— Госпожа Евстафьева… — я вздохнул, не так чтобы тяжко, но с полным осознанием куда она клонит.
— Талия Евклидовна… — как бы за меня продолжила она, сделав два шага разделявших нас. — Я тебе нравлюсь, правда же.
— Правда, — я приобнял ее холодное тело, уже не подрагивающее тело, и поцеловал в щечку, вернее в краешек губ. Она мне в самом деле нравилась, но у меня была Айлин; где-то там на небесах, по пути к Кипру летела Даша Новоселова; у меня имелись серьезные планы на княгиню Ковалевскую, и еще кое-что или кое-кто, но об этом лучше сейчас не думать. И получить в дополнение ко всему баронессу Евстафьеву стало бы перебором. Не люблю я, когда моих женщин слишком много — это просто принижает значимость отношений. Они становятся не такими вкусными. А я где-то там краешком — гурман. Развлечься сейчас с Талией один раз и забыть — это тоже очень неправильно. Я не хочу принижать ее так, хотя она сама этого желает. Увы, наивная девочка, она многого не понимает.
— Но Саш… — ее губы нашли мои. — Почему ты такой. Я же здесь… Да, я немного пьяная.
— Ваше благородие, у вас на редкость роскошная задница, — я положил ладони на ее ягодицы и сжал их. Черт! Какое сочное у нее тело. Мой член напрягся, пытаясь вырваться из брюк.
— О, Аид Превеликий, ты хочешь меня дрыгнуть! Да? — она еще теснее прижалась ко мне. — Говори, правду! Да? Хочешь меня отдрыгать? Я не обижусь.
— Да. Только давай обсудим это позже, в клубке, — я разжал руки и повернулся к лестнице.
— Вот скажи, ты дурак? — в недоумении воскликнула она. — Ладно, давай, вези скорее в «Ржавку»!
Устроившись в пилотском кресле, я поднял виману выше и лег на прежний курс. Вспомнил, что так ничего и не выяснил у баронессы о клубе «Сталь и Кровь», ведь она явно кого-то знала из завсегдатаев того недоброго места. Возможно, информация от Талии окажется более полезной, чем та, которую добудет Айлин от своей подруги за эти выходные.
Мы приближались к центру столицы, под нами проплывали огни Таганки, слева светила желтыми и голубыми огнями башня Воли Сварога. Дальше за ней в гирляндах огней виднелся Багряный Имперский дворец.
— Нам туда, — Талия указала правее площади Примирения и присела в кресле справа от меня. На баронессе был в темно-синий вельветовый халат с крупными перламутровыми пуговицами и вышитой на груди кошечкой. Халат явно не мужской.
Я поднял его полу, чтобы убедиться, что она в трусиках — была в них.
— Ты что вообще? Псих какой-то, — возмутилась она, я даже не понял в шутку или всерьез. — Теперь сюда, — она указала на посадочную платформу, примыкавшую к невысокой башне. — Это стоянка клубка. Садись, где удобно.
Я подвел «Стрижа» к вимане, похожей на стальную раковину и плавно опустился на свободное место рядом с ней.
— Все, идем, Сашенька, — баронесса снова стала милой со мной. — Там вход по клубным картам, но меня здесь все знают, просто скажу, что ты со мной.
— Ты что ли в халате пойдешь? — удивился я.
— Да вот не знаю. По-идиотски выгляжу. Куртку вроде оттерла полотенцем, джаны еще влажные. Будет выглядеть будто я обоссалась. Ладно, пойду проверю. Может, высохло, — она пошла к лестнице.
Джанами здесь называли облегающую брюки из ткани похожей на деним, как правило, с кожаными вставками. В прежнем мире я часто носил джинсы, они похожи на местные джаны. В гардеробе прежнего владельца этого тела подобной одежды не было, поскольку Елена Викторовна считала такую одежду неприличной, а у меня все не находилось времени заглянуть в магазин одежды и купить удобные вещи на свой вкус.
— Вроде подсохло, — баронесса остановилась передо мной. — Ну-ка потрогай.
Я с усмешкой смотрел на нее.
— Давай, не бойся! — настояла она.
И я потрогал: положил руку ей на лобок и принялся нагло массировать его, пуская средний палец в интимное путешествие по ее щелочке. Мне снова жутко захотелось ее… как здесь говорит молодежь, «дрыгнуть», хотя это слово мне не нравилось.
