— Привет, папа! Как у вас дела? Как мама?
— Привет. Только подумал, что не мешало бы тебе набрать… Мама в порядке, больше на тебя не злится.
— Хорошо. А ты?
— А что я? Моя дочка уже взрослая… Как я могу злиться на то, что ты взрослеешь и учишься принимать решения?
— Спасибо. Не представляешь, как для меня важны твои слова.
— Представляю. Как ты собираешься встречать Новый год? С подругой, у которой живёшь? У тебя так шумно на фоне. Ты не дома?
— Я вышла прогуляться. Да, буду с подругой. С наступающим вас, пап. Мне уже пора.
Всё будто шло по плану. Объявили посадку, я пошла в самолёт.
Место рядом со мной занимал пожилой мужчина с книгой.
«Должно быть, какой-то профессор из культурного города?»
Не знаю, с чего я это взяла, но очень уж похож.
Когда взлетал самолёт и когда я находилась в воздухе, мне в голову не пришло ни одной мысли…
«Куда я лечу? Зачем? Где я собираюсь её искать? А если найду… ей хотелось бы этого?
У меня бы, наверное, случился разрыв сердца, если бы через много лет меня нашла дочь, которую я отдала в детский дом. Чувство вины сожрало бы меня целиком, и я бы саму себя не смогла простить».
Я стояла на земле прекрасного Санкт-Петербурга, крепко сжимала в руке свою сумку и высматривала свободное такси.
Я забронировала номер в гостинице, ещё когда покупала билет в Настиной квартире, и очень хотела поскорее туда попасть. Ветер в городе просто пронизывал насквозь. В Москве было гораздо теплее, и я даже могла ходить без шапки. Здесь же сегодня очень холодно.
Успешно добравшись до своего номера, я облегчённо выдохнула. Первый и важный шаг уже позади. Я в городе, в котором родилась, осталось найти женщину, которая подарила мне эту жизнь.
Я решила не терять времени и заняться поисками с этого самого дня. Завтра многие организации будут работать неполный день, я должна успеть за кратчайшее время найти свой бывший детский дом. Он точно находился недалеко от вокзала. Я помню, как боялась звука товарных поездов, так как они всегда ездили гружёные и грохота от них было больше, чем от пассажирских. А ещё, я спряталась однажды от воспитателя под вагонами поезда и машинист угостил меня солёной лепешкой. Такие мелочи раньше очень запоминались, а теперь нужно напрягаться, чтобы вспомнить лица людей.
Моя биологическая мать никогда не разрешала называть её мамой, и она точно работала уборщицей в нашем детском доме. А ведь до этого она растила меня, хоть и совсем недолго. Что сподвигло её на этот шаг, я не знаю. Думаю, финансовые трудности…
«Получается, у меня нет больше родственников с её стороны?! Раз никто меня не искал и так легко оформили документы на смену гражданства».
Я так и не вспомнила, как назывался детский дом. Поэтому я решила поесть где-нибудь и поехать по нескольким адресам. Главное, чтобы местоположение было вблизи железнодорожного вокзала.
В городе суета: все покупают подарки, фотографируются на улицах с елью, кафешки переполнены, а про фаст-фуд кафе я, вообще, молчу. Пришлось есть в дорогом ресторане и оставить там три тысячи, стоимость моего отеля. Если бы Настя знала, убила бы голыми руками. Не думаю, что она миллионерша, работающая в школе. Хоть и в частной.
Обслуживающий персонал в ресторане на меня презрительно посматривал, пока я обедала, и, когда я просила счёт, у меня спросили сколько мне лет и попросили показать паспорт. Пришлось соврать, что Мадрашевич Анастасия — это моя мама и я прилетела на каникулы. Да, у несовершеннолетних не может быть кредиток, но мне удивительно быстро поверили и извинились. Я набрала пароль при оплате, и они извинились снова.
«Культурный город».
Первым моим объектом был Детский дом «Радость».
Я сразу же попросила вахтёра позвать заведующую и, увидев тучную женщину перед собой, поняла, что это не то место. Хотя персонал мог измениться.
— Здравствуйте! Мне сказали, что вы хотели поговорить?
— Добрый вечер. Я ищу детский дом, в котором жила сама.
