Я лихорадочно обвожу взглядом скудную обстановку гостиной и наконец нахожу мать. Воздух вновь поступает в легкие, и я пытаюсь унять мчащееся галопом сердце.
Моя мать лежит бесформенной кучей в углу. Ее безумный взгляд мечется, ни на чем конкретно не задерживаясь. Тушь стекает по ее изможденному лицу. Мне хочется подойти к ней, но от внезапного толчка в спину меня пробирает озноб. Меня снова и снова толкают в спину пистолетом, пока я не оказываюсь в центре комнаты.
― Что это тут у нас?
Я поворачиваюсь на голос. Он как острие ножа, глубоко прорезающее кожу. Мне не по себе от него, и я настораживаюсь.
Даже без оружия этот мужчина опасен. Его лысый череп как будто поглощает свет. Голубые глаза под нависшими тяжелыми бровями оценивающе смотрят на меня. Он подходит ближе. Кожаный плащ на нем поскрипывает, когда рукой в татуировках он тянется к моим светлым волосам, заплетенным в косу, приподнимает их и опускает обратно на мое обнаженное плечо.
Мне хочется подтянуть повыше лямку топа, но эта модель предполагает ношение на одном плече, так что я лишь сжимаю руки в кулаки.
― А ты милашка, ― его улыбка остра как бритва, тревожные колокола начинают бить сильнее, когда я пячусь назад от него.
― Что вам нужно? ― мой голос звучит тверже, чем я на самом деле себя чувствую.
― Оставь ее в покое, ― стонет Деклан с пола, и я радуюсь, что он жив. Его бледность заставила меня задуматься, не сегодня ли тот день, когда я должна буду найти своего брата мертвым.
Теперь, когда я вижу, что он не умер, задаюсь вопросом, в какое же дерьмо он нас втянул. Я пытаюсь взглядом донести до него этот вопрос. Брат недолго смотрит мне в глаза, а затем зажмуривается, когда мужик, стоящий рядом с ним, впечатывается черным армейским ботинком в его живот. Я бросаюсь вперед, но чья-то рука хватает меня за запястье и дергает назад.
― Стой, где стоишь, сучка!
― Просто скажите, что вам нужно, ― я не могу оторвать взгляда от Деклана, пока он хватает ртом воздух. Мужик, возвышающийся над ним, довольно ухмыляется. Он смотрит мне в глаза и сплевывает вниз на моего брата, словно на бездомного пса.
― Деклан торчит нам двенадцать штук.
Пол уходит из-под ног, и мне хочется присесть, но я не двигаюсь. Я больше не смотрю на своего брата и не слышу его стонов. Мне хочется посмотреть на мать, которая не издает ни звука, лишь настороженно наблюдает за происходящим. Я слышу ее прерывистое дыхание, доносящееся из угла гостиной.
― А если он не заплатит? ― задаю я пугающий вопрос.
Взгляд голубых глаз опускается на мою грудь, парень придвигается ближе и пожирает взглядом мое открытое плечо.
― Я собирался отправить твою мать погашать долг в один из наших борделей. Но теперь, когда ты здесь, думаю, ты сможешь приносить лучший доход, ― он приподнимает пальцами мой подбородок, и у меня возникает желание отшатнуться, но я стою смирно, и в его взгляде появляется одобрение, которое мне совсем не нужно.
― Я мог бы провести тест драйв прежде, чем мы согласимся на что-нибудь, ― скалится парень, стоящий возле брата.
― Оставь мою сестру в покое, бро. Я достану деньги, ― Деклан пытается приподняться, но нога в огромном ботинке давит ему на грудь и толкает обратно.
Он тянет свои тонкие руки, и я ненавижу то, каким потухшим он выглядит. Бледная тень того, каким брат был прежде.
― Твоя сестра?
Пока лысый говорит, я делаю шаг назад, и его пальцы соскальзывают с моего лица. Я не ожидала, что он отпустит меня так легко.
― Итак, мы заключим сделку, ― он прячет пушку за пояс брюк, и комната как будто облегченно выдыхает. Но я не питаю иллюзий. Этот мужчина может достать ее снова уже через секунду. Я слежу за его напарником, который, без сомнения, тоже вооружен.
― У вас двадцать четыре часа, чтобы достать мне мои деньги. Если я вернусь, а их не будет, я заберу тебя, ― он сверлит меня взглядом и делает шаг в мою сторону.
