– Темный маг, один из первых темных магов.
– А я должна о нем что-то знать? Я не помню, чтобы читала о нем в книгах.
– Я прочитал о нем на вкладыше от шоколадной лягушки, – честно признался парень. – И это было чертовски сложно – найти о нем упоминания в энциклопедиях.
– Но ты ведь справился, – стонет девушка.
– Я умею быть настойчивым, – прозвучало слишком неоднозначно.
– Так чем примечателен этот Герпий? – Гермиона стала подаваться бедрами навстречу Теодору, молясь, чтобы он соскользнул и все-таки вошел в ее изнывающее тело.
– Он был первым змееустом.
– О!
– Он вывел первого василиска.
– Ничего себе!
– Именно на не его труды опирался сам Салазар Слизерин.
– Действительно, стоящий маг, – согласилась Гермиона. – Жаль, что Темный.
– Сам Темный Лорд им интересовался.
– Ради василиска? Дай угадаю, ради Нагайны?
– Нет.
– Тогда зачем?
– Гарпий первый, кто изобрел крестраж.
– Что?!
– Он был первым волшебником, кто создал крестраж.
– И василиски, и крестражи, – шепчет Гермиона. – Сколько же жизней он загубил, – горько подмечает девушка.
– Это была Древняя Греция, и жизнь человека ничего не стоила.
– И Том Реддл…
– Да, из Албании оказался в Греции. Но к тому времени у него уже было несколько крестражей.
– Тогда зачем?
– Ты же знаешь, что он коллекционирует реликвии?
– Но зачем ему понадобилось… а что ему понадобилось?
– Волшебная палочка. Думаю, что именно эта палочка является подлинной.
– Как бузинная?
– Лучше.
– А Реддл нашел ее?
– Это заняло у него несколько лет, но он нашел ее.
– Почему так долго?
– Это же Древняя Греция, – напомнил слизеринец. – Тогда палочки выглядели иначе.
– Посох, – догадалась Гермиона.
– Согласись, если бы он был с посохом, это было бы забавно. – Гермиона прыснула со смеху.
– Но почему он не забрал ее себе?
– Ты хорошо знаешь мифы Древней Греции?
– Естественно, – улыбнулась девушка.
– Тогда подумай, – предлагает Теодор. – Посох и змея.
Она морщила лоб, пытаясь припомнить что-то похожее, но он отвлекал ее, дразня пенисом.
– Я сдаюсь, – Гермиона терпела поражение по всем фронтам.
– Асклепий, – выдыхает он ей прямо в губы.
– Но это врач, – у нее в голове не укладывалось, как может темная магия и медицина сочетаться.
– Это полубог, полукровка, как и сам Темный Лорд. Он был обычным смертным, который возвращал умерших к жизни, за что и был убит, но после его воскресили боги и сделали себе подобным.
– Да, я читала об этом.
– Реддл искал его посох?
– Это один и тот же посох.
– Но раз Реддл его нашел, почему не забрал себе?
– Для начала это посох был разделен на несколько частей, чтобы ни у кого не было такой силы.
– Но он ведь собрал его?
– Да, но посох ему не покорился.
– Почему?
– Говорят, что на посохе проклятие. Это Темный Лорд его проклял, потому что не смог подчинить своей воли.
– Почему?
– Только чистокровный может его коснуться.
– Поэтому ты его ищешь, для Реддла?
– Для себя.
– Хочешь власти? – улыбнулась Гермиона, скрывая за улыбкой тревогу за слизеринца.
– Мне хватает власти над тобой и твоим телом, – дерзко улыбнулся он.
– Тогда зач…
– Хватит вопросов, – просит он. – Я тебе немного рассказал, остальное узнай из книг, как в старые школьные времена.
– Может, стоит заняться делом? – мольба во взгляде.
– Стоит, но не будем. И ты знаешь, почему.
Мысленно она послала проклятия на Малфоев и их мнительность.
– Но ведь у нас есть другой выход, не так ли?
– Нет, – отрезал он.
Но она видела голодное пламя страсти, что делало его синие глаза практически черными. Она поцеловала его долгим, нежным поцелуем, заставив расслабиться и забыться. Не разрывая поцелуй, девушка переплела с ним ноги, а затем перевернулась, гордо возвышаясь над ним.
– И что дальше? – поднял он бровь в вопросе.
