— Ах, вот чего тебе хочется, — протянул он насмешливо, — захотелось сразу после того, как волосы ее увидела?
— Ты мерзавец, — прошептала, а сама думала, как ненавижу его. Ненавижу так сильно, как никого и никогда.
— У тебя есть полчаса, чтобы добраться до улицы Мира. Если приведешь с собой своего пса, Ясмин больше не увидишь.
И сбросил звонок. Я заметалась: куда идти? На улице стемнело уже, я от дома Руслана так далеко убежала, что и не знаю, где теперь нахожусь. В кармане мятые сотки, на такси хватить должно.
Я к дороге побежала, благо рядом оказался оживленный проспект. Таксист кофе пил из пластикового стаканчика рядом со своим автомобилем, я к нему:
— Мне на Мира надо, срочно!
— Там перекрыто, сегодня праздник же, — попивая, не торопясь ответил мужчина. Грузный, усатый, волосы седые — а мне так хочется пнуть его, чтобы он зашевелился быстрее, а не прихлебывал мерзотную бурду с химическим кофейным запахом.
— Вези! — рявкнула я и деньги ему все всучила, до последнего рубля. — У меня там дочка!
— Ладно, не ори. До Ленина довезу, оттуда пешком добежишь.
И мы поехали, наконец. Я цеплялась за ремень безопасности, траурной лентой перечеркивающий мою грудь, и мне виделся в этом дурной знак. Но главное, я увижу свою дочь. И больше никогда, никуда не сбегу, лишь бы с ней все в порядке было.
— Все, дальше пешком только, — сказал таксист, притормаживая, — по переходу пробежишься, а оттуда налево и две улицы вниз.
Я его не дослушала, выскочила на улицу, дверь автомобильной хлопнула. Везде люди, много людей. Вечер теплый, и кажется весь город выбрался сюда, на центральные улицы. Как я здесь Динара найду?
Я бежала, проталкивалась сквозь толпу. Вслед мне раздавались крики, кто-то ругался. Плечо болело — то, которым я людей расталкивала, напрочь забыв о манерах.
На улице Мира, местном Арбате, и вовсе было не продохнуть, музыка играет, фонтаны с подсветкой включились.
Я иду вперёд, вглядываясь в лица, и боюсь, что мы разминемся. Сжимала мобильный крепко в кармане кофты, лишь бы не потерялся, вдруг он позвонит, а я не услышу?
— Привееееет, — раздалось прямо над ухом, а потом стало темно. Я заорала, задергалась от неожиданности, попыталась в сторону отскочить. — Сделаем фото с Марти?
Мужчина, в костюме ростовой куклы, дурацкой зебры из мультика "Мадагаскар", возвышался надо мной. В открытой пасти виднеется человеческое лицо, глаза блестят, голос из-за маски глухой.
— Что вы творите? Отпустите!
— Одно фото на память!
Я руку свою выдернула из перчатки зебры, саму трясет, ещё б немного и разрыдалась. Посмотрела в телефон, а там — имя Руслана, входящий вызов.
— Прости, пожалуйста, — попросила его вслух, погладила пальцем экран и звонок сбросила. Нужно найти Динара, уже полчаса прошло со звонка. Я прижалась к стене, подальше от потока людей, зажала пальцем ухо: над головой музыка орет, даже мыслей своих не слышно. И снова гудки, но на этот раз он не ответил. Отошла, отряхнулась, куда дальше идти? Снова расталкивая плечами незнакомцев?
Рядом играли на гитаре рок, звук, усиленный колонками, разлетался вокруг. Я протиснулись дальше, на миг заметив уличного певца. Черная футболка, руки в кожаных браслетах сжимают микрофон, и поет он с закрытыми глазами то, что у меня самой давно в голове играет.
— Выхода нет, скоро рассвет, — затянул парень, а я тыльной стороны ладонью со щеки смахнула слезы. Кто-то в очередной раз толкнул меня в спину, упёрся. А потом произнес тихо в ухо:
— А теперь идёшь вперёд и улыбаешься. И только попробуй дернуться, я тебя сразу подстрелю.
Я и почувствовала, как в поясницу мне упёрся пистолет.
Так и шли. Стемнело уже, вокруг иллюминация. Дети с шариками навстречу идут, слышится смех, пахнет кальяном и вкусной едой, а у меня в глазах расползаются цветные огни пятнами — от слез моих. Но я улыбаюсь, так что сводит скулы, и заглянувшие мне в лицо, наверное, шарахнулись бы в сторону.
Но никому нет до нас дела.
