Этот мужчина одет в пух и прах, недавно был у своего парикмахера, тщательно выбрит и идеально вписался бы в модный гала-концерт.
Я хочу на него наброситься. Кричать ему в лицо. Сказать ему, что он ужасный человек из-за своего поведения в ту ночь, когда мы узнали, что наши близкие пропали.
— Винни? — Лукас нетерпеливо изгибает бровь. — Ты слышала, что я сказал?
Он хочет, чтобы я ушла. Что бы здесь ни происходило, это личное. Но я не могу двигаться. Мои ноги мерзнут на изношенной сцене.
— Она услышала. У нее, должно быть, свело ноги от постоянного стояния. — Я слышу, как Рахим добродушно хихикает. Он берет меня за руку и тащит за кулисы. Мои ноги скользят по дереву.
Сквозь зубастую улыбку Рахим шипит:
— Пожалуйста, скажи мне, что ты в порядке. Я пропустил урок по оказанию первой помощи, который они заставили нас пройти, когда я работал спасателем в Хэмптоне. Не самое гордое мое признание, но я понятия не имею, что делать, если у тебя инсульт.
— У меня… у меня нет инсульта, — умудряюсь заикаться я.
— Слава Богу. Нам всем не помешало бы больше печенья твоей бабушки.
За кулисами Рене, играющая Ирину, протягивает мне пластиковый стаканчик с водой. Слоан, который играет Константина, приглашает меня сесть на складной стул рядом со стойкой, полной костюмов.
Слоан кладет руки мне на плечи.
— Сейчас глубокий вдох. Она астматик? Аллергик? Нам нужен «Эпипен»? —Он поворачивается к Рахиму.
Рахим беспомощно пожимает плечами.
— Ни то, ни другое, — отвечаю я, все еще дрожа, хотя не думаю, что Арсен даже заметил меня. — Просто немного устала. Извините.
— Что это было? — Рене поднимает бровь.
— У меня только что была ужасная судорога в ноге. Я даже пошевелиться не могла, — нагло вру, в знак благодарности поднимая пластиковый стаканчик, отпивая глоток воды. — Я чувствую себя лучше сейчас.
— Иногда у меня случается это посреди ночи. — Слоан сочувственно кивает. — Ты должна принимать добавки с магнием. Жизнь меняется, девочка.
— Кто был этот парень? — Рахим — молодой, эффектный, с одним провальным бродвейским шоу за плечами — указывает на сцену. — Он просто вошел туда, как будто это место принадлежит ему.
— Это потому, что так и есть, — невозмутимо говорит Слоан, который выглядит как любой блондин-сердцеед, которого вы видели в кино. — Арсен Корбин. Горячая шишка с Уолл-Стрит днем, владелец половины города ночью. Хотя не знаю, что привело его сюда. Ему плевать на этот маленький театр. Он не артистичный тип. Наверное, просто пришел сюда, чтобы поиграть и напомнить Лукасу, кто дергает за ниточки кошелька.
— Какого кошелька? — Рене горько говорит. — Это свалка, и он не тратит на нее ни копейки.
— Откуда ты все это знаешь? — спрашиваю я Слоана.
Слоан пожимает плечами.
— Люди говорят.
— Ну что, говорят, что он абсолютный, ужасный придурок? — Я выдыхаю, не в силах сдержаться.
— Вообще-то да, но теперь, когда ты упомянула об этом, я хотел бы выпить чаю. — Глаза Слоан проясняются. — Я еще ни разу не слышал, чтобы ты сквернословила, малышка Винни. Он должно быть ужасен. Что он сделал? Что еще важнее - кому он сделал? Этот человек восхитителен.
Мои коллеги знают, что я молодая вдова, но мало что знают о Поле. Они не знают о его возможном романе с Грейс. Они не знают, что нас с Арсеном связывает ужасная трагедия.
Мое сердце все еще не в порядке, когда Рене, Рахим и Слоан поднимают глаза, чтобы посмотреть на что-то позади меня. Их рты коллективно отвисают.
— Что? — Я вздыхаю, оборачиваясь. И вот он снова. Арсен Корбин, на этот раз крупным планом. Красивый, да. Так же, как и действующий вулкан. Очаровательный с безопасного расстояния, но не то, к чему я хотела бы прикоснуться. И теперь я это вижу. Единственный признак разбитого сердца. То же самое я вижу каждый день в зеркале. Его глаза, когда-то острые, знойные и полные сардонического смеха, теперь тусклые и темные. Он похож на ангела смерти.
