, уверена, хотя не вижу в темноте. Но ощущения

на коже и в душе изменились. Его рука хватается на

кромку платья на груди, и он сжимает её, тяня вниз с

характерным треском, рвущегося шелка.

— Я хочу тебя больше, чем ненавижу. Я себя

ненавижу за твои слезы, но я ничего не могу с собой

сделать. Это я, — его губы скользят по моей скуле к

уху, и он утыкается носом в мой висок.

Уже двумя руками он дорывает моё платье, распахивая его, как халат. А я стою, в трусиках, чулках

и туфлях, слушая его глубокое дыхание и успокаивая

сердце. Страх, недавно бушующий в организме, плавно перетекает в уже знакомое тепло, поднимающее по ногам к пояснице.

— Да, я схожу с ума. Я...прости меня, только не уходи, не оставляй меня одного, — его шёпот гипнотизирует

меня, если бы он был фокусником. Его губы проходят

по нежной коже шеи, и я могу чувствовать их

шероховатость.

— Так хочу тебя. Скажи, что больше не

плачешь...больше не будешь бояться. Мишель, скажи, — он оставляет быстрые поцелуи на моей шее, руками

поглаживая талию, поднимаясь к груди.

— Не бей меня, — единственное, что могу я

выговорить хриплым голосом от его игр с моими

сосками большими пальцами рук.

Ник поднимает голову, всматриваясь в мои глаза.

Слишком много эмоций. Мой максимум вернулся, и я

преодолела новую вершину. Его вершину. И сейчас в

моих силах дать ему...показать, что меня не пугает уже

его агрессия, пусть почувствует, что я люблю его.

— Я так хочу этого, пройтись по твоей коже

стеком...увидеть, как ты запрокинешь голову и

приоткроешь рот от наслаждения. Ремень? Нет, слишком грубый для тебя, — говорит он, прикасаясь