Через несколько часов Тэхен очнулся на холодном камне с белоснежной шерстью, а один из его глаз сиял лазурным…
— Чонгук, ты не боишься, что у нас могут быть серьезные проблемы с его стаей? Мы не знаем, почему он в таком состоянии, что он сделал. Нам могут объявить войну за укрытие…
— Ты правильно подметил, Хосок, — Чонгук прерывает альфу на половине слова. — Мы не знаем, почему он в таком состоянии. Я прекрасно понимаю и чувствую твои опасения. Давай дождёмся, пока Тэхен очнётся.
— Как скажешь, — кивает Хосок. Он полностью доверяет Чонгуку, это нерушимая связь. — Но я поставлю охрану к дому Джина. Мы не можем торчать здесь сутками.
— Джин будет не в восторге, — усмехается Чонгук, и Хосок тоже не может скрыть улыбки, сверкая зубами. — Делай, как посчитаешь нужным.
— Сделаем вид, что у нас гости? — Хосок бесшумно смеётся, прикрывая глаза.
— Да. Бабушка приехала на выходные.
— Кажется, у бабушки есть большие проблемы.
Джин, слушая разговор альф, фыркает, закатывая глаза, как дети малые, и поливает волка теплой водой. Теперь его шерсть чистая, Сокджин хорошо постарался, отмывая всю кровь. В комнате пахнет душистым мылом, и омега ощущает, что кожа на руках слегка сохнет от водных процедур.
Джин в последний раз кидает взгляд на волка и видит, как тот еле-еле открывает глаза, придя в себя. Сокджин знает, что это ненадолго, и уже через пару секунд омега перед ним вновь упадёт в обморок, поэтому пользуясь случаем, спешно говорит:
— У тебя много ран, и у меня уйдет огромное количество времени, чтобы залатать тебя в таком виде. Перекинься в человека, чтобы я мог помочь тебе, как можно скорее.
Волк рычит, но не от злости, а от боли. Джин поджимает губы, кладя ладонь тому на голову, давая понять, что правда хочет помочь. Лекарь не ощущает опасности от чужака, отчего-то в груди теснятся совсем иные чувства. Волк смотрит ясным взглядом, и от него хочется рассыпаться на миллионы частичек. Карие глаза до боли в сердце печальные и умные, всё понимающие.
Сокджин надеется, что это сработает. В конце концов, волк мог сунуться на их территорию, ища смерти. Был ещё один вариант, что чужак мог просто не услышать лекаря в своём пространственном состоянии. Но, кажется, удача сегодня на стороне Сокджина. Наверное, извиняется за отобранный сон, потому что уже через несколько секунд волк из последних сил перекидывается в человека, и теперь перед Сокджином лежит юноша с такими же белоснежными волосами, испачканными в сырой грязи и голых ветках. Лекарь не смущается чужой наготы, такое для него не ново, его больше волнуют глубокие рваные раны по всему телу. Щёки от работы разрумянились, его волк внутри возбуждённо носится из угла в угол, поскуливает. Нервничает. Джин хмурится, быстрыми уверенными движениями омывает дочиста и человеческое тело тоже, закрыв глубокие раны небольшими кусками чистой ткани, а после зовёт вожака, тяжело выдыхая и стирая бусины пота с висков. В ванной душно от вёдер с кипятком.
Чонгук, заходя, впускает прохладу. Он хмуро оглядывает раненое тело. Невольно в глаза бросается контрастность белых волос и медовой золотистой кожи.
— Отнесём его в комнату. Только аккуратнее, святого ради, — просит Сокджин, протягивая вожаку полотенце для чужака.
— У него много ран, — Чонгук осматривает одними глазами, прищуриваясь. — Придётся зашивать ту, что на боку.
Сокджин, вытирающий руки и лоб, резко оборачивается, сильно хмурясь. Этого ещё не хватало для полного счастья!
— Он такой же оборотень, как и мы, — лекарь встаёт рядом, смотря на раненый бок. — Сама затянется, я сделаю мазь на травах, — Чонгук на его слова качает головой.
— Не в этот раз. Я не чувствую его волка. Он ему совсем сейчас не помогает, — серо сообщает вожак.
— Что?
Джин поражено роняет тряпку из рук, широко раскрывая глаза. Чонгук отмахивается, разминая шею и поднимая полотенце с пола.
— Потом, Джин.