Вместо ответа она потянула его за плечи, заставляя сесть. Его пальцы сжали ее бедра, когда она приподнялась над ним и зависла над членом.
– Нет.
Но головка члена уже упиралась, но в колечко ануса, заставляя Нотта потеряться в неозвученных вопросах.
– Нет.
– Но я хочу тебя, – молит девушка. – Полностью. В себе.
– Замолчи, – просит он, когда слова начинают пробиваться сквозь здравый смысл.
– Я хочу вспомнить ощущения наполненности и счастья, когда ты во мн…
– Молчи, – срывается он на крик.
– Потрогай меня, – просит Гермиона, – потрогай меня там.
И его пальцы жили какой-то своей жизнью, потому то тут же ринулись исполнять ее просьбу. Новая порция стонов улетела в потолок, сорвавшись с ее губ. Его пальцы собирали влагу, размазывая по промежности.
– Пожалуйста, – просит Гермиона.
Его губы стали целовать ее плечи, пока мозг отчаянно пытался принять правильное решение. И не удивительно, что все доводы были «за». Она была возбуждена, как никогда, что сделало бы проникновение комфортным и безболезненным. Она сама просила, и он тоже хотел ее. А еще он в течение часа дразнил не только ее, но и доводил себя – следовательно, он кончит очень быстро. Счастье, если хотя бы успеет полностью войти. Он дал себе слово быть нежным и медленным.
Гермиона поняла, что победила, когда его пальцы, густо покрытые ее смазкой, стали медленно проникать в отверстие.
– Да, – выдохнула она.
Она сама стала насаживаться на его член, возбуждая Тео своей готовностью и порывистостью.
– Гермиона, – он попытался удержать ее. Так и хотелось расписать ей, что это больно и все такое, хоть он и будет максимально нежным. Но сорвалось лишь короткое: – Это больно, – руки сжались на ее бедрах сильнее.
– Любить тебя – вот это больно.
А в следующую секунду оба застонали – она от боли, поскольку приняла его одним рывком больше, чем наполовину, а он от удовольствия, почувствовав, как тесно сжались мышцы, обхватывая его немаленькое достоинство.
Он сделал пару толчков, как она попросила:
– Можно я сама?
И он завел свои руки за собственную спину, позволяя Гермионе самой выбрать и угол проникновения, и темп.
И Гермиона, уперевшись в его плечи ладонями, начала делать первые, несмелые точки. Его тихие стоны добавляли ей смелости. Он нашла приятный ей ритм и даже привыкла к значительному дискомфорту внизу, как он развел свои ноги шире, немного меняя угол проникновения.
– Нет-нет, – запаниковала девушка, которой это аукнулось новой болью.
Но он уже не полулежал, а сидел, плотно прижимая ее к своей груди и толкаясь, придерживая левой рукой за талию.
– Я сама хочу, – возмущается Гермиона, но проглатывает свои слова, когда правая рука Нотта начинает играть с клитором.
Она так сильно выгнулась, что непременно бы упала, если бы слизеринец не удерживал ее. Его губы скользили по ее шее, чувствуя каждый стон, что вырывался из ее горла. Она вцепилась в его плечи, царапая их своими коготками, оставляя глубокие борозды, которые еще долго будут напоминать Теодору о ней.
Не смог быть нежным, как обещал. С каждым ее низким стоном в нем просыпалось что-то темное, что он отчаянно пытался сдержать. Он совершенно сбился с ритма, а она наслаждалась тем, как ловко его пальцы порхали на клиторе, заставляя забыться.
Вот она пыталась удержаться на его коленях, а вот уже прижата его крепким телом к покрывалу.
– Тео! – вырвалась у нее, когда он особо глубоко толкнулся в ней.
Это был возглас удивления, но Нотт отчетливо услышал испуг, спрятанный в хрипотце ее голоса. Это несколько его отрезвило, давая передышку обоим. Он любовался тем, как ее упругая грудь тряслась в такт его толчкам, как она прикусывала нижнюю губу, стараясь сдержать особо громкие стоны, что разрывали ее.
Но он тоже был не железным – все это время у него никого не было. Даже проститутки, чтобы сбросить напряжение. Он даже не дрочил. Это все было не то. Гермиона Грейнджер плотно въелась в атомы его клеток, не позволяя и посмотреть на других. Но трахать Гермиону Малфой оказалось до боли приятно, до судорог в икроножных мышц.
