Lina Mur - Fifty And One Step Bac

Меня пронзает мысль, такая ясная и яркая, что я

сажусь на пол и моргаю.

Он не может отпустить прошлое, потому что он не

простил себя за смерть своего отца. Он любил его.

Ведь Райли говорил это, говорил, что когда-то и он

любил, а над его любовью он смеялся, поглощая

страх, идущий от мальчика.

— Мисс? — мне на плечо ложится рука и я

вздрагиваю, поднимая голову, и смотрю на

незнакомую женщину с бейджиком. Я прячу лицо, стирая слезы, и поднимаюсь.

— А это продаётся? — спрашиваю я, указывая на

собаку.

— Да, конечно. Цена этого экспоната —три с

половиной тысячи долларов. Хотите приобрести? — спрашивает она, и я качаю головой, понимая, что у

меня не хватит денег.

— Тогда я бы попросила вас не дотрагиваться до

экспонатов, на них останутся пятна, — уже недовольно

произносит она.

— Простите, — мямлю я, отходя от собаки.

Моё место тут же занимает пара, о чем-то

спрашивающая эту женщину, и она отвлекается от

меня. Я продолжаю бродить по залу, и больше ничего

не привлекает моё внимание.

Зал в мгновение ожил, я озираюсь вокруг, смотря, как

много уже людей. А мне хочется побыть в тишине, а не

в этом галдеже. Я иду к выходу, вливаясь в толпу, и

вместе с ней оказываюсь на улице, как в потоке, несущем меня с собой до светофора, а оттуда на

другую сторону. Я отрываюсь от них, сворачивая на

улочку, и просто иду.

Мы так одиноки в этом мире, что становится страшно

за свою жизнь. Что имеет больше ценности любовь

или же сама жизнь? Можно ли шагнуть в туман и

двигаться в нём, не зная, что тебя ожидает через

секунду? Могу ли я это сделать?

Жалость, такая острая внутри, накрывает меня, словно цунами, и я тону в ней. Мне искренне жаль

Ника, настолько жаль, что я не могу выразить это

словами. Мне жаль только его, потому что муки

совести присущи только ему. Ведь его мама светится

от счастья, сестра, видимо, совсем забыла, что такое

быть одиноким, чувствовать холод внутри и страх за

будущее, за себя. Они забыли, что такое прошлое, оставив в нём его одного. А я? Что сделала я? Да, для

меня до сих пор ужасно думать о том, что он убил его.

Но в то же время я и могу найти слова оправдания. Но

и слова, которые должны быть сказаны ему, я тоже не

могу найти. А я должна, должна и все. Ну почему же

любовь описывают и возвышают как нечто прекрасное

и светлое? Розовое и воздушное? Ведь она так

тяжела. Любовь — боль сердец и страх чувств.

Я останавливаюсь и сажусь на лавочку, больше не

терзая свои уставшие ноги.

Как много людей и у каждого своя жизнь, свои

проблемы и своя история. Только вот кто-то

преодолевает все, а кто-то боится. И неужели я

трусиха? Неужели я боюсь Ника? Не знаю. Но я ведь

видела его там, в клубе, когда он бил Лесли. Он

контролировал себя. Контролировал жажду мщения?

Но кому он мстит и выплёскивает из себя гнев?

Самому себе?

Нет, не я одна должна принять решение, а мы оба. И я

должна встать, что я и делаю и поймать такси, чтобы

доехать до его дома. Войти туда и я надеюсь, что

слова придут сами, когда я увижу его.

Внутри меня немного потряхивает, когда я вхожу в

лифт и прикладываю карточку. Я убежала, как трусиха.

Я тоже предала его, как и все. Только вот я...я

действительно люблю его и переживаю о нём, проживая каждую секунду его боли в своей душе.

А если он не захочет видеть меня? Если скажет

уходить, выгонит? Всегда приходится жертвовать

всем, чтобы достичь вершины. И сейчас я поднимаюсь

к ней.

Лифт пикает, оповещая о моём появлении, и я вхожу в

безмолвную квартиру.

— Ник, — тихо зову я его, а в ответ тишина. Я прохожу

в спальню, где валяется вчерашний наряд Ника и

опускают к нему, беря в руки рубашку.

Я подношу её к носу и вдыхаю аромат, ставший

афродизиаком, ставший для меня воздухом, и сжимаю

ткань руками от прощения, которое пришло с этим

глотком воздуха. Сложив аккуратно на постель брюки

и рубашку, я иду к кабинету, открытая дверь и

проверяя, там ли он. Но никого.

Молчание в квартире становится таким тяжёлым, что я

обегаю каждую комнату, как и балкон, но не нахожу

его. Покопавшись в сумке, я нахожу телефон и только

хочу набрать ему, как останавливаюсь. А если ещё

рано? Если он сам не готов меня видеть? То я дам ему

время, оставшись тут.

Я сажусь на диван и жду, смотря на стрелки часов, которые тянутся так долго, кажущиеся вечностью. За

окном начинает темнеть, как и в пространстве вокруг

меня. А я жду, жду его дома.

А, может быть, поехать в клуб? Но я не знаю адрес, только зрительно помню, где он. А вдруг ошибусь, а он

не там и снова потеряю время. Мы и так упустили

слишком много его. И я больше не буду убегать, только сидеть и ждать там, куда он впустил меня, чтобы начать нашу историю.

Мне становится не по себе в темноте, окутывающей

своим неприятным сгустком меня, и я обнимаю себя

руками, поднимая ноги, и сжимаюсь в маленький

клубочек.

Мне кажется, что я даже задремала, потому что сквозь

какую-то дымку я слышу громкие голоса мужчин, и

распахиваю глаза.

— Я за что тебе плачу? — кричит Ник, а я вздрагиваю

от звука его голоса, но улыбаюсь, слыша его даже

таким злым.

— Простите, мистер Холд, мы не заметили. Мы сами

не поняли, как это произошло, — отвечает другой и

совершенно незнакомый голос.

— Не поняли? Не заметили? Я блять твоей зарплаты

не замечу сейчас! Быстро за мной, — командует он, и

я отмираю, вставая с дивана.

Звуки шагов удаляются, а я выхожу к лифту, где

вдыхаю тонкий аромат его одеколона. Я по нему иду

за ними, чтобы понять, что снова произошло.

Приглушённый свет доносится из кабинета, как и

разговор о том, что они кого-то потеряли и должны

найти, проследить по компьютеру.

Я подхожу к двери и заглядываю туда, видя его. Я

улыбаюсь, потому что готова рухнуть от сильнейшего

толчка в груди, только лишь смотря на него такого

встревоженного чем-то.

— Попробуй ещё раз позвонить, а я прослежу звонок, — говорит Ник, и проходит по мне глазами, не замечая

меня, поворачиваясь к мужчине. Но он замирает и

медленно возвращает свой взгляд на меня, а я стою, как глупая дура, стою, а мои глаза слезятся.