— Любишь моего сына, значит? Лживая стерва!
Грубость окончательно приводит меня в чувство и, пользуясь моментом просветления, выпаливаю первое, что приходит на ум:
— Люблю! И буду любить! Назло вам прощу его! И рожу ему кучу детей! Он станет самым счастливым отцом! Заставлю его любить себя! Сделаю все, чтобы вы зачахли и сдохли от гребаной злости! Я никогда не буду вашей!
— Ferma la macchina![2] — рявкает он, дергаными движениями освобождая мои руки, и тут же вылетает из автомобиля.
Не осмеливаюсь пошевелиться. Пытаюсь осмыслить произошедшее, растирая затекшие запястья, но в голове ни одного объяснения.
Дверь резко распахивается, и я отшатываюсь. Только вот этот дьявол просто так не отстанет, и в следующую секунду меня рывком вытаскивают из салона и больно бросают спиной на машину.
РАФАЭЛЬ
Сола напугана, несмотря на то, что в ведьминских зеленых глазах танцуют ненависть и злость. Обхватив себя за хрупкие плечи, сверлит меня недовольным взглядом. Однако я готов смотреть на это вечность. Впитывать любую обращенную ко мне эмоцию, подкармливать ими своего зверя. Но я отступаю, заглушаю в себе нелепую ревность. Конченый идиот, ведусь на бредни девчонки.
Достаю из внутреннего кармана пиджака портсигар, вытаскиваю сигарету и, небрежно зажав ее между губ, жадно прикуриваю. Стискиваю фильтр, глубоко затягиваюсь и прикрываю веки, успокаивая нервы.
— Lasciateci soli[3].
Наблюдаю, как Сола провожает охранников встревоженным взглядом, поспешно натягивая платье вверх, но на меня не смотрит и опускает глаза вниз. И где же прежняя стерва? Выдыхаю на нее густое облако дыма, и девушка начинает размахивать руками. Я добиваюсь своего, ее взор вернулся ко мне, на мои губы. Наслаждаюсь тем, как пристально она следит за струей дыма, чувствую ее желание, но эта девочка никогда не признается себе в этом.
— Хочешь покурить?
Нет. Она не хочет сигарету, она хочет вдохнуть дым из моих легких, хочет получить хоть какой-нибудь кусочек меня.
— Не курю. — Она отводит глаза и присаживается на капот.
— Снова лжешь.
Ее растерянный взгляд резко возвращается ко мне. Подобно пощечине ударяет меня и разбивается на изумрудные осколки, разрезая мою кожу.
— Отвезите меня к Матвею, — нервно выпаливает Сола.
— Ты ведь сама от него убежала. Разве нет? Я не посыльный, девочка.
Мой голос утопает в плотной дымовой завесе. Оттолкнувшись от дверцы авто, подхожу к ней вплотную. Складываю руки на груди и широко расставляю ноги. Люблю загонять Солу в угол и наблюдать, как она испепеляет меня своими зелеными глазищами.
— Вы не посыльный! Вы больной!
Пытается ударить меня ногой, но я успеваю поставить блок и вжимаюсь в ее тело, просунув колено между бедер. Она как пойманная в силки канарейка. Чувствую, как ее сердце рвется из груди, отчего она беспомощно шевелит пухлыми губками, но не издает ни звука. Я делаю глубокую затяжку и склоняюсь к ее испуганному лицу, хватая за подбородок.
— Нет! — Она отдергивает голову и отворачивается, но я зажимаю пальцами ее подбородок и заставляю посмотреть на себя. Вся трясется, пока я делаю новую затяжку, наполняя легкие терпкой горечью.
— Открой рот, — приказываю осипшим голосом и пристально смотрю ей в глаза.
Сола сглатывает, с минуту выдерживая мой тяжелый взгляд, прежде чем приоткрыть рот. Припав к ее губам, я вдуваю тонкую струю дыма, которую эта маленькая лгунья втягивает глубоко в себя, от удовольствия опуская черные ресницы. Рядом с этой девушкой я испытываю ужасный голод. И Соле нравится то, что я делаю с ней. Сколько бы ни сопротивлялась, меня обмануть не выйдет. Она впитывает все до последней капли и смыкает губы, выдыхая дым через нос. Стерва. В паху болезненно сводит, заглушая рассудок, который просто плавится рядом с этой бестией. Но в следующую секунду все внутри разносит в щепки неконтролируемый взрыв, когда девчонка приникает к моим губам, почти касаясь их. Этого и не требуется, она слишком близко, так, что мне хватает порыва ее горячего дыхания, чтобы слететь с катушек.
