Нарушив одно из главных правил наемников — не привязываться ни к кому, я еще лет пять назад обрекла себя на муку потери. Все умирают, а иногда — из-за тебя, и от этого еще больнее. Не оборотни, не герцог, а я — главная причина гибели Касии.
Сейчас все равно, что Грир сделает, какое наказание придумает за непослушание, за истребление волков его стаи, никакая изощренная пытка не станет больнее, чем ноющая рана в сердце.
Он пришел через пару часов после моего пробуждения, хотя уверенной быть не могла — во тьме, в тишине, спрятанная от всего мира, плохо ориентировалась во времени. Возможно, в своих безрадостных думах о Касии, перемежающимися с мечтами о смерти, я провела не больше двадцати минут.
Грир зажег свечи, и даже от их тусклого сияния, глаза, привыкшие к черноте, пришлось зажмурить, поэтому видеть герцога я не могла. И не хотела. Неприязнь к нему сменилась безразличием. Лучше бы оборотень вообще решил, что я по-прежнему без сознания, говорить с ним не хотелось.
Однако жгучий и громкий удар хлыста, такой неожиданный и болезненный, заставил раскрыть себя. Он пришелся на грудь и живот. Я выдохнула с тихим стоном, дернулась, и от этого чуть не вывихнула затекшие руки, которые едва чувствовала, в ноги еще сильнее впилась веревка.
— Здравствуйте, Эстер, — поприветствовал Грир, проводя жесткими пальцами по горящей линии, оставленной на теле хлыстом. — Не буду интересоваться тем, как вы провели день, едва ли он был насыщен событиями. У меня есть вопросы поинтереснее.
Его левая ладонь почти нежно скользнула по животу и груди, а правая рука продолжала сжимать хлыст.
— Вы очень непростая женщина, Эстер. Мне импонирует ваша загадочность, но у вас слишком много скелетов в шкафу.
Грир провел тыльной стороной ладони по моей щеке и заглянул в глаза.
— Напрашивается множество вопросов. Что вы делали в лесу ночью, хотя вам было вполне ясно сказано, что замок покидать нельзя, иначе придется пожалеть? И почему с вами была моя служанка? И какого черта она перестреляла дюжину человек?
Герцог сел рядом на каменную плиту и стал ласкать мою грудь. Голова и так кружилась, а сейчас его внезапная нежность пробудила томление, которого я никак не могла ожидать здесь и сейчас.
— Что же вы молчите?
Я прикрыла глаза, концентрируясь на ощущениях, зарождающихся внизу живота. Хоть что-то приятное, черт возьми…
— Тогда придется заставить вас заговорить.
Удар хлыста пришелся на бедро, которое и без того болело — видимо, в ночь полнолуния я как-то повредила ногу. Даже не помню, как это произошло. Тогда на мелочь вроде раны трудно было обратить внимание. Мой крик боли перешел в тонкий скулеж, когда увидела, что Грир заносит стек для нового удара.
— Только не по ноге! — взмолилась я, внутренне сжавшись в комок.
— Говорите правду, Эстер, и мне не придется делать вам слишком больно. Насчет остального обещать не могу.
— Хорошо, — прошептала одними губами.
— Начнем с простого. Кто вы?
— Эстер Саттон, дочь баронета, журналист, — отозвалась тихо.
— Неправильный ответ, — от размашистого свистящего удара хлыста задергалась не только я, заколебалось даже пламя свечи, стоящей рядом со мной.
Спасибо, что не стал бить по ноге, Грир. Если я когда-то приду к исполнению своего задания и буду тебя убивать, то припомню, что ты внял моей просьбе, и не стану выпускать кишки пока ты еще дышишь.
— Кто вы?
— Меня зовут Эстер Саттон. Мой отец — Шон Саттон, баронет из Тилата, — повторила, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Зачем вы так со мной? — усмехнулся Грир, рука его ласкала внутреннюю сторону бедер. — Правду говорить легко и приятно. Скажите же мне ее.
Не дождешься!
— Кто вы? — хлыст обрушился на горящую кожу.
— Я Эстер Саттон.
Снова боль от удара пронзает тело.
— Кто вы на самом деле?
— Эстер… Саттон…
— Какая же вы упрямица.
Я тяжело дышала, с трудом фокусируя взгляд на Грире.
— Почему вы мне не верите? — спросила хрипло.
— Потому что у меня нет поводов доверять вам, — ответил он ровным голосом.
