— Чего-чего??
— А, неважно… Химию, я знаю, окончательно запретили в общем образовании… А почему рыжики?
— От них рыжьё такое, в видениях… ну, немножко. Цвета… А что там запретили?
— Опасное знание. Нефиг кому попало в рогаликах разбираться… Рыжики, говоришь?
— Угу.
— Цвета от рогаликов часто тонируются. Но не обязательно в рыжьё. Значит, ваш сорт — рыжики…
— Всем нравится! Говорят — мягкое, приятное, особенное.
«Попробовать, что ли?.. Не-ет, Фермен меня убьёт!»
— Попробуй!
«Однозначно, пробовать не буду. Разве что проинспектировать… Это, пожалуй, следует. В конце концов, быть может, здешний сорт действительно числится элитным… С рогаликами же что главное?? Не впадать в марафон!»
— Что? Нашли?
Ответ не требовался: двое на коленях в планшетном свете отыскивали, тянули находки в рот, морщились, разжёвывая характерную горечь (рогалики, как класс, водорастворимы — и приходят за считанные минуты; впрочем, и работают заметно короче дудки)… И, тотчас же, их стало трое.
Мир изменился. Он стал гораздо сложней, глубже — но и понятней. Рыжикам подсветка больше не требовалась — они светились, сами. Но и были уже не нужны. Да, чёрт возьми, работало… Очень так рыженько, деликатно…
Ночная ионизация потеплела вдвое. Травы принялись мыслить и расти не просто так. Стена коттеджа скрывала тайны — но сразу же соглашалась их открыть, если приспичит… Единственное, от леса текло что-то странное. Тревожное, намекающее, небезопасное… От этого хотелось спрятаться под крышу.
— Я под рыжиком не люблю снаружи, — угадало настроение нечто родное и близкое рядом. Второе уже уверенно, по стеночке, уходило в дом.
Кей последовал за ним, поддерживая первое (которое оказалось убито целиком и полностью — дудло с рогаликом убивает юный стройный раздетый организм гарантированно. И такому организму нужна тепловая и вестибулярная поддержка, не говоря о моральной)… На тёмной верандочке поддерживающий убедился, что второй юный организм убит ровно на столько же (валит кресла и не может найти дверь) — Кей подхватил его под второе своё крыло и осторожным боком провёл сквозь мембрану в холл… но здесь сам, почему-то, внезапно и традиционно, завис у синта… Синтюх прямо-таки мерцал идеями:
«Свастик! Валит целлюлозу — её одну… Ага! У Мерисценты — нестандартная настройка; керамит и чёрт-те что, против этой дряни почвоедской. Найфред настраивал… Кстати! Неллика: жатые рельефы — это упругие полимеры. Ей тоже Найфред синтюх настраивал! Найфред: спец по реагентам? Он и «советовал» маслёнку пожечь… И свастик дал… Вот кто следы заметает!»
Дальние углы разума понимали, что всё это — типичный рогаликовый накрут: всё притянуто за уши кое-как, но вдохновляет, простирается логическими цепочками, выстраивается и перестраивается — на почве антипатии к Найфреду, конечно — но остановиться Кейрис не мог. «А чем мы хуже», — бормотал он, зависнув над панелью…
— Что сочиняешь? — потеребили его слева. — Заморочка?
— Бронелифчик… У вас свастик остался?
— Замороморочка, — подтвердили справа. — Мороза морочка.
— Замора мороза…
— …зарочка.
— Эй, спорим, на Мерисценте одежда не сыплется от свастика? И на Неллике…
— Несыплеца… От сваа… Обливать их, штоле?
— Об. Левать.
— Штоле.
— Несыплевать.
— Ацвастик.
— А, ну вас, — отмахнулся Кей…
От него, постепенно, право-левым образом, оттеребились куда-то прочь; взамен мысли приобрели торжественность, гимнообразность: «Замора морочка нарочно порочна. Неточно замочна замочка заточка!»
…Таща бронелифчик, инспектор вдвинулся в спальню. Близнецы ме-едленно перекатывались по постели и разговаривали о странном:
— Осом пштюц.
— Осом птишц!
— Осомм…
— …пши-иштц!
— Пштиштс-ц. Осом.
Нет, эта какая-то другая мысль, не о том! Кей многосторонне вернулся в холл — но там мысли тоже не было; и на терраске (сшиб впотьмах пару кресел) — а… Она снаружи!
Стоял, осмысливал минут пять рыжевато-ночное сияние… оно выглядело логично, правильно. От леса текла воспоминаемая тревога, на которую сияние рекомендовало наплевать. Оно заметило ещё, что от правого леса тревоги текло больше, чем от левого — и на это рекомендовало наплевать также, но Кей возразил и возжелал направиться в левый лес — однако всё перепутал и направился в правый. Потому что, кстати, это была не тревога, а опасливая забота — её хотелось прочувствовать и рассмотреть: «Не ходи, ну зачем тебе это надо?» — увещевала как бы она; на что Кей как бы упрямился: «Надо! Проинспектировать, может, желаю!»
Вдоль опушки мысленно светились рыжики — в лесу они не растут, ясно. Зато, сам лес был каким-то мысленно рыженьким… Кейрис шагнул в него.
«Стой!» — пробился из глубин Пилотский Внутренний Голос — «Заплутаешь! Лес же!»
«Отнюдь!» — возразил ему Второй Пилотский Внутренний Голос, рыжеватый такой на привкус… — «Гиротрассер! Включи его! Сосчитает шаги, не заблудишься… Трип пройдёт через час, знаешь же!»
Кей нашарил планшетку, задействовал трассировку всеми средствами… Кстати: куда мы идём?..
Идём-идём… На цвет, на запах?.. А, там видно будет… Углубился ещё немного.
Рыжики звенели сзади и отрикошечивались где-то издалека спереди.
Нет, странное эхо… Будто рыжики — впереди!
Идея тотчас омыслилась, самонастроилась…
«Да-да-да! Мы здесь!» — зазвенело издалека, сквозь тревогу — «здесь-здесь-здесь!»
Кейр ускорился — деревья посылали ему гулкие звучные сигналы: «У-ух! Вухх!» — не давая на себя наткнуться; трава возражала — «кыш-шыык!», трогая за подошвы.
«Вот правда: мало тебе что ли?» — трезво резонировала Опасливая Забота; «Чего — мало?.. Кому — мне?!» — нетрезво недопонимал Кей, продолжая путь; шёл он, по ощущениям, бесконечно долго — поэтому когда вышел, окружающее показалось бесконечностью.
Опушка. Поляна... Поляна — влево, и она же — вправо. Спереди — ночной мысик леса, насупился, нагнетает; но вокруг всё звенит-звенит-звенит, радуется, дрожит от ужаса, приливает-отливает от ног…
Рыжики.
«Несусветных размеров поляна рыжиков… Ну не бред??»
Бред, конечно. Галлюцинация.
«Коммерческая плантация рогаликов, поздравляю!» — проснулся Первый Голос Пилота, злостно замаскированный под Зиверта.
«Глюк!» — возражал Второй. — «Впрочем, есть один хороший способ проверить…»
«Ты охренел!!!» — возражал Хор Остальных Голосов Пилота — «Догоняться?!! Здесь?!!»