— Я не дура. И в ваши игры не собираюсь ввязываться!
Сола отстраняется, но я обхватываю ее затылок и рывком притягиваю обратно. Наши губы попадают в красную зону. Тишина наэлектризовывает окружающий воздух, в груди болит от желания овладеть девушкой. Не знаю, сколько еще смогу сдерживать рядом с ней своего внутреннего зверя. За то, что я не даю ему желаемое, он яростно разрывает меня острыми когтями. Любую другую уже нагнул бы и трахнул, но не эту. Однажды я рискнул утолить жажду, которую вызывает во мне Роксолана, но это стало огромной ошибкой. Той ночью я подписал сделку с самим дьяволом и теперь расплачиваюсь за это собственной кровью.
Сола — как эксклюзивный и смертельно опасный сорт героина, одним лишь взглядом будоражит кровь, а если проникнет в вены, вывернет все к чертям, не оставив после себя ничего. Уничтожит. Сожжет дотла, обернув в ядовитую пыль. Однако девушка не догадывается, насколько опасна для меня, и в этом мое преимущество. Сейчас я стою на распутье: стать долбаным наркоманом или остаться независимым. Каким, к черту, независимым? Давно уже подсел на нее, дышу ее диким характером, и мне каждый раз мало. Она как эпидемия, что с годами распространяется все дальше, завоевывая новые территории в моем организме, а теперь обращает все в хаос. И вот, спустя годы, Сола вновь передо мной, а эти губы… черт, я играю с огнем.
— Предупреждаю в последний раз: мое терпение на исходе. Если еще раз заговоришь со мной в таком тоне или рискнешь поднять руку, твоя задница будет гореть, как адский котел, — рычу ей прямо в чертовы губы с вульгарной красной помадой, а у самого рот наполняется слюной от желания поцеловать их. — Еще раз накрасишь этим цветом, — большим пальцем небрежно нажимаю ей на губы и размазываю помаду, — я найду более подходящее применение твоему рту. — Мой взгляд наполнен нескрываемым презрением. — Ненавижу красный цвет.
Роксолана яростно втягивает в себя воздух, отдергивая голову от моей руки, и заметно сжимает челюсти, но молчит. И меня это устраивает.
— Я думала, животные неравнодушны к нему, — вновь пускает шпильку в мою сторону. Стерва.
И пусть изрядно нагрешил, но даже я не заслуживаю проклятья в виде этой фурии.
— Держи, — отрезаю и отдаю ей сигарету. Сола переводит взгляд от сигареты на мои глаза, но все же берет.
— Я не курю. Бросила год назад. — И швыряет окурок в сторону.
— Лучше бы ты Маттео бросила и глупые мечты о хорошей жизни! Тебе не место в нашем мире, Роксолана.
— Да пошли вы! — Толкает меня в грудь, но безуспешно. Какая же она страстная, пылкая. Самая настоящая воительница, ее никогда не загнать в клетку. — Да выпустите меня! Я хочу писать, могу хотя бы это себе позволить?!
Я молча отступаю, давая ей свободу действий.
— Без глупостей, Сола.
— Мое имя Роксолана, — шипит мерзавка, а я уже догадываюсь, что она вытворит, поэтому стоит ей оттолкнуться от машины и ринуться в сторону, в два шага настигаю девушку, хватая за загривок. — Ненавижу! Ненавижу!
Блокирую хлесткие удары, беспорядочно прилетающие мне по лицу, пытаясь усмирить эту взбунтовавшуюся гидру, но теряю ее, когда позади меня раздается громоподобный взрыв, и ударной волной нас с силой отшвыривает в сторону.
В ушах лишь белый шум, и я не сразу прихожу в себя, пока мои люди помогают мне подняться. Но я расталкиваю их, едва удерживаясь на ногах. Машина охвачена огнем, я судорожно озираюсь по сторонам и замечаю на обочине дороги Солу. Сердце пропускает удар и, кажется, сейчас остановится. Бросившись к ней, молюсь, чтобы девушка была жива. Не имею права обращаться к богу, но, стоя на коленях и переворачивая на спину безжизненное тело, я готов покаяться во всех грехах, даже отдать жизнь взамен ее. Пульс есть, и я шумно вздыхаю от облегчения. Грудь будто блокирует путь спасительному кислороду, но я вновь заглатываю порцию ночного воздуха.