Никогда не слышала…
Но теперь, похоже, нам обоим предстоит это узнать.
— Если… посмотреть… прямо по курсу…
— Что там прямо по курсу?
У него тоже сорванное дыхание, но у меня крик бурлит в горле, и я сдерживаюсь изо всех сил, впервые жалея, что мы не в гостинице, и не у меня в комнате, где можно кричать от удовольствия без оглядки.
— Золотой купол одного из самых больших…
— Оу, больших? Как интересно! — издевался Егор, поддавая бедрами вверх.
— В диаметре двадцать семь…
— Охренеть!
— В честь Исаакия Долма… а-а-а-а-а…
Острые искры яркого удовольствия, разбежавшиеся от нового движения пальцами, заставили меня дернуться — и потерять концентрацию, забыв, что я там пыталась сказать, но, увы, заодно упустив почти взорвавшийся оргазм.
— Глядел я, стоя над Невой… — пробормотала я, наклоняясь и снова прикусывая кожу Егора прямо на кадыке. — Как Исаака-великана во мгле морозного тумана светился купол золотой…
— Какой у меня добросовестный экскурсовод, — мурлыкнул он. — Что еще расскажешь?
Глава двадцать пятая, повествующая про наводнения словами классика и не только
Я качнулась, почти ложась на Егора и выискивая в иллюминаторах следующую достопримечательность.
— Обратите внимание на трехэтажное здание желтого цвета с белыми колоннами в классическом стиле…
Про очередное желтое здание с белыми колоннами я могу рассказывать еще полчаса после того, как мне отрубят голову, как той курице. Что мне такие мелочи, как растущее внутри пронзительное напряжение, почему-то выбивающее слезы из глаз. Я цеплялась за плечи Егора, но мне было все тяжелее держаться.
— Перед нами Фонарный мост… — пауза на вдох, всхлип, стон, — Он стилизован под старину и даже решетка… — еще пауза, — Но своды… — и еще. — Выдают…
Егор жестко прижимал меня к себе, все теснее и теснее, что-то такое делал пальцами, от чего я вся сжималась и сжимала его член, покачиваясь на нем, словно на волнах реки.
— Впереди водомерный столб или… — я забыла нужное слово, я уже все слова забыла, по позвоночнику поднималась горячая волна, — На нем можно увидеть отметки уровня воды… — внутри все дрожало и натягивалось до предела. — Петербург часто страдал от наводнений, сильнейшее из которых описал Пушкин в поэме…
И вдруг что-то случилось — буквально в одно мгновение — все напряжение, скопившееся в теле, вдруг разом прорвалось — хлынуло чувством невероятного облегчения, заливая бедра Егора огромным количеством влаги.
— Господи, что это?! — переполошилась я. — Прости, пожалуйста, я…
— Это сквирт, Дарина. В культурных столицах про такое и не слыхали, да? — широчайше улыбаясь, сообщил Егор. Он так радовался, будто я ему тут тройню богатырей родила, а не намочила всю одежду.
— Слы… — вдох. — …хали, правда сквирт? Ты такое умеешь?
— Это ты такое умеешь, — засмеялся Егор, убирая пальцы и привлекая меня к себе, заставив распластаться на его груди. И продекламировал, не отрывая взгляда от моего лица: — Нева вздувалась и ревела, котлом клокоча и клубясь, и вдруг, как зверь остервенясь, на город кинулась. Пред нею все побежало, все вокруг вдруг опустело — воды вдруг втекли в подземные подвалы, к решеткам хлынули каналы и всплыл Петрополь… Ох, всплыл! Я тоже готовился к экскурсии, заметно?
— З-з-заметно-о…
Горячий морок удовольствия расслаблял все мое тело — клетка за клеткой, из твердого состояния каким-то невероятным волшебством обращая в жидкое. Расплавляя до стадии очень удовлетворенной жидкости, которая могла только лизать чуть солоноватую кожу на шее Егора и еле слышно мурлыкать.
— Я мог бы провести так вечность… — сообщил Егор, кладя руки на мои бедра и слегка покачивая меня на себе.
Катер вошел под своды моста — сразу стало темно и шумно, а я пробормотала куда-то ему в шею:
— Это Синий мост, самый широкий в городе — почти сотня метров…
— Угу, — согласился Егор, обоими руками сжимая мою задницу и нанизывая меня на себя медленно, с оттяжкой. Это продляло мое блаженное состояние, растягивало его во времени, превращало кровь в горячую сладкую карамель.
