Когда-то давно я считала, что мужчина должен уметь плакать, потому что это показывает, что он не бесчувственен, но потом стала считать слезы признаком слабости и убожества. Я более чем уверена, что Максим не плачет никогда. Но не это важно, а то, что он открывает мне саму себя, ту, которую я не могла познать на протяжении многих лет. Я пыталась постигать вселенную и наивно думала, что у меня получается, тогда как, взглядывая в зеркало, видела перед собой привычную незнакомку. Я устала вздрагивать от того, что каждый партнер погружал свой член не в мое тело, а в лоно страха, сжимающееся отнюдь не в преддверии оргазма. Имеющая родных людей, я была одинока, но одиночество не знает жалости, оно загоняет в камеру пыток с маленьким зарешеченным окошком, куда изредка заглядывают любопытствующие в поисках острых ощущений. Современный вуайеризм достигает гигантских размеров, наверное, из-за того, что люди боятся жить и предпочитают пассивное наблюдение, заменяя им недостаток эмоций в собственной жизни. Иногда, глядя на линии ладоней, я мечтала стереть их, чтобы потом вырезать ножом новые, иные линии. Если бы все было так просто!
После кончины Стояна, которую я приняла неожиданно близко к сердцу (ведь мы много лет не общались), я вновь решила найти своего родного отца, как пыталась уже это сделать однажды. Мне подумалось, что все мы смертны и терять шанс увидеть родного человека, узнать его поближе – неправильно. В первый раз я решила это сделать, когда мне было восемнадцать, но мать солгала про дату рождения отца, и найти его мне не удалось. Теперь я знала эту дату, с трудом добытую у матери, а еще его имя, фамилию, отчество, и мой запрос приняли в Мосгорсправке. Я не особо рассчитывала на успех: прошло столько лет, может быть, моему отцу это совсем не нужно, да и кто знает, какой он сейчас…
Он нашел мой телефон в интернете и позвонил первым. В тот момент я красила ресницы в салоне красоты и ответила на звонок на ощупь. Слепая, охрипшая от волнения, я металась по кабинету, натыкаясь на стены и пытаясь найти рукомойник, чтобы смыть краску, но потом вдруг успокоилась. Мы договорились встретиться на следующий день, хотя мне хотелось сделать это сразу – я не понимала, как смогу заснуть ночью.
Мама была в курсе. С одной стороны, она не хотела этих поисков: говорила, что мой отец всегда много пил и наверняка опустился, растолстел, обрюзг, и я в нем разочаруюсь. С другой – признавала, что это мое право. В любом случае, ей было интересно.
Мы встретились в метро. Когда я подъехала, он уже ждал меня с огромным букетом роз, самым большим в моей жизни. Я узнала его моментально, сразу, будто мы не расставались ни на миг: наше внешнее сходство оказалось потрясающим и неоспоримым, но и на другом, метафизическом уровне я чувствовала нашу близость. Седовласый, со стрижкой-ежиком, крепкого телосложения мускулистый мужчина выглядел очень импозантно. Мы сидели у него дома и разговаривали. Я плакала. Он хранил мамины письма к нему и мои детские фотографии, мою бирку, которую прикрепляют к ножке младенца, и мое реальное свидетельство о рождении, где значилось, что я его дочь. Его версия их брака и разрыва сильно отличалась от маминой и бабушкиной. Впрочем, этого и следовало ожидать. Но я тогда запретила себе судить их обеих: что было, то давным-давно прошло. Оказалось, что папа был несколько раз женат, у него есть дети от разных браков, а его новая жена примерно моего возраста. Это значит, что у меня есть сводные братья, а еще тетя, его родная сестра, у которой есть дочь – моя двоюродная сестра. И все хотят меня, наконец, увидеть, через столько лет. Сбылось то, о чем я мечтала еще маленькой: большая дружная семья, братья и сестры… Несколько лет назад отцу сделали операцию на сердце – коронарное шунтирование, прямо посреди грудной клетки проходил большой шрам. Я холодела от мысли, что могла так никогда не увидеть его и не узнать, какой он.
Он звонил мне каждый день и называл принцессой, я таяла от счастья. Мама и бабушка ревновали, делились со мной каждая своими воспоминаниями о том времени, очерняя его изо всех сил, но я не желала ничего слушать – весь этот бред больше меня не трогал и в моем сердце оказалось слишком много нерастраченного чувства любви, которое я хотела дарить. Я обрела новую семью, где мне были рады, где все двоюродные, троюродные родственники собирались друг у друга на дни рождения и Новый год, шумно, весело и искренне отмечая праздники вместе. Именно это всегда и было моим идеалом настоящей семьи.
Мама и бабушка стали общаться со мной суше и холодней, выкапывая из глубин подсознания забытую, казалось бы, давно похороненную там жгучую ненависть. Но бабушка всегда видела только то, что хотела видеть, ей было проще винить моего отца, чем признать, что и ее дочь по молодости могла совершать ошибки, а мама уже не могла переиначить историю, рассказанную мне когда-то, ведь это означало бы, что она врала мне всю жизнь. Я тщетно пыталась донести до них, что все люди несовершенны и не стоит через столько лет всколыхивать обиды и сводить счеты. Когда я обнимала отца, то понимала, что значат слова «плоть от плоти»: роднее и ближе мне только мой сын.
Когда я позвонил ей, чтобы назначить встречу на завтра и услышал бешеную сексуальность в голосе, то мгновенно все переиграл, даже не успев подумать. Пришлось импровизировать по ходу. Со мной и впрямь творится что-то несуразное, неподвластное моей воле. Я сам придумал этот спектакль и сам взревновал, увидев, как она изгибается от страсти с моей сабой. Дурак! У меня в руке дрожал флогер, когда я хлестал ее, по-моему, это заметила даже Жози, хоть и не подала виду. Похоже, мне самому не мешает покопаться в текущих доминантах и расставить их на подходящие полки. Так мне скоро придется идти на прием к коллеге-психотерапевту, возможно, это и стоит сделать. Но я схожу по ней с ума. И я хочу, чтобы она была моей все двадцать четыре часа в сутки, каждый день. Я говорю себе, что у нее есть ребенок, но хочу увезти ее и присвоить себе полностью. Она должна быть только моей. Полное бесконечное обладание и подчинение моей воле – вот что меня устроит! Только так! Хорошо, что она рассталась с мужем, так будет гораздо меньше проблем. Ребенок тоже помеха в некотором роде, но я подумаю об этом потом, возможно, не составит труда оставить его с отцом, чтобы не путался под ногами. Чужой щенок мне даром не сдался! Главное, что Кате нужно, чтобы ее разговорили, дали понять, что она нужна и важна, изучили ее тело и душу, приласкали, погладили по голове, а потом истязали ее плоть, доводя до крайних границ наслаждения и боли. Она так долго была в вакууме, что теперь с радостью из него выйдет. И будет изучать мир и все, что он может дать. А мне есть что предложить. Я сходил с ума, хотел облизывать ее покрасневшую от ударов кожу с каплями крови, бесцеремонно высасывать ее, наслаждаясь вкусом и урчать от удовольствия. Жаркая, терпкая, мироточащая влагой, возбуждающая до невозможности, ее хочется разрывать, обладать снова и снова, бесконечно, разнообразя всевозможные пытки. Воск, иглы, кандалы, подвешивание, скальпель… О, сколько всего ее ожидает! Я не ограничусь чем-то одним, я буду использовать все существующие в мире девайсы, рано или поздно, обещаю.
