В первые три дня у меня стоял катетер. Затем я тихонько начала вставать до туалета сама, мне разрешили. Туалет у меня был отдельным.
И в первые сутки даже после оказания помощи продолжала течь кровь. Алая. Глядят на капли каждый раз мне казалось, что это жизнь утекает из меня. Детская. И зря все так подталкивают меня к аборту — похоже все случится само.
Потом кровь потемнела, но окончательно перестала течь только дней через двенадцать. Я проснулась утром и в туалете поняла, что прокладка осталась белоснежной.
— Это наша маленькая победа, — сказала я животу.
Вот живот оставался таким же плоским, а я даже похудела. Ко мне приходила Анька, мне все же пришлось ей все рассказать.
— Всё решила? — спросила она.
— Да.
— Понятно.
— И все? — удивилась я. — Ты не будешь пытаться меня переубедить?
— А смысл? Я тебя сто лет знаю, это бесполезно.
Анька таскала мне с улицы сплетни, запах первых морозов и печеночные котлеты. У меня неудержимо падал гемоглобин, а мама Ани свято верила в силу говяжьей печенки. Котлеты я съедала зажмурившись и стараясь не вдыхать их запах.
В больнице я пролежала три недели, на улице успело стать совсем холодно. Вадим, который в первые дни приезжал все время не заглядывал уже две недели. Я могла бы поплакать об этом, но была слишком сосредоточена на своём состоянии.
— Сегодня я вас выпишу, — обрадовал меня врач.
— Домой? — не поверила я.
— Радуйтесь, в данный момент больше нет причин вас здесь держать. Но будьте реалисткой, скорее всего после двадцати недель вы здесь пропишитесь.
— И пусть! — воскликнула я.
Домой хотелось. К людям. Здесь я совсем заскучала и жалела о том, что у меня нет соседки. Рассказывала бы мне о своей беременности, а я ей о своей. А так все три недели я просидела здесь одна.
За эти недели я успела обрасти барахлом, его привозили сначала Вадим, потом Анька, но домой планировала забрать самое необходимое — одну лёгкую сумку. Остальное пусть выбрасывают. Спустилась вниз, остановилась открывая приложение для вызова такси.
— Сумку давай.
Ни здравствуй, ни до свидания, Вадим просто забрал у меня сумку и пошёл вперёд. Придержал дверь, ожидая, пока я выйду. Открыл мне машину.
— Кота я уже вернул. Заказал еды, чтобы ты у плиты не корячилась. На работу тебе отвёз справку, чтобы не дергали. Дома сиди, по льду не шарахайся.
— Спасибо, — растерянно ответила я.
Я боялась, что Фунтик успел меня забыть. Но он встретил меня сердитыми воплями, сразу потёрся о ноги, оставляя на брюках рыжие волоски. Вырос так…
— Может, чаю? — предложила я Вадиму.
— Нет, спасибо. Я пока слишком зол на тебя Ася, слишком зол. Ты не имеешь право решать за нас обоих.
Я пожала плечами — нет, так нет. Я не собиралась выедать себе мозг за то, что не соответствую чужим ожиданиям. Мне нервничать нельзя, поэтому самое время включить эгоизм. Поэтому я просто поставила чайник — попью чай одна.
Глава 47
Вадим
Я приезжал к ней раз в три дня. Привозил фрукты, даже я знал, что беременным нужно фрукты есть, лекарства, которые выписывал врач. Раз в неделю отвозил к врачу, но не поднимался даже, ждал в такси. Наступила зима.
Бесило, что я никак не мог повлиять на её решение. Бесило, что я впервые в жизни решился впустить в свою жизнь женщину на постоянной основе, а она…она решила угробить себя ради ребёнка, которого я даже не хотел.
Я не входил к ней в квартиру, я даже почти не разговаривал с ней. И да, я сам вёл себя как ребёнок, но странным образом так было легче.
Сегодня я отвёз ей очередной пакет с продуктами. Оставил его на кухне, пошёл к выходу из квартиры. Её кот давно меня признал, ещё с тех пор, как мы три недели провели вместе, и сейчас встречая щедро оставлял на моей одежде шерсть.
— Ты не поможешь мне? — вдруг попросила Ася.
Я остановился. Мы и правда почти не говорили с ней.
— Что-то случилось?
— Кроватка. Нужно собрать кроватку.
