— Прости меня… — выдавливаю из себя и пытаюсь заглянуть в его глаза.
— Мне нужно подумать, Дарья, — он снова от меня отворачивается и начинает разбивать яйца для омлета.
В квартире больше ничего из еды нет, вспоминаю я. Продукты заказывает сам Артур, мне не доверяет.
— Скажи… — спрашиваю его тихо, — Ты когда-то, хоть немного меня любил? Или мне все причудилось? — горько усмехаюсь и обхватываю свои плечи руками, замерзая рядом с ним почти физически.
— Я люблю тебя, — Артур отвечает ровным голосом, моет руки, выключает воду и разворачивается ко мне, — Имей, пожалуйста, совесть и хотя бы не сравнивай меня с ним открыто.
— Я… — меня накрывает обжигающей волной стыда, щеки пульсируют и я прикладываю к ним холодные ладони, — Не сравниваю…
— Да неужели? — мужчина ведёт бровью и впервые за разговор срывается, обнажаясь и обдавая меня тонной презрения во взгляде.
Волоски на моей спине встают дыбом, и я отступаю от Артура на шаг назад.
На столешнице звонит телефон. Жених кидает взгляд на экран и вытирает руки.
— Нужно ответить, — кивает мне, снова превращая лицо в непробиваемую маску, — Алло…. Да, здравствуй.
Я не слышу его собеседника, но почему-то мне становится невыносимо обидно. Я, мать твою, даже не достойна того, чтобы во время ссоры быть важнее работы. Мы расстаёмся, а тебе насрать! Это чувство ненужности собирается из осколков и кусочков по уголкам души и поднимается изнутри неконтролируемой желчью.
— Я понял, — завершает разговор Артур, — Ничего не обещаю, но номер присылай, — ему что-то отвечают, — Пожалуйста, до встречи, — равнодушно убирает трубку от уха и смотрит на меня.
— Тебе, Дарья, нужно прийти в себя, а потом мы поговорим конструктивно, Давай увеличим дозу таблеток и дадим отдохнуть нашим нервам.
— А о чем мы поговорим, прости? — обиженная девочка вырывается из меня наружу и начинает кричать, — Выпишем плюсы и минусы в два столбика и сравним? Цветы, которые по твоей просьбе привозили курьеры? Да я ненавижу розы! Каждый раз, когда я их получала, мне казалось, что у меня юбилей! Наш секс стерильнее, чем операционная, а в любом вопросе, учитывается мнение кого-угодно, только не мое! А я живя! — с каждым словом мой голос становится выше и громче, — И я хочу, чтобы меня трогали, ласкали, любили, а не берегли, как ценный музейный артефакт! — заканчиваю на фальцете, растираю по щекам, бегущие слёзы и срываюсь в комнату.
С разбега падаю на кровать, зарываюсь лицом в белоснежную подушку, долго и некрасиво рыдаю, размазывая по ней тушь, и в какой-то момент нервная система меня жалеет и вырубает.
Мне снятся шизофреничные, яркие, никак не связанные между собой картинки. Я перескакиваю с одной на другую, пока не начинаю слышать голос и чувствовать, что кто-то трясёт меня за плечо.
— Надо поесть, Даш, — Артур повышает голос, и я чувствую, как он присаживается рядом со мной на кровать.
Реальность возвращается, придавливая ударной волной, и мне не хочется открывать глаза. Хочется отключиться и, может быть, просто впасть в кому. В практике есть реальные случаи.
— Давай, Даш, я знаю, что ты не спишь. Хотя бы сладкий чай выпить после таблеток нужно обязательно.
Я подтягиваюсь к изголовью кровати и сажусь попой на подушки.
Вижу, как скручивает от этого моего жениха, но он сдерживается от комментария и отводит глаза в сторону.
— Что-то не так? — едко интересуюсь, — Ну говори, чего же ты!
— Ты в уличной одежде… — он нехотя, отвечает.
— А! — я истерично хихикаю, — Ну конечно! — едва утихшая истерика снова накатывает и срывает меня.
Я перекатываюсь на другую половину кровати и вскакиваю на ноги. Сначала стягиваю вниз джинсы. Отбрасываю их в сторону ногой и следом стягиваю кофту, оставаясь в одном белье.
— Ну вот, теперь я ничего не испачкаю, — мстительно шиплю в спину Артуру, — Ох, только я совсем забыла, что к ужину нужно выходить в вечернем платье. Одну минуту!
Распахиваю дверцы шкафа, беру чемодан, швыряю его расстегнутым на кровать. Жених, сжимая зубы, провожает глазами мои действия, пока я натягиваю на себя первую попавшуюся блестящую тряпку на бретелях. Срываю вещи с вешалок и, не сворачивая, скидываю на постель.
