Lina Mur - Fifty And One Step Bac

лишь требовалось время, чтобы подумать. Ты никогда

не умела ждать меня, и не умеешь. Я тоже верил тебе, верил там на пароме! Но ты, — он поднимает руку, указывая на меня, — ты была у него. Ты! Была! У него!

Мне нет места в твоём мире, потому что я из другого!

Потому что у меня множество обязанностей, а ты даже

и понятия не имеешь, что это такое! Я не собираюсь

оправдываться, потому что ты тоже не достойна этого.

А потом я вижу тебя под этим...ты была тут, ты все

видела, ты видела меня тут. Видела...меня...тут.

Он замолкает, словно понимает значение слов, которые произнёс. Но я даже не слышу их, потому в

душе...господи, как давит там. Как больно смотреть на

него и дышать. Как больно было услышать эти слова, но они приносят обиду за то, что он снова обвиняет

меня в своих ошибках и проступках. Что он снова

защищается любимым способом — нападением на

мои слабости. Но сейчас все изменилось, я поняла, что в моей силе многое. А главное, больше не

молчать. Бороться за себя, чтобы хотя бы дышать.

— Да, я видела то, что ты любишь. Видела, что ты

есть. Да, мне нет места среди вас. Потому что я не

приму никогда такое развлечение. Потому что я из

плоти и крови, а ты робот, запрограммированный на

боль. За что? Почему Лесли? Почему она? За что ты

так играешь со мной? За что врёшь мне? За что

пользуешься мной? Что я сделала тебе? Где я тебе

перешла дорогу? Уже там на пароме, обнимая меня, ты знал! Ты знал, что будешь тут! И я ведь доверилась

тебе, я сама подтолкнула тебя сюда, пока не поняла, что твой страх для тебя важнее меня. Ты был прав, ты

был полностью прав. Ты не создан для человеческой

любви, ты не создан, вообще, быть человеком из

плоти и крови. Ты можешь быть только тем, кто был

там внизу с кнутом. Садист, только вот ты садист

только кожи. А мазохист собственной души! И ты бил

не по ней! Ты бил по мне! — я ударяю себя по груди, а

слезы сливаются с дождём, стекая по лицу. Но я не

могу остановиться, просто не могу. Как будто что-то

внутри открылось и не желает закрываться. Это

помутнение рассудка дало возможность мне до хрипа

кричать и защищать собственное сердце.

— Ты врал! Все ложь! Ты говорил так много, а что из

этого была правда? Ничего! Ты шептал мне, что я

нужна тебе, как воздух и пища. Но твой воздух

пропитан этой отвратительной гнилью, которая в тебе.

Ты весь сотворён из неё. И ты был прав, прощение не

все заслуживают. В том числе и ты, — я замолкаю, переводя дыхание.

Но во мне столько адреналина, чтобы продолжать, чтобы принести ему хоть ту толику боли, что я

пережила. Чтобы он понял, как глубоко ударил меня и

ставил свои следы. Но он никак не реагирует на мои

обвинения.

— Ты предал все! Я ради тебя отказалась от всего

мира! А ты не смог! Не смог даже после того, как я

приняла тебя со всем этим. Даже после того, как я

простила тебя за все страдания, которые ворвались в

мою жизнь с тобой! Лучше бы я никогда тебя не знала!

Лучше бы ты никогда не появлялся в моей жизни и не

рушил её! — я подскакиваю к нему, как изваяние, стоящее посреди улицы, не двигающееся и мне

кажется, что даже не слышащее меня.

Я ударяю его по груди, но он даже не чувствует этого, не моргая смотря на меня.

— Ты разрушил мою жизнь! Я ненавижу тебя!

Ненавижу тебя всей душой! Ты разрушил нас! Никто

тебе не нужен! Ты даже сам себе не нужен! Ты

говорил, так красиво говорил про то, что ты все

контролируешь. Но себя ты контролировать не

можешь, потому что распустил себя! Ты сам себе

врёшь! Ты всем врёшь! Ты отъявленный лжец! — я

бью его изо всех сил, попадая по мокрым плечам.

— Ты не заслуживаешь прощения! Ты не

заслуживаешь любви! Это ты ничего не достоин! — я

последний раз ударяю его и делаю шаг назад, истерично всхлипывая.

— И теперь я готова тебе сказать прощай. Прощай, Николас Холд, желаю тебе сгореть в аду вместе со

всем, что ты символизируешь! Желаю тебе утонуть в

своей боли, потому что ты для меня стал невидимым!

Это не я для тебя боль, а ты для меня воплощение

всего самого страшного и отвратительного в жизни! Ты

несёшь в себе боль каждому человеку, прикасаясь к

нему! И я никогда тебя не прощу за то, что ты трус! Ты

испугался самого себя! Ты испугался двигаться

дальше! А я не боюсь, и пойду одна без тебя. А ты

оставайся тут, наслаждайся тем, что до конца погубит

тебя, и ты никогда не ощутишь краски настоящего

мира, потому что будешь прятаться за стенами этого.

Прощай,— говорю я и разворачиваюсь, чтобы уйти, чтобы убежать и умереть самой в своей боли.

Достойно. Показное достоинство, но это последнее, что мне сейчас осталось.

Меня резко хватают за руку, и Ник притягивает меня к

себе, сжимая талию. Я падаю его на грудь. Но мне так

гадко, что я начинаю драться с ним, кулаками ударяя

его по плечам.

— Не трогай! Не трогай меня! Ненавижу! Отпусти

меня! Ненавижу тебя! Ненавижу то время, которые ты

украл у меня! — кричу я, уже извиваясь в его крепких

руках.

— Мишель! Послушай меня! Ты права! Ты...

— Нет! Мне не нужны твои слова! Не нужно ничего от

тебя! Отпусти меня и не прикасайся никогда ко мне! — перебиваю я его, продолжая бороться. Ник пытается

успокоить меня, но я как бешеная кошка царапаю его, кричу, а он успокаивает, что-то говорит. Не могу

позволить себе сдаться, не могу позволить себе

поверить. Не могу больше любить его так глубоко.

— Отпусти меня! Отпусти меня и попрощайся со мной!

— мои губы дрожат от адреналина, а силы покидают

меня. Я смотрю в его глаза, наполненные тёмным

светом. Но больше не боюсь, только люблю и от этого

ещё хуже. Не вырвать его из сердца и это так

нечестно.

— Я не могу, — одними губами говорит он.

— Ты мог стоять там и показывать всем, как ты хорош

в искусстве боли. Ты мог стоять там и наслаждаться

вином на истерзанной коже. Ты мог быть рядом со

мной и лгать мне. Ты мог измениться, но ты сам не дал

себе шанса. Я ненавижу тебя, ненавижу настолько

сильно, что готова выцарапать тебе глаза. Я ненавижу

тебя...ненавижу за то, что ты заставил меня так опасно

шагнуть к тебе. И я хочу свободы от тебя, — глотая

слезы и хрипя, произношу я, желая, чтобы он понял, как больно мне. Как же он жестоко предал мою любовь