Я удивлённо приподнял брови.
— Кроватка? Рожать ещё совсем не скоро.
— Восемнадцать недель уже. Анализы становятся хуже, скоро меня госпитализируют и скорее всего, до самого финала. Я хочу успеть подготовить спальное место для ребёнка.
Восемнадцать недель — уму не постижимо. Я прошёл в комнату. Кроватка являла собой большой картонный ящик.
— Ты не сама тащила? — с подозрением спросил я.
— Ну, конечно нет, — засмеялась Ася. — Там кстати инструкция есть.
— Настоящим мужчинам они не нужны.
Оказалось — нужны. Это была не советская кроватка в которой наверняка спал младенцем я. В этой была куча плюх, ящиков, прочей, совершенно не нужной младенцу лабуды. Я погрузился в кроватку с головой и проторчал в квартире Аси добрых три часа. Она дважды приносила мне чаю. Я матерился сквозь зубы, пил чай и продолжал сражаться с кроваткой.
— Всё, — заявил я.
Отступил на шаг, осматривая дело рук своих. Кроватка была белой. Овальной. Красивой. В углу комнаты лежал матрас в упаковке, я снял её и установил матрас в кроватку.
— Спасибо, — отозвалась Ася. — Теперь как будто не так страшно рожать.
А умереть если её авантюрная затея провалится, ей не страшно? Спрашивать я не стал. Потянулся, разминая тело, посмотрел на время. Поздно уже. Нужно было ехать домой, хотя там меня никто не ждал.
— Останься.
— Что? — не понял я.
— Останься у меня. Один раз. Ночами так страшно…
Я вздохнул. Посмотрел на Асю, как на неразумное дитя. С ног до головы завернута в пушистый халат, на ногах пушистые же тапочки, волосы заплетены в косу, щеки ввалились. Все беременные толстеют, эта худеет.
— Я не хочу, чтобы ты думала, что я поддерживаю тебя в твоём сумасшествии.
— А ты не поддерживай. Останься просто, один раз. Пожалуйста.
Я остался. И чувствовал себя максимально неловко в её маленькой квартире. Она резала салат и разогревала ужин, а я не знал, куда себя деть. Получил ещё один пушистый халат, короткий мне, полотенце, сходил в душ. Когда наступила ночь, вздохнул с облегчением.
Кровать она так и не купила, нужно будет самому заняться этим вопросом. Ася чистила зубы, я лёг, залез в телефон. В квартире тихо совсем, только кот урчит еле слышно, на улице беснуется метель. Могло бы быть уютно и спокойно, но…
— Я сплю у стенки, — порадовала Ася.
Пришлось двигаться. Она выключила свет и залезла под одеяло. Молчим. Зачем я уступил ей и остался? Зачем вообще позволил всему этому происходить?
— С тобой не страшно, — в темноту сказала Ася.
А потом придвинулась ко мне. Ещё и ещё. Потом уткнулась в мой пах попой и удовлетворенно затихла. От попы там осталось — одно название. Я чувствовал каждую её косточку. И все равно моё тело реагировало соответственно, и реакцию эту Ася чувствовала ягодицами.
— У тебя был кто нибудь? — спросила она. — За эти месяцы.
Я мог бы солгать, но ложь эта была бы ненужной и нелепой. Я давно перерос тот возраст, в котором самоутверждаются за счет сексуальных побед.
— Нет.
— Я рада этому. Очень.
И заерзала, потерлась о мой член попой. Я застонал, скорее обречённо, чем от удовольствия.
— Ася прекрати. Тебе нельзя и ты прекрасно это знаешь. И я не буду это делать.
— Мне нельзя, а тебе можно.
Лёг я спать в трусах, как целомудренный девственник. Аська повернулась ко мне, и полезла холодной рукой под трусы.
— Перестань.
— Но я хочу…
Затем сдернула одеяло совсем. Я закрыл глаза, пытаясь отрешиться от ситуации, остановить которую не мог и не хотел. Поэтому когда она коснулась моего члена горячим влажным ртом, вздрогнул от неожиданности.
В её движениях сквозила неумелость — многому ли она могла научиться за ту неделю в отеле? Когда я не выдержал и чуть надавил на её голову, вынуждая взять меня глубже, Аська едва сдержала рвотный позыв. Но не остановилась. И с каждым движением неумелого рта и языка я был все ближе к оргазму.