— Привет! — Слоан приветствует его ярко, как будто не он только что попросил меня рассказать о нем. — Мистер Корбин, очень приятно наконец-то встретиться...
— Миссис Эшкрофт. — Голос Арсена бархатный. — За мной.
Я не намерена устраивать ему драму, которой он жаждет. Я уже видела самодовольную ухмылку этого человека, когда он поджаривал меня в Италии. Я встаю и иду за ним, слегка пожимаю плечами по пути к выходу. Нет необходимости вызывать подозрения у других актеров.
— Куда? — спрашиваю я, когда мы пересекаем сцену и направляемся к гримеркам. — Ад?
Его спина мускулистая и стройная. Очевидно, что он по-прежнему активен, спортивен, тренируется. У меня разбито сердце. Бьюсь об заклад, он отлично проводит время.
— Точно нет. Это моя естественная среда обитания, и тебя не приглашают в мой дом.
— В таком случае, оставь меня в покое, — откусываю я.
— Боюсь, я тоже не могу этого сделать.
Он останавливается у одной из раздевалок и толкает дверь. Он жестом предлагает мне войти внутрь первой. Я колеблюсь. Арсен не из тех, кто физически нападает на женщину — не из тех, кто пачкает свои драгоценные руки миллиардера, прикасаясь к такой простачке, как я, — но я знаю, что его слова могут быть более смертоносными, чем кулаки.
Он наблюдает за мной со смесью нетерпения и любопытства. Теперь, когда мы рядом и одни, его равнодушная маска спадает на несколько дюймов. Его челюсть сжата; его рот повернут вниз. Я понимаю, что последние месяцы были для него непростыми. Он держит свои эмоции исключительно близко. Я впервые считаю, что мы в одной паршивой лодке. Что, если мы оба несчастны, а он просто лучше скрывает это?
— Хочешь особое приглашение? — сухо спрашивает Арсен, когда я не пытаюсь войти в комнату.
— А ты бы пригласил? — весело спрашиваю я, зная, как сильно мой акцент действует ему на нервы.
Он усмехается.
— Я предлагаю покончить с этим как можно быстрее. Никто из нас не хочет продлевать это, и по крайней мере у одного из нас сейчас есть лучшие места.
Я вхожу в раздевалку. Он закрывает дверь. Место крошечное и битком набитое. Моя спина прижимается к туалетному столику, заваленному косметикой. Открытые баночки с фиксирующей пудрой, тенями для век и кистями. Сломанные помады разбрасываются, как мелки. Под ними спрятаны пачки писем от фанатов и поздравительные открытки.
Арсен теснит меня. Я не знаю, делает ли он это намеренно, или он просто слишком физически импозантен для этой обувной коробки. Тем не менее, он стоит достаточно близко, чтобы я могла почувствовать запах его лосьона после бритья, запаха мяты в его дыхании, средства для волос, которое делает его гладким и блестящим, как титан.
— Тебе нужно уйти, — решительно говорит он.
— Ты сам попросил меня прийти сюда. — Я скрещиваю руки, намеренно притворяясь тупицей.
— Хорошая попытка, деревенщина. — Он стряхивает невидимую грязь со своего кашемирового свитера, как будто его присутствие здесь грязно. — Ты уволена, это вступает в силу немедленно. Ты получишь компенсацию за твое…
— Ты не режиссер и не продюсер. — Я вскрикнула, гнев поднялся в моей груди. — Ты не можешь этого сделать.
— Я могу и делаю.
Я выставила ладони вперед, толкая его. Он не шевелится. Просто смотрит на меня со скучающей жалостью на лице.
Боже. Я физически прикоснулась к нему. Это ведь не нападение? Я родом из места, где пощечина в лицо, в правильном контексте, понятна, даже оправдана. Жители Нью-Йорка, однако, придерживаются других правил.
Но Арсен не выглядит так, будто ему грозит потеря сознания или вызов полиции. Он вытирает ворсинки там, где только что были мои руки.
— Позволь напомнить тебе, миссис Эшкрофт, что Калипсо-холл принадлежит мне. Я могу сказать, кто останется, а кто уйдет.
— Могу я напомнить тебе, мистер Корбин, что меня нанял твой директор Лукас Мортон. Мы подписали контракт. Я не сделала ничего плохого. Премьера спектакля состоится через две недели. Актриса второго плана еще даже не выучила всю пьесу. Ты не сможешь вовремя найти достаточную замену.
