Святые небеса.
Словно услышав мои мысли, он поворачивает голову в моем направлении. На его губах появляется улыбка, глаза исследуют мои ноги, а затем возвращаются к груди. Мои соски твердеют, когда я вспоминаю все, что было в комнате отдыха в ресторане.
Как же сильно я подвержена его обаянию.
— Готова? — слово эхом разносится по комнате, увеличивая напряжение между нами.
Я прочищаю горло и скрещиваю руки на груди, затем подхожу и становлюсь перед ним. Он встает с кресла, подносит бокал с вином к моим губам и немного наклоняет. Я делаю большой глоток, и между бедер становится жарко.
К чему, предполагается, я должна быть готова, к сексу? Или к разговору? Еще во время ужина, мысленно я представляла, как это будет, когда полностью обнаженный Ремингтон будет на мне. Во мне. А еще я думала о страхе, когда та машина врезалась в нашу, по пути к дому Ремингтона.
— Я хочу нарисовать тебя.
Селена
— А я хочу поговорить.
Он настороженно потер рукой лицо, затем поставил бокал на столик и начал мерить шагами комнату.
— Давай забудем про это на время. Позволь мне нарисовать тебя.
Я бросила на него сердитый взгляд.
— Почему забудем?
Он резко остановился, повернулся и подошел ко мне.
— Потому что я не хочу, чтобы этот человек встал между нами. Сегодня был такой замечательный день. Я хочу еще ненадолго растянуть удовольствие. Жиль уже занимается этой проблемой. Пойдем со мной, пожалуйста. Мы поговорим после, даю слово, — я чувствовала настойчивость в его голосе. Он протянул мне руку. — Давай еще немного времени проведем друг с другом.
— Ты ведь понимаешь, я буду настаивать на том, чтобы ты сдержал обещание, правда?
Он кивнул. Я вложила свою руку в его и увидела, как расслабились его плечи. У нас все равно впереди вся ночь для разговоров.
Мы с Ремингтоном прошли вдоль коридора мимо кухни. По обе стороны на белых стенах висели картины.
— Какую живопись ты предпочитаешь? — спросила я, бросая взгляд через плечо на Ремингтона, идущего позади меня, и увидела что он пялится на мою попу. — У тебя слабость к моей попе, да?
— Хмм. У меня слабость к каждой, даже самой крошечной части твоего тела, — неожиданно его рука скользнула вниз по моей спине. Он растопырил пальцы, обхватил мои ягодицы и нежно сжал их. — Мне близок реализм.
— Ладно, для картины ты получаешь мою попу в свое полное распоряжение на сегодняшний вечер.
Без предупреждения он резко развернул меня и прижал к стене. Обхватил мои запястья обеими руками и наклонился ко мне.
— Только на сегодняшний вечер?
— Да. И, кстати, ты отвлекаешь меня. Предполагалось, что мы поговорим о том, что случилось сегодня, Сен-Жермен.
— Знаю, — он прижался своим лбом к моему и закрыл глаза. — Я просто хотел, чтобы этот вечер закончился на приятной ноте. Мы ведь можем сделать так? Поговорить об этом позже?
— Сначала ответь на один мой вопрос. Это имеет какое-то отношение ко мне?
Он медленно открыл глаза и закусил нижнюю губу, рассматривая меня сквозь длинные загнутые ресницы.
— Я обещал всегда рассказывать тебе правду, так что отвечу. И да. И нет.
Я выдохнула и отстранилась.
— Что, черт возьми, это значит? Ты знаешь кто этот человек?
Он покачал головой.
— Я вовсе не важна и не знаменита. Чего бы им хотеть от меня? — я замолчала, вспомнив кое-что. — Письмо. Ты и Эндрю читали какое-то письмо в Сент-Бернадетт. Оно было адресовано… мне?
Он вздохнул.
— Нет.
Несколько минут я смотрела ему в глаза. Он не врал мне. Что же тогда было в том письме?
— Давай не будем думать об этом прямо сейчас, хорошо? У нас был замечательный день, давай не будем портить его, — его рука скользнула вниз по моей, и он переплел наши пальцы. — Пойдем со мной, ma belle.
Тепло разлилось по моему телу от этого нежного жеста. Мы подошли к дверям комнаты и, перед тем как войти, Ремингтон включил свет. Отпустив мою руку, он пошел направо к шкафам. Я повернулась и осмотрелась вокруг. Это помещение разительно отличалось от любой другой комнаты в этом доме. Одна светло-коричневая стена была покрыта пятнами краски разных цветов: синими, зелеными, красными. В дальнем конце комнаты стояла старинная кушетка, а возле нее стул. В другом конце комнаты я увидела мольберт, на столике возле него множество разнообразных кистей, баночки с красками и что-то похожее на угольные карандаши.
— На тебе слишком много одежды, чтобы позировать, Селена.
Он встал передо мной, протянул руку к верхней пуговице моей блузки и вопросительно посмотрел на меня. После моего кивка он медленно, одну за другой, расстегнул все пуговички, спустил блузку с плеч, и она соскользнула на пол. Затем его рука опустилась ниже и замерла на поясе моих джинсов, но на сей раз он не колебался.
Несколько секунд спустя на мне осталось только белое кружевное белье. Он медленно осмотрел меня сверху донизу, задержавшись взглядом на груди. С трудом проглотил слюну и снова посмотрел мне в лицо. Зрачки его глаз были расширены и черны, такого страстного взгляда я не видела ни у одного мужчины, только у него. Взглядом я проследовала вниз по дорожке волос на его животе, и теперь задохнулась уже я, когда увидела огромную выпуклость на джинсах.
Вау, просто вау!
Когда я снова взглянула ему в глаза, он неотрывно смотрел на мой живот, на краешек татуровки, выглядывающий из-под трусиков. Я переступила с ноги на ногу, чувствуя себя обнаженной и слишком уязвимой. Он обезоруживающе улыбнулся, в уголках глаз образовались морщинки, и неожиданно я почувствовала себя храброй.
— У нас есть еще одна общая черта. Мы оба любим искусство, — сказал он с самодовольным видом.
Если бы он только знал! Я сделала эту татуировку вовсе не из любви к искусству, я пыталась спрятать за ней болезненные воспоминания.
— В самом деле? — переспросила я, чтобы скрыть боль, появившуюся в груди. — Какие же еще общие черты у нас есть?
— Мы умеем рассмешить друг друга, и сексуальное притяжение между нами просто зашкаливает.
Насчет этого он прав.
Чувствуя себя более уверенно, я завела руки за спину, дотянулась до застежки лифчика и замерла. Он кивнул, очевидно, понимая, почему я остановилась. Он хотел, чтобы я полностью разделась. Я бросила лифчик на пол, затем запустила пальцы под резинку трусиков. Но Ремингтон положил руку поверх моей, останавливая меня.
— Позволь мне, — он опустился на колени, по пути стягивая мягкую материю вниз по ногам и покрывая мои бедра и ноги легкими поцелуями. Затем спустился еще ниже, и поцеловал пальчики на ногах. Снова посмотрел на татуировку, которая теперь была полностью видна.
