Мы стоим в коконе общих эмоций, которые сплетаются и толкают нас друг к другу ─ уже и не понять, где заканчиваюсь я и начинается он, полностью принимающий меня со всем моим безумием.
─ Марк, ─ выдыхаю я беспомощно.
─ Иди сюда!
Берет меня за руку и укладывает на кровать, которая покрыта ярким пледом и уютно скрепит пружинами ─ мое тело чуть покачивается, словно я лежу на полке в поезде. Ложится рядом, поворачивает меня набок, впечатывается своим телом в мое и утыкается носом в ямку под черепом. Его дыхание влажное и горячее, а пальцы гладят так напористо, словно хотят проникнуть сквозь кожу.
─ Марк, не делай так больше! ─ прошу я, хотя уже и смирилась с его решением.
─ Прости, я просто хочу, чтоб ты была здорова и родила мне ребенка со временем.
Ребенка. Он хочет ребенка от женщины с подтвержденным диагнозом «параноидальная шизофрения». Скорее всего, наш ребенок будет абсолютно нормальным, но вся пакостность моей болезни в том, что она передается через поколение. В ком-то из моих внуков эта скверна все равно проявится, и все повторится.
─ Марк, со мной опять что-то не так! ─ жалуюсь я, растворяясь в его руках и дыхании.
─ С чего ты взяла?
─ Я вижу и слышу то, чего не должна.
─ Это все твое чувство вины! ─ оправдывает Марк мое состояние и проводит кончиком языка по шее.
─ Мне так страшно оттого, что я не знаю, что правда, а что нет!
Моргаю, позволяя крупным слезинкам скатиться на его руку, которую Марк подсунул мне под шею.
─ В следующий раз, когда будешь думать, что тебе что-то кажется, просто спроси меня, и я скажу тебе, что реально, а что нет.
─ Ты делал когда-нибудь что-то такое, о чем до сих пор жалеешь и хотел бы изменить?
─ Да, ─ отвечает глухо и опять начинает обобщать: ─ У всех есть скелеты в шкафу.
─ Расскажи мне о своих! ─ прошу я, прикрывая свинцовые веки.
─ Расскажу однажды! ─ говорит ласково и вновь рассыпает по моему лицу порцию успокоительных поцелуев.
Глава 12. Прошлая жизнь. 12.1
Знаете что? Я не умею плакать. Я не мутант какой ─ физиологически, как и все, способна исторгать солоноватую жидкость из слезных протоков, но в эмоциональном плане эта функция заблокирована. Просто однажды я решила, что лить слезы ─ это довольно бессмысленное занятие; лучше улыбаться. Так, чем мне больнее, тем отчаяннее я растягиваю губы в улыбке. Когда твой враг видит надменную ухмылку там, где ожидались реки слез, он не то чтобы ретируется ─ ляжет и сдохнет! А ты спокойно перешагнешь через хладный труп.
Мое упрямое нежелание лить слезы по указке стало кошмаром для моей матушки, которая таскала меня не только на модельные, но и на рекламные кастинги, где от ребенка нужен был полный диапазон эмоций: от счастливого смеха до горьких слез. Мне рассказывались грустные сказки, обещались страшные наказания, но я была кремень. И тогда она «изобрела» беспроигрышный способ добывания детских слезок, которым охотно поверил бы сам Станиславский. «Мамаше года» так хотелось увидеть дочку по ТВ, что она начала щипать меня украдкой ─ больно, беспощадно, до синяков, но там, где невидно…
Трель домофона включает во мне режим «берсерк обыкновенный». Мне нужно заплакать. Прямо сейчас. Я знаю способ. Подхожу к ванной, укладываю большой палец на косяк, а другой рукой покрепче вцепляюсь в дверную ручку и, даже не закрыв глаз, одним точным резким движением обрушиваю ребро двери на собственную плоть. Удар приходится на ногтевую фалангу, чуть задев сам ноготь ─ теперь почернеет и, возможно, отпадет. Немного страданий и мяса, пожертвованных во имя удачи. Что ж, ничего в жизни просто так не дается. Все покупается болью.