— Дарья, прекрати истерику! — гаркает Артур, — Ты перегибаешь.
От неожиданности я торможу.
— И да, спусти чемодан на пол, пожалуйста, — заканчивает раздраженно, — В конце концов, ты — из нас двоих тоже не святая!
— А ты можешь? — шиплю на него сквозь зубы, — Хоть раз сказать мне что-то хорошее? Не как мне сесть или встать, не «я горжусь тобой», а человеческое?
— Например? — Артур складывает на груди руки, и я замечаю, как дергается его ноздри, но остановиться не могу. Все! Предохранители сгорели и больше не срабатывают.
— Стихи можешь? Ты же умный! — едко усмехаюсь, провоцируя его хоть на что-то живое.
— Я не знаю стихов… — небрежно пожимает плечами, — Это бессмысленная информация.
— А как же «Я помню чудное мгновение…», — пафосно коверкаю я ритм, — Ну, ты же отличник! Давай!
— Ну во — первых, — Артур вздыхает, — Я действительно отличник. И знаю, что рассказывать женщине сие стихотворение — сомнительный комплимент.
— Почему это? Что плохого в Пушкине?
— Та дама, которой написано произведение, имела не самую положительную репутацию среди мужчин, хотя в нашем случае, — он хмыкает, — Оно действительно подходит.
— Ты вообще живой? — я в состоянии крайнего шока стискиваю какую-то кофту, плюхаюсь на постель и больше не могу пошевелиться. У меня даже заканчиваются слёзы.
Артур обходит кровать и опускается на пол возле моих ног.
— Дашка… — откидывают голову на мои колени, и короткий ёжик его стрижки скользит по голой коже, — Не делай этого. Ты запуталась, я понимаю. Ты же пожалеешь…
— Может быть, если тебя препарировать, я смогу найти твоё сердце, — не сдерживаясь, провожу ладонью по голове мужчины и встаю на ноги, — Верни мне телефон… Я переночую в гостинице.
— Amantes sunt amentes*, моя девочка, — усмехается жених, ловит мою ладонь и кладёт ее себе на грудь. Я чувствую, как шкалит его сердце, — И отсутствие головы — не для всех позволительная роскошь…
Достаёт мой смартфон из кармана. Разблокирует кодом экран, нажимает какие-то кнопки и прикладывает аппарат к уху.
— Кому ты звонишь? — напрягаясь, тянусь, чтобы отобрать трубку, но слышу, что на другом конце говорят «алло», и замираю.
— Сидишь? — лицо Артура становится каменнным, пока он слушает ответ и кривит губы, — Ну тогда забирай…
*Влюблённые — безумные (лат.) — слова отличаются одной буквой. Оба героя знают латынь.
Право на «присвоить»
Егор.
Сотрясение ещё даёт о себе знать, и мои виски выламывает головной болью от подскочившего давления. Наливаю из кулера стакан ледяной воды и заглатываю сразу горсть цветных таблеток. Наркомания, да, но мне очень нужно сейчас обезболить не только голову, а кое-что посерьёзнее. То, что болезненно стучит под рёбрами. Возвращаюсь к столу, падаю в кресло, бессмысленно разглядывая зачеркнутые номера телефонов на листке бумаги. Остался только этот Алин адвокат, который пока молчит. Соглашаться на «государственного» — абсолютный не вариант. Остервенело закрашиваю ручкой последний номер телефона. Нет. Я не осуждаю мужиков. Гайцы — люди подневольные. Одно дело намутить блатной номер или адрес по номеру тачки пробить, другое же — своих прикормленных правозащитников на заранее гиблое дело теребить. Ожидаемо, блять. Зато у меня теперь есть адрес Кирсанова Артура Алексеевича, и гребаная логика подсказывает, что моя девочка сейчас находится по этому адресу. Снова набираю ее номер телефона. Гудки. Длинные, мать твою, гудки! И только сообщение теперь горит пометкой «прочитано». Даша… Меня тащит от беспокойства за неё. Делаю ещё один дозвон. Держу, пока гудки не прекращаются и набираю снова. Каждый раз, нажимая зелёную кнопку вызова на экране, я задерживаю дыхание, и готовлюсь выдохнуть обычное чёртово «привет», а дальше само пойдёт. Будет от ее реакции зависеть, от тона голоса… В какой-то момент у меня получается взглянуть на себя со стороны. Я — клинический идиот. Обрываю телефон почти замужней женщине, которой сам ничего не обещал, да ещё, кажется, попросил потеряться. Ты потерялась, моя девочка? Или тебе просто все равно?
