Глава 14. Шеймас
Я сжала такой крепкий кулак, что монеты впились в мою ладонь. Покалывание привело меня в чувство, и я вымолвила:
— Неудачная шутка.
— Я так понимаю, Лу ничего обо мне не рассказывал, — вздохнул Шеймас и, взяв тряпку, принялся оттирать запачканные машинным маслом руки. — Конечно. Он же боялся нашего с тобой запечатления. Пытался оградить тебя от меня. Сберечь для себя.
Жажда, промучившая меня последние несколько часов, утроилась. В горле запершило. Я кашлянула.
Разглядывая Шеймаса в полумраке мастерской, я отметила для себя его хорошо натренированное тело, преимущественно темные переливы «ежиком» топорщившихся волос и здоровые, чистые зубы, сияющие белизной и говорящие о чистоплотности их обладателя куда больше, чем запущенный замок.
Я кашлянула еще раз.
— Твоя мама палал? — тихо спросила я.
Шеймас улыбнулся, негласно переспросив: «А что, не видно?»
— В Трейсе есть еще представители нашей расы?
— Нет, — спокойно ответил Шеймас и, отложив тряпку, подошел к рукомойнику.
Отмахнув рой мух, он открыл кран, набрал в стакан мутной воды и сделал несколько глотков. Остатки воды он вылил себе на голову. Смахнув ее ладонями, Шеймас бодро рыкнул. Ему было хорошо, чего было нельзя сказать обо мне, совершенно оторопевшей. Запечатление не потянуло меня к Шеймасу, не влюбило в него и не вышибло Луисцара из моей памяти. Я по-прежнему любила своего Луиса и не представляла, как вообще можно полюбить его братца!
— Ты предал его, — как можно смелее произнесла я.
— Что? — Шеймас вновь обратил свой взор на меня, незваную гостью, и медленно двинулся вперед.
— Ты предал Луиса.
— Это он тебе сказал?
— Нет, он избегал со мной разговоров о тебе.
— Опасался, что ты поскачешь на мои поиски, — усмехнулся Шеймас, остановившись в метре от меня.
— С чего бы мне искать изменника? — проворчала я.
— Изменник, предатель… А ты кто? Что-то подсказывает мне, что ничуть не лучше, раз оказалась здесь.
Я замолчала. Шеймас был прав. Тальина с радостью распространит обо мне не самые благие слухи, и вскоре весь Опретаун будет сочувствовать их императорским величествам, называя меня пригретой на их груди змеей.
— Лу знал, что как только мы с тобой встретимся, Вселенная может нас запечатлеть. Он боялся потерять тебя.
И это тоже было правдой. Луисцар неоднократно повторял свои опасения, вот только я не до конца понимала их смысл.
— Почему мы запечатлелись? — наконец спросила я.
— Потому что мы последние из палал. Вселенной виднее, как возродить вымершую расу. Пусть я полукровка, но во мне течет кровь палал. Я молод, здоров, красив и силен. Ты тоже… молода.
«Чертов самовлюбленный павлин!» — подумала я, вспомнив, как Луисцар называл Шеймаса грубияном.
— Кто тебя подставил? Нэим? — сменил он тему.
— Это так очевидно? — удивилась я.
— Ты что, совсем-совсем ничего обо мне не знаешь? — Уголок его губ изогнулся в усмешке. — Ладно. Нам предстоит долгий разговор. Ты располагайся, а я пока…
Я понадеялась, что он предложит ужин или хотя бы чай, но у хозяина замка были другие планы.
— …пойду передерну, — договорил он и, положив ладонь на пах, вышел из мастерской.
Закатив глаза в потолок и цокнув языком, я в который раз пожалела, что не отправилась в пансион Вейца. Человек, готовый прилюдно поковыряться в пупке, когда-то был претендентом на престол целого мира! Я ненавидела Тальину, но не отрицала тот факт, что эта женщина внесла полезный вклад в политику Опретауна, посадив на трон именно Луисцара.
В ожидании возвращения Шеймаса, я прошлась по мастерской, и обстановка ответила мне содержательнее любых слов. Шеймас здесь жил — готовил на старой электрической плитке, подсоединенной к топливному генератору, ел из металлических мисок, горой сваленных в рукомойник, спал в натянутом в углу гамаке. Он словно облюбовал для себя это место, и никакое другое ему не было нужно, пусть хоть весь остальной замок развалится, камня на камне не оставив.
Я осторожно села на край дубового сундука, прикрытого тканым одеялом, и замерла в ожидании, прислушиваясь к позвякиванию капающей на посуду воды из подтекающего крана.
Вернувшийся Шеймас окинул меня хмурым взглядом и взял курс к покрытому «рыжиками» низкому холодильнику. Вынув оттуда что-то напоминающее палку колбасы, он взял нож и принялся нарезать это кусками. Я молча наблюдала за тем, как Шеймас ссыпает неизвестный мне полуфабрикат в раскаленную сковороду, солит и поливает маслом. Помешивая заурчавшее блюдо, он заговорил:
— Наши отцы дружили. Мой часто гостил в Палалии, где и познакомился с моей мамой. Она была из придворных. Короче, никем. А он в то время уже был женат на Тальине, всяко пытающейся забеременеть. Конечно, когда он принес в дом новорожденного ребенка и заявил, что это его сын, она взбесилась. Наверное, Тальина возненавидела палал уже тогда. И хотя в ее жизни появилась радость — родной сын, вскоре судьба нанесла ей еще один удар. Она отправилась в Палалию, чтобы поздравить друзей мужа с рождением дочери, а Вселенная запечатлела эту самую дочь с ее любимым Лу.
— И что в этом плохого? — недопонимала я.
— Как что? Одна палал увела у нее мужа, другая — сына.
— Твоя мама умерла при родах. И твой отец не бросал Тальину ради нее.
— Зато всегда напоминал о том, как горячи женщины палал и холодны опретки, — пояснил Шеймас. — Не знаю, виновна ли Тальина в ненависти, на которую имела право, но это завело ее слишком далеко. — Он снова помешал дымящееся блюдо. — Мы с Тальиной терпеть друг друга не могли, часто ссорились, она подставляла меня, я надсмехался над ней. Это была открытая война, а десять лет назад я узнал о ее скрытой стороне. Уже находясь на смертном одре, отец передал мне одну очень важную вещицу. Накопитель электронной памяти.
— Флешку? — уточнила я.
— Можно сказать и так. Разница между известными тебе флешками и нашими накопителями в том, что последние нельзя отформатировать и уничтожить. Они не просто долговечны, они вечны. Пластины изготовляются из особого сплава древнейших пород, собранных в разных уголках Вселенной. Ученые Междумирья — лучшие изобретатели. — Шеймас отключил плиту и разложил еду по двум тарелкам. В одну он положил вилку и протянул мне.
