- Синяки оставишь… - прошипел я, выползая из захвата и принимая более-менее комфортное положение, которое только мог обеспечить диван в гостиной, занятый Поттером.
- Экскуро, - Поттер, не глядя на меня, дотянулся до палочки и теперь сосредоточенно накладывал очищающие чары. На скулах у него расцвел румянец, и он таким неловким, стесненным движением сдвинул колени, закрывая от моего обзора пах, что, не будь я уверен в обратном, решил бы, что еще пару минут назад подо мной стонал и едва ли не рычал совсем другой человек.
Каково, интересно, Поттеру понимать, что он занимается сексом со своим бывшим школьным врагом, и получает от этого удовольствие? Несмотря на его кажущееся спокойствие, думаю, принять этот факт ему было не так уж и легко.
С другой стороны, он же гриффиндорец - а у них стойкость к неожиданным переменам в жизни, наверное, передается через Распределяющую шляпу в момент оглашения факультета.
Я призвал сигареты и закурил. Поттер, чуть помедлив, присоединился ко мне, и какое-то время мы дымили, выравнивая дыхание и успокаиваясь.
- Не хотелось бы показаться совсем грубым, - сказал я, когда сигарета закончилась, - но у меня, в самом деле, есть дела.
- Чудо господне, - усмехнулся Поттер, призывая одежду и одеваясь, повернувшись ко мне спиной, - деликатный Драко Малфой.
Против воли пришлось отметить, что со смущением золотой мальчик справляется великолепно. Румянец никуда не делся, но спину Поттер держал прямо, плечи расправил, а голову гордо вскинул. Сейчас я верил, что сломить этого человека не сможет ничто и никто.
- Наслаждайся, пока можешь.
- Всенепременно, - он застегнул джинсы, натянул футболку и быстрым жестом пригладил волосы, словно это могло превратить воронье гнездо на голове в прическу. - Будешь вечером у Андромеды?
- Андромеды?.. - я недоуменно проговорил имя, пытаясь вспомнить, где же его слышал. - Я не знаю никакой… ах, ты про сестру моей матери? Разумеется, нет.
- Ты совсем с ней не общаешься? - Поттер внимательно на меня посмотрел, наблюдая за реакцией. Надо же, каким способным оказался этот львенок - всего ничего в аврорате, а взгляд уже заставляет поежиться.
- Не твое дело, - ровно и спокойно ответил я, подавляя в себе мимолетное напряжение, возникшее, стоило вспомнить об аврорате и тюрьме. - И не смотри так на меня, я не на допросе.
- Как скажешь, - Поттер зашнуровал кроссовки, огляделся, проверяя, не забыл ли чего, и наклонился ко мне, целуя - быстро и властно, словно не прощаясь, а ставя клеймо. - До завтра?
- До завтра, - задумчиво произнес я, глядя на обтянутую футболкой спину Поттера, уже шагнувшего в камин. Перешагнув через низкую кованую решетку, он назвал свой адрес, и через пару секунд я остался в одиночестве.
Я сидел на диване еще минут десять, разглядывая горящее в камине пламя, перебирая в памяти все ключевые моменты утра. Несмотря на то, что я был сверху, на разведенные колени Поттера и на румянец, загоревшийся на его лице после того, как мы оба кончили, мои мысли занимал весьма насущный вопрос - кто же, в самом деле, кого сегодня поимел?
* * *
Провести выходные в лености и спокойствии не удалось. Распрощавшись с Поттером, я отправился на встречи, которые были жизненно необходимы для подготовки к Турниру.
Хогвартский юрист, чье предвзятое отношение ко мне сквозило и в письмах, при личной встрече и вовсе держал себя нагло, даже не пытаясь скрывать свое отвращение от того, что ему приходится работать со мной. Сначала он вызывал просто легкую неприязнь, потом начал раздражать, а через полчаса и вовсе взбесил своим козлиным блеянием и демонстрацией полного презрения, и я с таким трудом держал себя в руках, что готов был взорваться. Обсуждая деловые вопросы, я держался вежливо и корректно только благодаря тому, что мысленно представлял себе, как выпускаю в Альберта Крофтона круцио или как его раздирают на части гиппогрифы.
У меня чесались руки не просто ответить хамством на тщательно завуалированные оскорбления, а еще и добавить парочку проклятий, но, к сожалению, Крофтон был слишком важной птицей, чтобы так себя вести. Так что пришлось улыбаться и делать вид, будто я совершенно не понимаю оскорбительных намеков на мою причастность к Пожирателям Смерти, Волдеморту и убийству невинных магглов в прошедшей войне. Неудивительно, что недолгая, всего часа на полтора, встреча выжала из меня все соки. Когда, уладив вопросы с документацией, я отправился в типографию, чтобы лично проконтролировать выпуск пригласительных карточек, я распугал всех эльфов, с порога наорав на управляющего. Счастье, что типография принадлежала нашей семье.
Пригласительные мне не понравились, слишком вульгарные и вычурные, так что в типографии я отвел душу и выпустил пар. Подозреваю, работники меня теперь тоже возненавидели - но они не были Альбертами Крофтонами, и им моя семья платила деньги, так что возражать никто не посмел. Надо думать, как только за моей спиной захлопнулась дверь, тут же начались пересуды. Впрочем, меня они интересовали мало - увольняться все равно никто не стал, за неплохие деньги работники готовы были терпеть и более серьезные истерики.
Зато на следующую встречу в этой бесконечной череде, на этот раз с представителем питомника редких животных, которого мне нужно было всеми силами уговорить пойти навстречу, я явился полностью спокойным и собранным. И смог убедить сухопарого пожилого волшебника в исключительности его заповедника, безбожно подлизываясь и льстя. От его ответа зависела судьба первого испытания, и старик, к сожалению, это понимал, а потому напропалую торговался, постоянно поднимая ставки. Я усиленно блефовал, делая вид, что у меня в запасе есть еще как минимум два варианта развития событий, а внутри обмирая от страха и молясь всем известным богам, чтобы все получилось. Не думал, что директор заповедника окажется настолько принципиальным и въедливым - он раз пятнадцать перечитывал контракт, составленный лучшими юристами Лондона, а потом еще и разобранный на косточки Крофтоном, который даже не нашел, к чему придраться. Но, наконец, все было согласовано, я с удовольствием полюбовался на размашистую подпись и личную печать, и тут же отослал документы в Хогвартс. С одним делом было покончено, а остальные по масштабности ему сильно уступали, так что можно было немного перевести дух.
Когда я ввалился домой, уже ближе к вечеру, перед глазами плясали черные мошки, голова гудела, а язык заплетался - и это при том, что за всю субботу я позволил себе выпить только бокал вина. Вилла, накрывающая стол к обеду, только испуганно пискнула, посмотрев на мое лицо, и робко предложила вызвать лекаря, но я отмахнулся и упал на диван, больше всего на свете желая провести на нем остаток жизни. От запаха жаркого, плывущего в воздухе, мутило, но я вспомнил, что за весь почти ничего не ел, и заставил себя пообедать.
