приоткроешь рот от наслаждения. Ремень? Нет, слишком грубый для тебя, — говорит он, прикасаясь
подушечками пальцем к моим плечам, играя на моем
теле, как профессиональный пианист.
Резкая смена мыслей в голове, и я словно просыпаюсь
ото сна, с силой отталкивая его, закутываясь в
порванное платье, что он отшатывается от
неожиданности.
— Нет. Я не позволю тебе трогать себя больше. Ты
специально пугаешь меня, а потом вот это...говоришь
и говоришь, как тебе жаль. А я? Я должна простить, да? Но, нет! Я тебе что, бесплатная игрушка? Хочешь, становишься романтиком. Хочешь, решаешь убить
меня. Надоело! — все чувства обостряются, а дурман
проходит, и я смотрю с ужасом на эту ситуацию. И
чувствую себя так гадко, словно он извалял меня в
грязи.
— Мишель, я...
— Нет! Даже слушать тебя не хочу! Ты думаешь, трахнув меня сейчас, решишь все проблемы, и я снова
забуду то, что ты тут устроил. Ты дверь выломал, Ник!
Ты напугал меня! — кричу я, сильнее закрывая тело.
— Мне пришлось выломать эту гребаную дверь! Она
была заперта!
— Она была заперта от тебя и твоего безумия!
Пришлось? Да ты хотел ещё больше напугать меня, а
потом говоришь про стеки! Пришлось! Как бы ни так, ты захотел показать мне свою силу и показал её, я
увидела, убедилась. Да, Ник, ты сильный, очень
сильный, и я боюсь тебя, всегда буду бояться, потому
что в твоей фантазии я уже избитая, и это заложено
природой! Только вот для тебя это пустяк, а для меня
подобно аду! Пришлось! Врёшь! Всегда врёшь!
Он молчит, опускаясь взглядом по моему телу и
поднимая его к лицу. Оно сейчас освещено лунным
светом, и я вижу, насколько оно стало бледным. В
одну секунду я уже корю себя за новый скандал. Могла
промолчать, могла, но проснулась гордость.
— Первый раз в жизни я испугался не за
родственника. Первый раз в жизни я готов быть
нормальным, лишь бы не знать, что ты решилась на
самоубийство. Я испугался...но я не умею бояться. Ты
моя слабость, но я буду продолжать бороться с этими
мыслями. Потому что это я, такой вот безумец. Я всё
знаю про себя, какой я и что могу. Я не собирался тебя
бить, я просто не выпускал его из рук, как будто он мог
помочь мне справиться со страхом. Отогнать тех, кто
помешает спасти тебя, — тихо произносит он, а я
замиранием сердца смотрю на него.
— Что? — выдыхаю я, совершенно не понимая его.
— Я никогда не боялся так сильно. Даже когда он
грозился изнасиловать сестру. А в ванной я увидел, что с тобой всё хорошо. И снова разозлился на
себя...тебя...на всех. Ты плакала, и вновь первый раз я
понял, что не хочу видеть тебя такой покорённой. Ты
свободная, как птица. Только вот мои крылья больше, и мне холодно одному. Прости меня, что я
преследовал тебя, решив, что смогу обуздать. Нет, сейчас я с точностью уверяю, что не имею на это
права. Никакого, это была моя ошибка. Это твоя
особенность. И я хочу, чтобы она всегда была с тобой.
Прости меня, что слишком далеко позволил шагнуть ко
мне. Не должен был. Прости меня, что мне так
нравится проводить с тобой время, чувствовать себя
живым, что я навязался тебе. Прости меня, что ты
тоже любишь секс, как и я. Я научил тебя этому, подстроив под себя. Прости меня, что я хочу
защищать тебя, оберегать и помогать. Прости меня, что я эгоист до мозга и костей, не желающий делить
тебя даже с животными. Прости меня, что моё
прошлое не так прекрасно. Прости меня, что я
заставил тебя бояться. Прости меня, что я пытаюсь
быть тем, кого ты хочешь видеть, но у меня не
выходит. Потому что сейчас я ни о чём не могу думать, как о твоём теле в моих руках, о том, что все хорошо, о
том, что ты простила меня. О том, что ты не
отвергнешь...не оттолкнёшь меня, как сейчас, а
попытаешься понять меня. Наверное, я просто
слишком много хочу. Что ж, ещё раз приношу свои
извинения, Мишель, за доставленные неудобства.
Можешь переодеться, и тебя отвезут в аэропорт, а...
— Нет. Я никуда не поеду, — перебиваю я его, расслабляя руки, и опуская их вдоль тела. — Я не
говорила с ним, пыталась уйти. Я не флиртовала с
ним, потому что у меня есть ты. Я буду бояться тебя, но это не помешает мне остаться. Только позволь.
Я делаю шаг к нему, сбрасывая с себя платье, уже
ставшее испорченной тряпкой. Больше не существует
обстоятельств и времени. Я вижу только его.
Одинокого. Любимого. Моего садиста.
— Мишель, — он прикрывает на секунду глаза, но я
успеваю подойти к нему и положить ладони на его
грудь, где слышу такое родное сердце, вторящее
моему.
— Дотронься до меня, — я прикасаюсь губами к его
шее, оставляя поцелуй. — Дотронься, и давай всё
прекратим.
Мои пальцы торопливо расстёгивают его рубашку, но у
меня не получается, потому что меня до сих пор
трясёт. И я хватаюсь за неё и с силой распахиваю, что
пуговицы отлетают в стороны.
— Ты под страхом сейчас...нет, — он отрывает мои
руки от своей груди и сжимает запястья, но я
поднимаю на него голову, уверенно смотря в его глаза.
— Ты ошибаешься. Я под тобой, но страх прошёл, — произношу я. — Я хочу тебя. Безумная вместе с тобой.
Его хватка ослабевает, и мои руки уже свободно
поглаживают его грудь, поднимаясь к плечам, наслаждаясь мышцами под кожей, и я обнажаю его
плечи.
— Стань самим собой, не притворяйся тем, кто не
нужен мне. Только ты, вот такой, — шепчу я, целуя его
шею, проводя языком в уху, и прикусываю мочку, посасывая.
Его ладонь проходит по волосам, и он запускает руку в
пряди, сжимая их и заставляя меня запрокинуть
голову.
— Самим собой? — спрашивает он, обхватывая мою
талию другой рукой и крепче прижимая к себе.
— Да, — шепчу я, а он начинает двигать меня спиной.
— Садистом?
Мои ноги путаются, и он уже поднимает меня под
полом одной рукой, продолжая идти.
— Доминантом, — отвечаю я, слабо улыбаясь.
— Грубым и злым? — он отпускает мои волосы, полностью подхватывая меня и усаживая на свои
бедра, двигаясь куда-то.
— Сильным и страстным, — предлагаю я свой
вариант, а он сжимает мои ягодицы пальцами.
— И ты не убежишь? — он опускает меня на холодную
стеклянную поверхность стола, и я отрицательно