— Сколько вам лет?
— Семнадцать.
— Давно покинули детский дом?
— Да. Я была ещё маленькой, мне было четыре года. Я жила всё это время в Германии.
— А зачем вам искать место, которое не волновало вас тринадцать лет?
— Это очень долгая история. Просто ответьте, здесь не удочеряли девочку немцы с фамилией Фаргер?
— Как я должна это проверить? Документы за столько лет уничтожили.
— Их не могли уничтожить так быстро. Они хранятся в архивах семьдесят пять лет.
— Девушка, что конкретно вы ищете?
— Свою мать! — практически закричала; женщина напротив вздрогнула и обернулась назад, не слышал ли кто…
— Тогда, я точно ничем не смогу помочь. Единственное, я скажу вам, что это не то место. Всего хорошего.
— Подождите! — схватила я женщину за рукав белого халата. — Вы ведь поняли кто я? Это здесь я жила? Можно я просто пройдусь по комнатам?
— Как вас зовут?
— Анна. Это моё настоящее имя, я меняла только фамилию. Не знаю, какой она была раньше. Пожалуйста, помогите мне.
— Анна… Вы правда не из этого приюта. Я работаю здесь уже двадцать лет и запомнила бы ребенка, усыновлённого иностранной семьей. У нас сейчас это редкость, а раньше вообще на уровне фантастики было.
— Тогда прошу прощения. Извините, за мою эмоциональность, и всё равно спасибо.
Я уже подходила к выходу в расстроенных чувствах и вдруг услышала своё имя. Меня окликнула эта женщина и быстро подошла ко мне.
— Анна! Вы жили в приюте «Сто девять». Он находится прямо возле станции электричек. Иногда там тормозят проходящие поезда. Если не передумаете и заявитесь туда, не говорите, что я рассказала вам. Скажите, что просто помните то место и нашли самостоятельно. Договорились?
— Да! Спасибо вам большое! Откуда вы знаете, что именно то место мне нужно?
— Помню много шума в местных газетах, что какие-то иностранцы купили новую мебель в «сто девятый» приют. Думаю, это были ваши родители. Зачем бы ещё это делать чужим людям? Тут соотечественники не хотят помогать… — махнула рукой женщина и изобразила отвращение. — Кстати, должна предупредить вас, документы об усыновлении и координаты вашей биологической матери вам не дадут, и могут выставить вон.
— Почему?
— Потому, что этого делать приюту нельзя. Если бы вы приехали с вашими нынешними родителями или письменное разрешение на поиски от них привезли, можно было бы ещё на что-то рассчитывать. А в одиночку… Вы только расстроитесь и уедете домой.
— Куда я могу обратиться в таком случае?
— Никуда.
Женщина собралась уйти.
— Вряд ли кто-то будет рисковать и расскажет вам всё. Пойду я, Анна. У нас тихий час скоро.
— Хорошо. До свидания. Спасибо вам.
***
Не могу сказать, что меня всё радовало. Я думала, что всё окажется намного проще…
Я не раздумывала: ехать в приют или наплевать на это дело, раз оно всё равно бессмысленно. Я просто нашла в дубль-гисе транспорт и уже ехала туда на автобусе. Пассажиров в ту сторону ехало мало и, в основном, это были какие-то рабочие. Люди со скучающим видом, смотревшие в окна.
Мы ехали очень долго и даже закончился ровный асфальт, автобус пустел, а кондуктор всё ещё не объявляла мою остановку.
Несколько минут я нервничала и всматривалась в частный сектор, который мы проезжали. Домик к домику, всё аккуратно и чисто, но всё такое чужое…
Моя остановка была недалеко от того самого приюта. Я видела издалека высоченный железный забор, трёхэтажное белое здание и советскую вывеску: «Детский дом, сто девять».
Калитка со скрипом поддалась мне сразу. Где-то за зданием я услышала лай собак и на пару минут остановилась возле крыльца.
«Это оно. Всё по-старому».
За домом всегда держали собак… Может, это для охраны детей, а может, для станции. Или, вообще, охранять придворный огород и продукты. Помню из детства, что я боялась этих собак, но во время побега от воспитателя, я готова была забраться в их будку и пробежала мимо, не думая о страхе.
