— Возьми, — он встаёт и бросает мне покрывало с
постели, а сам быстро натягивает брюки на голое
тело.
— Ник, ты же номер разрушил, — панически шепчу я, кутаясь в покрывало, как раздаётся новый стук, ещё
громче.
— Ничего, оплачу, — бросает он и выходит из
спальни, идя на шум.
Но я не могу его одного отпустить и иду следом. Ник
открывает дверь, где стоят трое мужчин, переводя
взгляд на него, а затем на меня в покрывале.
— Что-то случилось? — спрашивает Ник.
— Хм, мистер Холд, у вас все хорошо? Соседи снизу
позвонили нам и сказали, что тут что-то происходит.
Они слышали крики и сильный шум, — один из них
поясняет, а я чувствую, как краска стыда покрывает
моё лицо за то, что мы устроили. Но там, где мы, всегда погром.
— Как видите, у нас все прекрасно, — хохотнув в
кулак, отвечает Ник. — Правда, случайно дверь
вылетела в хозяйской ванной, да и кое-что разбилось.
Но не волнуйтесь, я, конечно же, все оплачу. А теперь, господа, я вернусь к своей девушке, чтобы продолжить
отдыхать.
Он не даёт им ответить и захлопывает дверь, поворачиваясь ко мне. Теперь я ощущаю себя, словно
проказница и начинаю хихикать, а Ник разводит
руками.
— Ты больной. Мы оба больные, — сквозь смех
говорю я.
— Где-то я уже это слышал, — цокает он, подходя ко
мне и закидывая себе на плечо.
— Ник! — продолжая смеяться, я ударяю его по
ягодице.
— У нас ещё три спальни, которые мы можем
разрушить, так что у меня на эту ночь огромные
планы, но сначала поедим, — говорит он, неся меня в
новую комнату.
— Я очень голодна, — говорю я, когда он опускает
меня на пол и включает свет.
— Не наелась белком? — смеётся он, а я не могу
больше смеяться, видя рану на его губе.
— Мишель? — он ловит моё сменившееся настроение, и я моргаю, переводя взгляд на его глаза.
— Прости, Ник, он дотронулся до твоих губ, и только
сейчас я понимаю, что ты почувствовал в тот момент.
Прости меня, я должна была послушать тебя, — шепчу я, виновато опуская голову, и глаза
моментально наполняются слезами.
— Крошка, это не первый раз. Пройдёт. Я хочу забыть
об этом. Обо всём забыть, только ты и я. Хоть раз в
жизни никаких притворств. Ты и я, а других больше не
существует. Хорошо?
— Хорошо, — шепчу я.
— А сейчас я принесу тебе переодеться и закажу
ужин, будем есть тут, потому что около стола
множество осколков. Не хочу, чтобы ты поранилась, — с этими словами он выходит из комнаты.
Всё, что сегодня случилось забрало множество сил из
моего тела. Но, наверное, когда любишь на это не
обращаешь внимания, запоминая только счастливые
моменты. Потому что сейчас я уже не помню, что
такое страх. Я помню только его вкус, мои ощущения и
отзывчивость сердца на его слова. Сколько я смогу
сделать шагов к нему? А когда останется контрольный, кто сделает его первым? Не знаю, и уже не планирую
ничего. Ведь когда ты пытаешься расписать все по
нотам, то дирижёр меняется, заставляя тебя учить
новые аккорды, которые даются тяжелее. Поэтому
будем импровизировать.
Twenty-second
Никогда бы не подумала, что солнечные лучи
способны так красиво писать живую картину, которая
открылась мне с пробуждением. Я даже не смею
пошевелиться, смотря на неё, любуясь ей и
влюбляясь в этого нечаянного художника — природу.
Какой же он идеальный, когда спит и расслаблен.
Когда ни единая морщинка не проявляет его
озабоченность и сложность. Когда все его тайные
наслаждение не терзают его, и он может быть
настоящим.
Ник. Мой любимый Ник. До сих пор не верю, что вчера
я так сильно испугалась его, ведь передо мной сейчас
лежит обычный мужчина. Слишком красивый для
меня. Но все же обычный. В ночи всё кажется
страшнее, чем при утреннем свете. Мы
подсознательно опасаемся темноты, потому что
знаем, что пороки и ошибки случаются именно под
покровом ночи. Наше настоящее «я» пробуждается и
берет под власть наш разум и сердце. Тайно. Жестоко.
Невозвратимо. Но есть свет, который я буду пытаться
держать в своих руках, чтобы однажды, когда ему
понадобится моя помощь, прийти к нему и спасти, наплевав на страх.
Взгляд, лаская, проходит по его каштановым волосам, опускаясь к носу, а затем к губам. Рана на нежной
коже вызывает холод внутри и ненависть на себя за
свою глупость. Он был прав, я виновата в этом. Я не
должна была лезть в разборки двух мужчин, тем более
что этот урод напал на Ника сзади. Но у меня есть
оправдание — я боюсь за него. Не хочу, чтобы его кто-
то тронул или же обидел. Знаю, конечно, знаю, что он
мужчина. Сильный. Проворный. Мощный. Но от этого
он не становится для меня не нуждающимся в заботе, любви, прощении и понимании. Я не могу видеть
прошлого, не могу отравить каждого его демона, не
зная в лицо. Но я могу быть рядом в настоящем, пока
он позволит.
Я сама не замечаю, как под властью пряного порыва
нежных и глубоких чувств к нему, моя ладонь ложится
на его щеку, приятно щекочущую кожу щетиной. Палец
осторожно проходит по его чувственным губам, огибая
контуры и осушая их, словно собирая нектар.
Ник вздрагивает и распахивает глаза, наполненные
темнотой страха. Они как два распалённых огненных
шара пронизывают меня до костей, и я осознаю, что
снова себе позволила нереальное. Я замираю, только
бы убрать руку, пока он, не мигая, смотрит в мои глаза.
Молча. Горячо. Подчиняя меня его силе и вызывая
очередной приступ паники.
— Прости, — на одном дыхании произношу я и
пытаюсь убрать руку от него, но он хватается за моё
запястье и только молча возвращает её на своё лицо.
— Продолжай, — шепчет Ник, и я вижу, насколько ему
сложно было принять этот мой порыв и разрешить
ещё ближе узнать его.
В его тёмных глазах промелькнуло что-то незнакомое
и притягательное, что я даже боюсь сделать
неправильно движение и просто замираю, наблюдая, как его радужка меняется с каждой секундой, превращаясь в тягучий шоколад.
Моя ладонь лежит на его лице неподвижно, а его рука
на моей. Почему он всегда такой горячий? В нём
столько энергии, что я чувствую её ответ в