Lina Mur - Fifty And One Step Bac

его делать удар с захлестом. Такие делают, чтобы

причинить максимум боли и минимум оставить следов.

Это...это из моего мира...его кто-то научил.

Убью...убью за то, что позволил себе это. Убью за

тебя, крошка.

— Ник...не надо, — прошу я, а из глаз снова

скатываются горячие слезы.

— Он не имел права, Мишель. Ты моя...моя

сильнейшая боль, — кривится Ник, шипя слова, проговаривая их с ненавистью и сильнейшей яростью.

— Я обязан защищать тебя, а меня снова не было.

— Нет...нет, Ник, я сама виновата, я напросилась...

— Это не причина, это не оправдание и не ищи их ему.

Никогда...никогда в жизни я не хотел вернуться

обратно, только бы сделал это и пережил миллион раз

свой ад, лишь бы не видеть тебя сейчас вот такую, — он яростно мотает головой, подхватывая меня на руки

и пересаживая на свои ноги, обнимая меня и укачивая

в своих объятьях.

— Боже, Мишель, я должен, слышишь? Должен

показать ему, что такое боль...твоя боль и моя. Тише, Тише, крошка, не плачь...не плачь, — баюкает он

меня, прижимая к себе и целуя в волосы. Его руки, голос, весь он — бальзам для моей истерзанной души, и моё исцеление, но мне так гадко внутри, я

боюсь...теперь боюсь за Ника и последствия.

— Не дай мне потерять тебя, пожалуйста, — шепчу я, пытаясь соединиться с ним любым способом, быть

ещё ближе, быть в нём.

— Я с тобой, — заверяет он меня, дотрагиваясь своей

прохладной ладонью до моей горящей щеки.

— Если ты сделаешь это...мне придётся

возненавидеть тебя, понимаешь? — я подаюсь вбок, чтобы насладиться этой лаской, которая стирает с

моей души отпечаток горечи.

— Я не хочу...не смогу без тебя, Ник. Просто будь со

мной...только мне больно...так больно. Мои руки...я не

чувствую их, и мне холодно, — шепчу я, закрывая

глаза.

— Мишель, даже не вздумай это делать! Быстро

открывай глаза и дыши, давай, — Ник встряхивает

меня и поднимает за подбородок к себе. Его голос

такой твёрдый, такой уверенный даёт мне силы, выполнить его слова и посмотреть мутным взглядом

на него.

— Дыши, родная, дыши, — шепчет он, гладя меня по

щеке. — Давай, вдох и выдох, всё будет хорошо. Всё

будет хорошо, Мишель, я обещаю. Только прости

меня, прости и прими, ведь я тоже не хочу никого

другого, кроме тебя. Крошка, ты...я...ты должна знать, что я...

— Мистер Холд, я тут, — раздаётся голос справа от

нас, перебивая его тихую речь.

— Грегори, надо наложить швы, как я увидел на один

порез минимум три, лучше четыре. На другой два, также бедро, там тоже два. Удар по голове...затылок, она не чувствует рук, и её вырвало, — быстро говорит

Ник, одновременно подхватывая меня на руки и

выпрямляясь.

— Несите её на кровать, подложите ей под ноги

подушки, чтобы был приток крови к сердцу...лучше

отвезти в больницу, чтобы запаять...

— Нет, это огласка, ты знаешь об этом. Я не дам

никому узнать, что её кто-то тронул, понял? Так что

делай всё аккуратно, иначе сам прирежу.

— У неё останутся шрамы.

— Ничего, потом отшлифуем. Он должен видеть, что

натворил...что чуть...я чуть не потерял её.

Разговор мужчин проходит где-то далеко от меня, но я

чувствую мягкую постель, а затем уколы...несколько...в

левую руку.

— Мистер Холд, не дайте ей заснуть сейчас, пока не

зашью всё и не обработаю. Мы должны знать о

состоянии, ведь тут нет мониторов.

— Понял. Мишель, — рядом со мной ощущается

тепло, и я слабо улыбаюсь ему, как и нежное

прикосновение к щеке меняет мои ощущения внутри.

— Ты все сделала правильно...ты приехала ко мне, — шепчет он.

— Обещай, что не тронешь его, — едва слышно

произношу я.

— Не могу...после того, что он сделал с тобой...

— Боюсь... боюсь потерять тебя...так не дай мне это

сделать, не исчезай...не трогай его, я виновата в этом, — перебиваю я его и приоткрываю глаза, тут же

издавая стон от очень яркого света над нами.

— О, Мишель, — его голос полон боли и бессилия, и

теперь я могу спокойно вздохнуть, доверяя ему

полностью. Зная, что он выполнит мою просьбу.

— Не отпускай меня...я теряю нить, которая связала

меня с тобой. Он любил бить меня по ступням, где

этого не было видно. Тонкими розгами, смачивал в

воде и бил, требуя от меня звуков. Затем заставлял

ходить босыми ногами, чтобы оставлять после себя

следы. Он видел...наслаждался кровью, как и я. Но

только не с тобой, Мишель...крошка, только не ты.

Сейчас я не понимаю...ведь вижу столько крови, но

она не радует меня, только вызывает желание

наказать его. Тогда я был маленьким...слабым, не

имел возможности постоять за себя и за них, но

сейчас...Я не могу противиться этому, поэтому не

отпускай меня, — его признание отзывается в моей

душе болезненными спазмами, слезы уже привычно

скатываются из глаз.

Я только приоткрываю рот, чтобы ответить ему, признаться, что люблю его и никогда не отпущу. Но

голос постороннего просит Ника перевернуть меня и

подать ему другую руку. Я как кукла, которую крутят и

зашивают, теперь я вспоминаю, что тут есть ещё врач.

Мы не одни, но я ничего не чувствую. Тело стало

лёгким, неподвижным, а разум совершенно не

концентрируется на событиях.

— Я привёз шоколад, завтра ты его попробуешь.

Жаклин передаёт тебе привет. Ты ей очень

понравилась, хотя ты не можешь не понравиться. И

моя мать без ума от тебя. Там, где ты, люди теряют

разум. Откуда такая сила надо мной?Даже сестра

прекратила меня третировать. Но Жаклин

предупредила меня, что больше не продаст мне

шоколад, если я обижу тебя, — раздаётся его голос, и

я улыбаюсь ему.

— Она хорошая.

— Да, но ты лучше. В разы лучше, такая маленькая, такая моя. Я хочу почувствовать себя варваром...тем

самым Зевсом, который украдёт тебя и спрячет на

своём острове, и никто...ни единая душа не сможет

помешать мне любоваться тобой, слышать твой смех

и просыпаться от смертельного сна, видеть краски и

знать, что это всё твоё. Прости меня за то, что я такой

неправильный, а ты ещё хуже, потому что моё

подобие...стала частью моей, неотрывной, но я

должен...понимаешь, я не могу дать тебе...не знаю, что

мне делать больше. Ничего не знаю...первый раз не

знаю, куда мне пойти, куда податься, только бы сердце