Чонгук берёт Тэхена на руки, стараясь не касаться ранений. Лекарь под шумок подпихивает марлю Тэхену на бок, останавливая кровотечение, и просит вожака прижать сильнее. Омега тяжело дышит, с его волос капает прямо на рубаху альфы. Чонгук вглядывается в бледное лицо с сухими губами и испариной на лбу, словно бы и жизни вовсе нет.
Он слышал о Тэхене, ему положено знать о вожаках других стай и их спутниках. Доминантные омеги встречаются не так часто, но заносить их в «редчайшие явления» тоже будет лишним. Поэтому, конечно, Чонгук слышал о Тэхене, как о женихе вожака стаи, что обустроилась у подножья гор. Да и легенда о белоснежном волке, чудом уцелевшем, живёт по сей день. Тэхена в свою стаю хотел каждый второй альфа, но сам Ким Тэхен выбрал одного. Чонгук никогда о таком не думал. Даже в глаза ни разу не видел этого омегу, впрочем, как и многих других вожаков и их спутников.
Тэхен хрипло выдыхает, мычит от боли и страха, в бреду жмётся щекой к теплу, ища спасения. Чонгук задаётся миллионами вопросов. А волк-то внутри скребёт лапами грудную клетку, поджимает хвост, скулит и просит дать ту самую защиту. Зверь в растерянности, тычется мокрым носом, не понимает, почему не чувствует белоснежного волка.
— Хосок, принеси ещё кипятка, — командует Джин альфе, отдавая в руки пустое ведро.
— Есть, сэр, — усмехается Хосок. — Точно одного хватит?
— Точно. Иди уже, — подгоняет лекарь и поворачивается к Чонгуку. — Клади его сюда, — просит Сокджин, указывая на постель. — Принеси ещё несколько ламп. Если ты сказал, что его волк не помогает, то зашивать нужно будет две раны. Понятия не имею, как он с ними вообще продержался и дошёл до нас. Это ведь Ким Тэхен, да?
Не только Чонгуку в детстве сказки рассказывали.
— Он, — коротко отвечает Чонгук, ясно давая понять, что на этом все расспросы будут закончены. — Тебе что-то ещё нужно, помимо ламп и воды?
— Нет. Дальше я сам.
Сокджин достаёт из настенного шкафчика травяные настойки в прозрачных бутылках, что собирал и готовил собственными руками, за ними выуживает спирт, иглы и нитки, привезённые из города.
Альфы приносят всё необходимое, и Сокджин выгоняет их в коридор, приступая к делу.
Сегодня его ждёт бессонная долгая ночь.
Утром о чужаке в стае узнаёт каждый. Интерес витает в воздухе увесистой тяжестью. Паники, страха и злости нет. Может быть, лёгкое опасение и, конечно же, недоверие.
К Чонгуку этой ночью сон не шел, поэтому глаз он не сомкнул, да и диван у Джина оказался неудобным. Сам Сокджин выгнал их с Хосоком под самое утро. Хосок, само собой, не ушёл, пока не вызвал охрану к дому под ворчание и ругань лекаря.
— Проваливайте. Оба! — не выдерживает лекарь, всовывая в чужие руки тулупы. — Я устал и хочу поспать хоть немного. Скоро придет Крис и подменит меня. Да и… Что за глупости, в самом деле? Тэхен в таком состоянии, что не сможет поднять даже лягушку.
— Он сильнее, чем ты думаешь, — надевая куртку, предупреждает Хосок. — Уверен, что справишься?
— Он сильнее, чем ты думаешь, — передразнивая Хосока, говорит Чонгук.
— Вон отсюда, — говорит Сокджин прежде, чем захлопнуть двери перед лицами смеющихся альф.
Они спускаются с крыльца, и каждый, кто проходит мимо, здоровается с ними коротким «доброе утро». Все просыпаются и приступают к своим делам, неспешно потягиваясь и отходя от сна. Один пост охраны сменяется другим, уставшие альфы уходят домой, чтобы отдохнуть и выспаться.
— Вы должно быть сошли с ума? — Чонгук и Хосок оборачиваются на знакомый голосок, что с каждой секундой становился всё громче и громче. Недовольный и пыхтящий Донмин стремительно надвигался на них, устрашающе хмуря брови. Омега держался за круглый живот и выглядел, если честно, очень и очень мило.
— Доброе утро, солнышко, — Хосок лучезарно улыбается и уже открывает руки для крепких объятий, но у мужа другое мнение на этот счёт. Омега отталкивает от себя конечности, злясь.
— Вы же обещали мне, что такого больше не повторится! — возмущается Донмин, щурясь от ярких лучей.