— А у меня нет поводов лгать, — пробормотала и замерла, увидев занесенный надо мной хлыст. — Я могу рассказать все, о чем попросите.
— Как вас зовут?
— Эстер Саттон, — напряглась, готовая к наказанию.
— Не, — хлесткий удар и мой вскрик, — правда, — еще один.
Стонала, стиснув зубы. Если бы не путы, то наплевала б на все и набросилась с намерением убить.
— Я Эстер Саттон, Грир, — просипела, отдышавшись.
Сама уже в это поверила, и буду отстаивать до самого конца. Его конца. Зародившаяся вновь злость на герцога заставила забыть о желании собственной гибели. Напротив, я представила сладкое упоение, которое испытаю, когда по моей вине не станет жестокого оборотня, и изобразила улыбку.
— Но для вас могу стать кем угодно.
Например, смертью.
— Но что же вы делали в лесу, — оборотень сделала многозначительную паузу, — Эстер?
Он отчаялся, видимо, выпытать мое имя. Но я бы все равно не сказала, сколько бы ни размахивал кнутом. Оно далеко запрятано в моем мозгу и губы давно не произносили его, если не считать ночи полнолуния. Эти четыре простых слога казались чужими и далекими, однако охраняла я их как главное сокровище. Только мою ценность, которая важнее денег, замков, титулов.
— Поехала туда, чтобы помешать служанке вас убить, — пока лежала здесь одна в темноте, у меня было время придумать ответы на вопросы, которые наверняка интересуют герцога, однако голова соображала плохо, поэтому на свет родился несвязный бред.
— Что? — впервые увидела на лице Грира подобие удивления.
— В тот вечер, когда вы решили уехать, — и сколько же времени прошло? Вероятно, это было вчера. Но нельзя исключать, что без сознания я пробыла несколько дней. — Милли подошла ко мне и начала странный разговор.
Прости, подруга, что хочу оклеветать тебя после смерти. В подобной ситуации, думаю, ты поступила бы так же. Мы пытаемся выжить всеми способами.
— Она как-то намеками спросила, — продолжила я, обратив внимание на сосредоточенный взгляд герцога, — знаю ли, что вы оборотень. Конечно же, сказала, что нет. «Глупости! Оборотней истребили сотни лет назад», — ответила ей. Милли пожала плечами и ушла. Но а меня не оставляла мысль, что что-то с ней не так. Откуда бы ей знать, верно? И почему она обратилась ко мне? Тогда решила рискнуть и сама нашла ее. Она уже была в мужской дорожной одежде и с арбалетом в руках, когда мы встретились в узком черном коридоре недалеко от комнат прислуги. Сказала ей, что на самом деле мне все известно, но я побоялась признаваться в этом — вдруг вы разозлитесь, узнав о раскрытии секрета.
Я тяжело вздохнула и бросила на Грира умоляющий взгляд, словно просила не наказывать за такую самодеятельность.
— Продолжайте, — потребовал он.
— Ох, да, конечно… — пролепетала послушно. — Она… она спросила, боюсь ли я вас. Ведь меня удерживают в замке против воли… Я сказала, что и правда хотела бы свободы. Она сообщила, что как раз в этот день в Волчьем углу будет большая охота у оборотней — не представляю, откуда она знала! — и что большая охота ждет ее. Она говорила, что оборотни — худшие создания в мире, что подбиралась к вам годами, и теперь, оказавшись рядом, счастлива, что сможет завершить то, что начал еще ее отец… Попросила денег за избавление от вас… Конечно, наобещала ей золотые горы… Но я испугалась за вас, Грир… Не знала, что сделать. Ведь рассказать кому-то не могла. Решила предупредить лично…
— О, так вы, получается, героиня? — надменная усмешка сорвалась с его губ. Кажется, недостаточно он верит. Но — не колотит за ложь. Значит, нет уверенности, что я несу полную чушь.
— Когда приехала, в деревне никого там не нашла, — продолжала лгать. — Не успела до полуночи. Потом появились волки и охотница. Что было дальше — вы знаете…
— Почему же вы сражались на ее стороне? — вкрадчиво спросил Грир.
— На вашей стороне, увы, не вышло, — горько усмехнулась. — Меня хотели сожрать, герцог. Это мешало сотрудничать. Поэтому мы оборонялась вместе с охотницей. Но, клянусь, я не убила ни одного из вашей стаи. Вы ведь вожак, так?