Пистолет больно давил в районе почек, Динар шел почти вплотную ко мне, шаг в шаг. Среди прохожих попадались патрульные, и когда они попадали в поле зрения моего мужа, то он плотнее сжимал мою руку, словно предупреждая. Если его загребут с оружием, папа все равно отмажет, как отмазывал десятки раз прежде, даже когда дело касалось убитых людей на остановке в день нашей свадьбы.
И даже тогда ему не хватило человечности изобразить хоть каплю сострадания, в очередной раз показав свое истинное лицо. Но было поздно, на пальце уже как влитое сидело обручальное кольцо, а рядом с моим именем значилась новая фамилия.
И сейчас, спустя годы я все ещё знала, что дура. Отчаянная идиотка, заварившая такую кашу. Знала, что виновата и напрасно оправилась в логово к пауку, только какое все это имеет значение, если что-то может случиться с моей дочкой?
Ноги переставляла и молилась Всевышнему, чтобы Динар ничего не сделал с моей Ясмин.
— Здесь направо, — снова ткнул пистолетом, я послушно повернула. На парковке машины, неприметные, Динар нажал на брелок, фарами мигнул корейский джип. — Садись, доставай телефон.
Я послушно села на переднее пассажирское, протянула мужу мобильник. Он не глядя бросил его под колеса, потом и свой собственный. Обошел машину спереди и сел за руль.
— Пристегнись. Ты сдохнешь только тогда, когда я тебе это разрешу.
Прикусила щеку с внутренней стороны, уговаривая себя, что все это ради дочки. Мы поехали, пластик мобильников затрещал под колесами, и это выглядело так буднично: радио играет, муж, жена, только пистолет, лежавший на коленях Динара дулом в мою сторону, нарушал картину.
Вот бы схватить его и пристрелить… Только не решусь я, важней всего то, что с моей дочкой. Я не могла это объяснить, просто сердце болело, стоило представить, что с ней может что-то произойти. Эти мысли отключали все прочие, все инстинкты самосохранения, вообще все, кроме материнского.
Динар молчал, только музыку врубил громче, ехал на пределе скоростей: я всегда боялась его тяги к быстрой езде, особенно после той ужасной аварии. Первый год казалось, сейчас снова повторится, вылетят подушки, сработает пиропатрон и весь салон заволочет дымом и гарью.
На мгновение мелькнуло — как Руслан там? Разозлится, наверное, когда узнает и будет прав. От этого больно стало, почти физически.
Динар привез меня в посёлок коттеджный, попроще нашего. Заборы не такие большие, да и дома поменьше на пару этажей. Остановились возле кованых дверей, со стороны гаража ворота распахнулись внутрь, пропуская нас. Дом из белого кирпича, почти неприметный, двор теряется в темноте.
Я из машины вышла и остановилась, обернулась к нему:
— Ясмин тут?
— Я не помню, чтобы разрешал тебе говорить, — нахмурился, рукой с пистолетом махнул, — шагай давай.
— Я не пойду, — упрямо заявила и в глаза ему посмотрела, впервые за долгое время, наверное вот так: прямо, открыто.
А он глаза отвёл и рявкнул:
— У тебя что, дочь запасная есть? Вперёд!
Я пошла за ним, по сторонам не смотря. У Динара зазвонил телефон, второй видимо, я на звук обернулась, в надежде услышать голос дочери. Он меня в комнату толкнул, дверь закрыл за спиной, а потом только ответил. Я ухом прижалась к дверному полотну, пытаясь разобрать, о чем Динар будет говорить, но не смогла.
— Я сказал не звонить! — рявкнул он и от его голоса, казалось, завибрировало дерево, к которому я прижималась. — Что?
В этом коротком слове столько удивления. Я замерла, а потом отшатнулась, упав — Динар со злости кулаком прямо в дверь трахнул, да так, что по её полотну пробежала трещина. Раздались шаги, он уходил, и орал что-то в трубку, чем дальше, тем хуже слышно, непонятно ничего, ясно только одно — в бешенстве.
Я встала и отряхнула колени от пыли. Огляделась в комнате — минимализм на грани нищеты. Динар в ярости, и да, наверное подушкой для битья — в фигуральном смысле, по настоящему он меня никогда не бил, стану я. Вы сочтёте меня сумасшедшей, но в данный момент я этому рада. Потому что пусть лучше на мне злость вымещает, чем на моей дочери. Моей, только моей. Сейчас я рада тому, что Ясмин не его ребёнок. И одновременно этого боюсь. Потому что понимаю — ещё не знает. И остаётся только молиться о том, чтобы не узнал, как можно дольше.
