Виктория уже давно приучила себя к подобному снобизму.
— Но у месье Габриэля есть имя, — ответила она.
Внезапно модистка напомнила ей яркую любопытную птицу… хищную птицу.
— И вы думаете, что эти сплетни могут его ранить? — спросила с любопытством мадам Рене.
— Я думаю, мадам, — тон Виктории не предполагал дальнейшее обсуждение этого вопроса, — что любой человек чувствует себя нехорошо, когда его частная жизнь является предметом обсуждений.
— Mais месье Габриэль — не любой человек, est-il?
— Нет, не любой, — холодно согласилась Виктория, ощущая, как немеет от холода ее тело. — Если бы он был таким, как все, он бы не дожил до сегодняшнего дня.
Мадам Рене подняла свою голову; перо на ее шляпке согласно закачалось.
— Да, не дожил бы, — отрывисто сказала модистка.
Виктория удивленно моргнула.
На одну секунду глаза модистки загорелись одобрением, которое мгновенно сменилось самодовольным снисхождением.
— Вам повезло, мадмуазель. Месье Габриэль — très rich. Не каждый может позволить себе мои платья.
Платья…
Габриэль нанял швею, чтобы та сшила ей платья.
Перед глазами Виктории возник образ чего-то женственного, воздушного, сделанного из шелка и атласа.
Внезапное желание иметь новую одежду было сродни физической боли.
Реальность в виде лежащего на полу мятого коричневого платья вернула ее на землю.
Ей не нужна милостыня.
— Спасибо, но мне не нужны новые платья, — холодно сказала Виктория. — Если вы простите меня…
Желтовато-коричневые глаза хитровато блеснули.
— Если вы прогоните меня, мадмуазель, то лишь увеличите число догадок о способностях месье Габриэля.
Виктория сопротивлялась попытке мадам Рене манипулировать ею.
Шантаж — это цена греха. Слова Габриэля.
— Вы шантажируете меня, мадам Рене?
— Вы все еще девственница, мадмуазель, — заявила в ответ модистка.
Виктория почувствовала, как сжались мышцы ее влагалища.
— Вы ошибаетесь, madame.
— Мадмуазель, если бы месье Габриэль занимался с вами любовью, у вас бы глаза сияли от удовлетворения, ваши груди, рот и половые губы были бы опухшими. Смею вас уверить, он не прикасался к вам.
«Половые губы», — прозвучало внутри Виктории. Она почувствовала, как набухла промежность между ее бедрами.
Виктория обняла себя руками, инстинктивно сжав ноги.
— А вы, естественно, не сможете умолчать об этом, — язвительно сказала она.
— Он был un prostituee, мадмуазель. — Ей не нужно было уточнять о том, кому Габриэль предоставлял свои услуги.
— Я знаю, кем раньше был месье Габриэль, — холодно возразила Виктория.
— Да, но знаете ли вы, кем он является сейчас? — спросила модистка.
Как долго она должна стоять обнаженной перед этой женщиной, когда каждый недостаток ее тела столь отчетливо виден в ярком электрическом свете?
— Он хозяин этого дома, — сухо ответила Виктория.
— Он — неприкасаемый ангел, мадмуазель, — поправила ее мадам Рене. — И он нанимает людей, подобных нам. Но не всем из нас так везет.
Подобных нам.
Виктория инстинктивно устремила свой взгляд к жемчужному ожерелью на шее женщины.
— Но вам повезло, — импульсивно сказала она.
— Oui, я достигла très успеха. Большинство проституток, мадмуазель, умирают из-за болезней или нищеты. Вы знаете, что такое нищета; я вижу это в ваших глазах. Очень немногие мужчины — или женщины — способны заплатить ту сумму, что была заплачена за вас прошлой ночью.
Но Габриэль заплатил две тысячи фунтов не за то, чтобы заниматься с ней любовью.
Холод, что внезапно пронзил Викторию, не имел никакого отношения к отсутствию огня в камине и к мокрым волосам, прилипшим к спине.
Мужчине, который предложил сначала сто пять, а затем одну тысячу фунтов, нужна была ее девственность… или ее жизнь?
— А женщины покупали… услуги месье Габриэля? — спросила Виктория, испытывая непреодолимое желание узнать правду.
Не в состоянии остановить рвущиеся с губ вопросы.
— Oui. — Глаза мадам Рене подернулись пеленой воспоминаний. — Он и месье Мишель были знамениты на весь Лондон. Les deux anges.
Два ангела.
По-английски «Мишель» — это Майкл.
«Габриэль был Божим посланником», — сказала Виктория.
«Майкл был его избранником», — ответил Габриэль.
Неужели это он был тем человеком, который заставил Габриэля страдать?
Неужели Майкл был тем мужчиной, который сначала предложил сто пять, а затем одну тысячу фунтов?
— Этот месье Майкл… он и Габриэль… они были соперниками?
— Они были друзьями.
— А сейчас?
— Есть узы, мадмуазель, — загадочно ответила модистка, — которые невозможно разорвать.
За исключением смерти.
Виктория отпрянула от мадам Рене.
— Вы увидели меня, madame, — едкая ирония прозвучала в голосе Виктории. — Теперь вы можете уходить.
Иначе она окоченеет от холода или загнется от усилий держать собственные руки по швам, пытаясь не поддаться инстинктивному желанию прикрыться ими.
Мадам Рене не шелохнулась.
— Вы разочаровываете меня, мадмуазель.
Грудь Виктории ныла — от давления ее рук. Не было ни одной причины, почему ее должно волновать, что там себе думает эта couturiere.
— Приношу свои извинения, — жестко ответила Виктория.
— Я думала, что вы храбрая женщина.
— В истории часто путают безрассудство и героизм.
— Нужно обладать немалым мужеством, чтобы любить такого мужчину, как Габриэль.
«Что, если я хочу больше, чем ваша девственность?»
Но у Виктории, кроме невинности, не было ничего, что она могла бы предложить мужчине.
— Месье Габриэль купил меня не для того, чтобы я любила его, — возразила Виктория.
Глаза мадам Рене неодобрительно сузились; бриллиант на указательном пальце, вторя ей, сверкнул с осуждением.
— Месье Мишеля прозвали так из-за его способности доставлять наслаждение женщине.
Виктория почувствовала, как замерло ее сердце.
— И как можно назвать мужчину с учетом его способности доставлять наслаждение женщине? — вежливо спросила она.
— Он известен под именем Michel des Anges.
Ангел Мишель.
— Ангелы не оказывают интимных услуг, madame.
Мадам Рене не задел цинизм в словах Виктории.
— Мы, французы, говорим, что испытать оргазм — значит voir leas anges — увидеть ангелов.