— Ну ты псих! — выдохнула она, прижавшись спиной к стене и шире раздвинув ножки. — Наверное, ты только дразнить способен. Вообще идиот, — произнесла она, когда я убрал ладонь.
— Идем в клубешник, — я открыл люк.
— Клубешник! — подхватила она. — Граф, откуда ты такие интересные слова знаешь?
— Оттуда! — я поднял указательный палец вверх.
У двери с массивной бронзовой аркой путь нам преградили два привратника, по всей видимости, исполняющие обязанности вышибал. Узнав баронессу, мигом стали вежливее, но плату за вход и за парковку виманы взяли немалую: 16 рублей.
Талия полезла в сумочку, но я ее опередил, достав две банкноты.
— Как вы добры, сударь! — рассмеялась Талия и повернувшись к старшему привратнику сообщила:
— Имейте в виду, это — граф Елецкий. Так что повежливее с ним.
Вот это она ляпнула зря. Я не люблю быть на виду, а светиться в таких местах подавно.
Мы вошли. В длинном зале, похожем на очень широкий коридор, играла негромкая, спокойная музыка. Но что-то мне подсказывало, что это умиротворение лишь временное. В дальнем конце в лучах яркого света на возвышении виднелась ударная установка, клавесин и гитары, прислоненные к конструкции с лампами из толстого стекла. Зал разделяли на несколько секций железные, ржавые решетки, к которым были приварены надписи «Париж», «Живи сейчас!», «Если ты не дерьмо — сбрось ярмо!» и прочее… прочее. С высокого свода свисали ажурные конструкции из железных прутков. Надо признать, что декорации из железа раздражения не вызвали. Создателям этого места удалось подать их так, что они лишь создавали специфическую атмосферу, этакое дразнящее ощущение силы, энергии металла.
— Нам сюда, — Талия потянула меня за руку к столику возле бронзовой тумбы.
И как только мы устроились на диване, подошел официант, выставляя на столик два запотевших бокала с коктейлем, тарелку с сырной нарезкой и вазочку со сладостями — надо полагать, все это входило в стоимость входа в «Ржавку».
— Ваше благородие, — я потянулся к бокалу с коктейлем. — Вернемся к прежнему разговору. Давай на чистоту, что из себя представляет «Сталь и Кровь»? И кого ты оттуда знаешь?
— Что представляет? — Талия тоже взялась за бокал. — Представляет жопу. Жалкую дыру представляет. Ничего там интересного нет. Я вообще туда больше не хожу. И не понимаю, почему «Елда» выступает там.
— А чем там так плохо? — через соломинку я потянул кисло-сладкую ледяную жидкость. Чувствовался аромат апельсинов и изрядное количество алкоголя.
— Там все больше собирается всякое быдло. Раньше так не было, а в этом году постоянно драки, разборки. Мне не нравится, — она поморщилась. — Хотя меня там никто не отважится тронуть. И зачем эта дыра, если есть «Ржавка»?
— А ты знаешь такого парня… — я чуть помедлил, и описал ей долговязого.
Баронесса залилась смехом:
— Елецкий, там таких очень много. Допустим, Лис примерно так выглядит. Многие волосы красят в черный цвет иногда с красными прядями — так можно. Клепаные кожанки и цепи носят все. И кто сейчас из нормальных Морену не почитает? Смерь — это наша жизнь! — воскликнула она, и мне показалось, что это какой-то глупый лозунг местной тусовки. — Имя его назови, тогда могу что-то сказать, — продолжила она, втянув в себя почти треть бокала коктейля. — И давай лучше так: в любой вечер заезжай за мной, и поедем в этот мерзкий клубок. С тобой папа меня точно отпустит. Можно зависнуть на всю ночь, если соврать, что будем у тебя ночевать.
Пока она говорила, на сцене появились музыканты, не «Елды», а какой-то неизвестной мне группы. Вскоре металлические жестко раздались первые аккорды «Быстрого рязанца». Талия взвизгнула от радости и вскочила из-за стола.
— Идем танцевать! — она потянула меня за руку.
— Нет, нет, дорогая, я это не люблю! — воспротивился я.
— Идем! — на ее лице появилось мольба и страдание.