На этот раз, когда его пальцы сжимают мою руку, он ничуть не нежен. Меня впечатывает в его грудь, когда другой рукой он грубо лезет мне в штаны. Горло перехватывает от накатившей волны ужаса, я отталкиваю его и сопротивляюсь. Я пытаюсь вырваться, но из-за глубоко засевшего страха меня начинает охватывать оцепенение, быстро расползаясь от кончиков пальце на ногах вверх по телу. Мне нельзя застывать, я не могу, иначе он меня изнасилует. Его пальцы вторгаются внутрь меня, и в следующее мгновение меня отпускают, он делает шаг в сторону и сует пальцы, побывавшие во мне, себе в рот. Мне страшно, и внутри все завязывается в узел. Через секунду все закончится.
― Я почти надеюсь, что ты не найдешь деньги. Увидимся через двадцать четыре часа, ― его смех слышится уже из-за двери, а его напарник убирает ногу с груди брата и выходит вслед за ним.
Как только они скрываются из виду, мама начинает плакать, сильнее с каждой минутой. Я хочу утешить ее, но у меня подкашиваются колени. Я пытаюсь не думать о вторжении в мое тело.
― Деклан, ― я вглядываюсь в его лицо. В его ласковых карих глазах ― таких же, как у меня, ― светится улыбка.
― Привет, малыш, ― его улыбка всегда приносила мне утешение, когда дело дрянь, но сейчас я стала старше и набила шишек, и эта его улыбка уже не утешает. Только заставляет меня печалиться и вспоминать о том, что было когда-то.
― Двенадцать тысяч, Деклан? ― я качаю головой. Лежа на спине, он приподнимает голову, и мне больно смотреть, как выпирают его кости.
― Когда вы в последний раз ели? ― беру его за руку, и он не останавливает меня, когда я переворачиваю его ладонь вверх.
Я ожидаю не увидеть свежие следы от уколов, но, когда обнаруживаю их, любая надежда иссякает. Каждую неделю он дает мне одно и то же обещание, что, когда я вернусь, он будет чист и станет совсем другим. Глупая часть меня хочет поверить в мечту, то у него получится.
Что за наивные мысли?
Ага, а еще моя мать сможет бросить пить, а отец вернется и войдет в эту дверь. Почему бы мне тоже не слететь с катушек и не бросить работу, благодаря которой у нас есть крыша над головой и еда на столе.
― Я достану деньги, ― Деклан растягивает в подобии улыбки потрескавшиеся губы, которые умоляют о воде, даже не осознавая, что его тело испытывает жажду.
Я встаю, мать продолжает причитать в углу. Она умудряется достать сигареты и зажигалку из недр своего розового халата, из чего я делаю вывод, что она не так уж и травмирована.
Я захожу на кухню, и вонь заставляет меня сглотнуть слюну. Беру кружку, наполняю ее водой и возвращаюсь обратно в гостиную. Брат осушает кружку и медленно садится.
― Помнишь то Рождество… ― он смеется нерассказанному до конца воспоминанию.
Я разглядываю его лицо. Шрам под глазом кровоточит до сих пор.
― Это, когда мама опрокинула елку? Или ты про то, когда она упала в ванной? ― список можно продолжать бесконечно, но в нем нет ничего смешного. Так же, как нет ничего забавного в том, как в каждое Рождество ты жаждешь, чтобы твой отец вернулся, но он никогда не возвращается. С каждым годом я становлюсь все закаленнее, потому что это все перестает хоть что-то значить для меня. Больше неважно ничего, кроме того, чтобы хоть как-то выжить.
― Я про то, когда ты клялась, что видела Санта Клауса, ― наконец объясняет Деклан и хватается длинной рукой за свой живот, как будто собирается остановить смех, срывающийся с губ и наполняющий гостиную. Его смех приносит с собой лучик тепла, в котором я позволяю себе понежится мгновение.
Я улыбаюсь, глядя на брата сверху вниз. Это напоминает мне то, как мы с ним поздно ночью забирались под его одеяло после того, как мать, набравшись, валялась в отключке.
У Деклана здорово получалось сочинять истории, он ― прирожденный рассказчик. Он забирал меня из нашего дома, и мы отправлялись в путешествие по сказочным землям Ирландии, где на радуге стояли горки с золотом, а банши оплакивали смерть. В те краткие мгновения благодаря ему я верила, что, возможно, есть что-то, кроме этого жалкого существования.