Закусываю губу, не позволяя себе вскрикнуть или ругнуться, хотя нецензурщина так и рвется наружу. Если кричишь и уж тем более материшься от души, боль облегчается. Мне этого не нужно ─ я жду другой реакции. Так-так ─ свербит в носу, а слезы изливаются двумя крупными каплями, которые скользят по щекам чистейшим глицерином. Мне нужно больше. Мамочка помогла, теперь очередь папочки. Запускаю в памяти нарезку «лучших» моментов нашего с ним общения ─ каждый раз, когда он смешивал меня с дерьмом и морально растирал в порошок, который пылью ложился на носки его ботинок. Он единственный человек, который может ковырнуть то живое, что еще бьется под наращенной за годы безразличия броней.
Плачу. Вполне себе искренне. Всхлипываю нарочито громко и жму кнопочку домофона. Пока она поднимается, бросаю взгляд на свое отражение в зеркальном шкафу. Сегодня на мне нет ни грамма макияжа — за счет этого вид еще более болезненный и расстроенный. Палец дергает так, будто его подпаливают над пламенем свечи. Перестаралась и сломала. Ощупываю: вроде не сломан, но, наверное, кость все же треснула. Ладно, это мелочь.
Распахиваю дверь и позволяю Алие рассмотреть каждую деталь моего жалостливого образа.
─ Маша, что случилось? ─ спрашивает она, едва переступив порог.
Молчу. Громко всхлипываю, захлебываясь слезами. Их не так много, чтоб так уж захлебываться, но я все же старательно вымучиваю мелодраматический эффект. Я играю лучше, чем большинство выпускников всяких там ТЮЗов.
Бросаюсь ей на шею, почти причитая в голос. Алия, непривыкшая к нежностям с моей стороны ─ я не из тех девочек, которые любят обнимашки и чмоки-чмоки ─ сначала стоит как вкопанная, но когда я обрушиваюсь на нее, повиснув всем телом и уткнувшись носом в плечо, она начинает успокоительно гладить меня по волосам. Признаться, мне не хватало ее «спа-услуг» ─ было славно, когда Алиюшка молча расчесывала мне волосы перед сном и втирала в кисти рук крем.
─ Маш, ну что такое? ─ спрашивает она со значительно подскочившей тревогой в голосе.
Я тяну время. Довожу ее до кондиции: мне нужно поймать момент, когда оно уже максимально раскалено и вот-вот сломается. Знаете, как постели ─ максимальное удовольствие можно получить только в тот момент, когда терпеть уже невозможно и через секунду уже перегоришь.
─ Обещай, что поможешь мне! ─ хнычу я, не спуская ее с крючка. Алия еще недостаточно разогрета, чтоб со всей дури плюхнуться в омут, который я для нее подготовила.
─ Обещаю! ─ лепечет она побледневшими губами: знает, что со мной можно только соглашаться
─ Пойдем! ─ тяну ее в спальню.
Хочу окрутить ее волшебством своего будуара, который пахнет мной и пропитан моей же яркой энергетикой. Усаживаю Алию на кровь, продолжая держать за руку ─ чувствует мою теплоту и близость, но толика холодности продолжает держать ее на расстоянии. Хватит мне Стасика с его домогательствами! Тем более, когда мы с Димой станем парой, я обрублю все интимные связи, которые поддерживаю для здоровья, настроения и поднятия тонуса.
Сейчас я могла бы пойти по легкому пути: одного поцелуя хватило бы, чтоб создать для нее иллюзию того, что я смогу-таки перейти на радужную сторону силы. Но зачем идти бОльшие жертвы, если она и так моя карманная собачка, которая на все пойдет ради меня.
─ Маш, расскажи уже, что стряслось! ─ почти умоляет Алия.
Я вижу в ее огромных, черных как нефтяные пятна зрачках собственное несчастное отражение.
─ Я так люблю Диму, просто жить без него не могу…
─ Маш, ты опять за свое? Забудь его уже! Этот Дима женат и ты из-за него даже в тюрьме посидела!
─ Не в тюрьме, а в изоляторе, ─ машинально поправляю я. ─ У меня есть план, понимаешь?
─ Какой еще план? ─ спрашивает, отойдя от шока и моего флера, который неизменно бьет по голове и не только.
─ Нам просто нужно время вместе!
─ Я тебя не понимаю, ─ выкручивает свою тонкую ручку с неоновым маникюром из моих пальцев.
Правильно, Алия! Нельзя так сразу ложиться на спинку и подставлять мне животик. Надо немножко поломаться для вида.
─ Слушай, если все получится, то мы будем вместе, а если нет, то скажу, что все это пранк. Со Стасом я уже договорилась!
При упоминании Стаса ее глаза загораются нехорошим огнем. Зеленая фея ревности. Только ее и не хватало!