— Мы приближаемся к Невскому проспекту, — лениво бормотала я, как невыключенная запись. — Видим нарядные здания, окрашенные в яркие цвета. Это парадный Петербург…
— Да ну к черту этот парадный Петербург, — сообщил Егор, опрокидывая меня на спину и наваливаясь сверху. — Потом расскажешь!
— К-к-когда… — ошеломленно ахнула я.
— Ну ты же не думаешь, что тебе удастся теперь от меня отделаться? — хмыкнул он, начиная резко вколачиваться в меня в бешеном темпе.
Ленивое удовольствие, растекшееся внутри, разом обернулось ревущим пожаром желания, зажигающим меня заново, будто не было сладкой усталости, разлившейся по телу.
Катер набирал ход в такт его движениям — все быстрее и быстрее. Где-то в иллюминаторах мелькали куски зданий и деревьев, которые я узнавала какими-то остатками разума, но уже не в силах была назвать. В глазах темнело, в ушах шумела кровь — или это шумела Нева, на просторы которой мы вылетели, миновав Эрмитажный мост, про который я тоже могла бы что-нибудь сказать…
Могла бы.
Могла.
Бы…
Егор выпрямился, встав на колени и приподняв мои бедра, чтобы было удобнее вколачиваться внутрь горячо и быстро. Его рука жадно мяла грудь, зажимая между пальцами соски, и я вдруг почувствовала как зуд внутри меня превращается во что-то требовательно жесткое. Выжимающее меня, как белье в стиральной машине, наполненной удовольствием.
— Петропавловская крепость… — что-то в тумане. — Стрелка Васильевского острова… — что-то в бреду. — Дворцовый мост разводят…
— Обязательно надо посмотреть, как его разводят, согласен, он так… встает, — подхватил Егор, наращивая темп.
Я хватала ртом воздух, подавалась бедрами вверх, навстречу, чтобы услышать хлюпанье и шлепки — такие невероятно зажигающие и непристойные.
В тот момент, когда я уже думала, что больше просто не смогу, просто не выдержу этого скручивающего внутренности ощущения, Егор вбился несколькими резкими ударами внутрь, и я снова растеклась дрожащей лужицей.
На этот раз, слава богу, метафорической.
— А… ты? — все, на что меня хватило.
— И… я… — Егор вонзился в меня в последний раз и замер, пережидая пульсацию.
Когда в каюте остался только шум мотора, плеск волн о борта катера — и наше сбитое дыхание, и то постепенно затихавшее, стало ясно, насколько мы были шумными.
Ох, сверху наверняка было слышно минимум половину наших развлечений.
Как я буду потом человеку в глаза смотреть?
Егора, кажется, это мало волновало. Он перевалился на диванчик, затаскивая меня сверху, потому что места на двоих уже не хватало, закинул руку за голову и смотрел в иллюминатор, полуприкрыв глаза.
Между темной водой Невы и темным небом Петербурга мимо неслись гранитные набережные, подсвеченные фонарями, роскошные яркие дворцы, дрожали отражения мостов.
— Красивый у вас все-таки город, — задумчиво сказал Егор.
— Очень, — согласилась я искренне.
Момент был просто идеальный — из тех, что запоминаются на всю жизнь.
Мой любимый вид на город — с воды я люблю смотреть на него больше всего.
И горячее твердое тело Егора подо мной — мужчины, подарившего мне самое яркое удовольствие в жизни.
Я касалась его гладких твердых рук, наслаждаясь упругими мышцами под ладонями, и была совершенно счастлива…
До момента, пока не нащупала подушечками пальцев царапины, уходящие от плеч ниже, к спине. Провела по ним дальше, уже чувствуя, как начинает тревожно биться сердце и клокотать в горле предчувствие слез.
Приподнялась и развернула недоуменно нахмурившегося Егора, чтобы увидеть своими глазами — в тусклых отблесках света следы ногтей выглядели совершенно недвусмысленно.
— На тебя бешеная кошка, что ли, напала? — спросила я дрожащим голосом, надеясь на спасительную ложь.
— Что? — он сел, заводя руку за спину и ощупывая царапины. — А! Нет! — он рассмеялся. — Это свидетельство моей бешеной популярности у девушек!
