Глажу Лизу по волосам. Дышу ее запахом и благодарю бога – или кто там наверху – за то, что в данный момент моя девочка рядом.
— Почему ты не сообщила мне о беременности? — пытаюсь отвлечь нас на позитивные новости. Если отмести весь ужас, который с нами произошёл, то я безумно рад, что стану отцом, и мать моего ребёнка именно эта девочка. Дорогая мне девочка. Очень дорогая, настолько, что если бы история обернулась иначе, я бы вколол в себя любую дрянь, чтобы спасти Елизавету. Благородство? Нет. Скорее, спасение жизни еще молодой девочки и собственного ребёнка.
— Я хотела убедиться точно. Положительные тесты – еще не гарантия. Сегодня доктор подтвердил… — всхлипывает мне в шею и жмётся ко мне, как замерзший котёнок. Мне уже легче дышится. Именно сегодня я понял, как она мне необходима.
— Спасибо, — обхватываю Лизу за подбородок, целую опухшие соленые губы.
— Ты! — вдруг взрывается она и ударяет ладонями по моей груди. — Ты воткнул в себя этот шприц!
Все, опять плачет.
— Другого выхода не было. Я должен был убрать тебя из-под удара, — перехватываю ладони, целую по очереди.
— Я так испугалась за тебя, — опять прижимается ко мне.
— Ты могла бы стать очень богатой вдовой, — пытаюсь пошутить. С чувством юмора у меня тоже плохо, потому что Лизу не отпускает, она стискивает мою рубашку и рыдает взахлеб.
— Я люблю тебя! Тебя! — всхлипывает она. — И никакие деньги мне этого не заменят! — опять на эмоциях ударяет меня по груди. А у меня в груди разливается столько нерастраченной нежности к этой девочке, что накрывает с головой.
— Тише, тише, все закончилось, — шепчу ей в волосы в желании успокоить. — Хватит, все позади. Я больше не допущу ничего подобного. Тебе нельзя так нервничать, моя маленькая девочка. — Но ее слезы льются потоком, заливая мою рубашку. С психологической точки зрения это даже хорошо, что Лиза выплёскивает все сейчас, а не замыкается в себе, но я уже всерьез переживаю за ее здоровье. — Лиза! — зарываюсь в ее волосы, отрываю от себя и впиваюсь в мокрые от слез губы, целую, долго, не позволяя вздохнуть. Голова кружится. Не самый лучший момент, но нам так надо сейчас. Нужно выдохнуть и отпустить этот день. И мне уже плевать, где мы. Машина у меня большая, салон просторный, окна тонированные.
Расстёгиваю ее блузку, нетерпеливо отрывая последние пуговки. И, как ни странно, девочка быстро отзывается, отдаваясь мне. Вот так, моя хорошая, потеряй голову, отключи разум. Пока зацеловываю ее шею, оставляя засосы, она дрожащими руками пытается расстегнуть мою рубашку.
— К черту церемонии, отрывай пуговицы, детка, — хрипло шепчу я. Во мне еще столько адреналина после стресса, что меня начинает потряхивать от нетерпения. А с ней нужно сейчас нежно и аккуратно. Пытаюсь тормознуть всплеск тестостерона, но выходит плохо. Да! Моя жена тоже не против, дёргает рубашку, вытаскивая полы из брюк, одновременно отрывая пуговицы к чертовой матери. И царапает мою грудь, откидывается, позволяя мне покрывать нежными укусами ее грудь через тонкий бюстгальтер. Такая открытая сейчас, настоящая, моя.
Расстёгиваю мешающий бюстгальтер, отшвыриваю его на сиденье, пальцами ласкаю грудь, чувствуя, как твердеют соски, а сам кусаю Лизу за нижнюю губу и тут же зализываю языком укус. Ловлю губами ее стоны из приоткрытых губ, опускаю ладони на ее бедра, сжимаю, теснее прижимая к члену, чтобы почувствовала мое возбуждение и то, что я на грани. Ей сегодня ничего не нужно объяснять и подсказывать, моя девочка понимает все без слов, привстает, помогая стащить с нее брюки, сама пытается расстегнуть мой ремень, пока я набрасываюсь на ее грудь, терзая, лаская языком, всасывая соски.
Откидываю ее ладони, сам расстёгиваю брюки, освобождая член. Втягиваю воздух со свистом, когда Лиза обхватывает его и раскрывает головку, сжимает, растирая капли смазки. Да, моя супруга научилась улавливать мое настроение. Самый лучший антистресс – это горячий секс. Направляешь энергию в горячий трах, и дышать становится легче. А если это происходит с любимой женщиной, то эффект гораздо больше. Особенно когда чуть не потерял ее. И теперь нужно почувствовать, что она жива и она со мной.
— Иди сюда, — отодвигаю трусики, приподнимаю девочку и сажаю на себя. Только чуть-чуть, совсем немного. Хотя тело горит и рвется вдавиться до самого конца. Но Лиза ждет ребенка, и теперь я не рискну так сделать. — Тихо, опускайся медленно, — обхватываю талию, давлю, медленно опуская ее на себя. С хриплым стоном вхожу до конца и сжимаю ее талию, чтобы не двигалась.
Прикасаюсь к ее невыносимо сладким губам, но не целую, дышу. Тесно, мокро, горячо. Невыносимо…
— Рома… — меня давно так никто не называл. Да я бы и не позволил, но из уст Лизы звучит очень сладко. Ее глаза затуманены, губы подрагивают, дыхание сбивается. Девочка пытается двигаться, но я стискиваю ее бедра, наверное, причиняя боль. Я словно мазохист хочу зависнуть в этом моменте на грани, когда мы – одно целое, и мучительно глотать этот момент большими дозами.
— Тихо, не двигайся, — целую, пожирая ее рот, останавливаюсь и уже языком ласкаю измученные мной губы. Оттягиваю ее голову за волосы, целую шею, сокращаясь от каждого ее нетерпеливого стона. — Моя девочка, моя жена, моя… — хрипло шепчу я, словно в бреду. Обнажаюсь перед ней полностью. — Спасибо, что пробила меня настолько, что я чувствую себя живым.
— Рома, — уже со стоном сама впивается, целует меня, подрагивая, зарываясь пальчиками в мои волосы на затылке.
Начинаю двигаться, медленно. Трусь щекой об ее щеку, хрипло дышу в ее ушко. Приподнимаю ее бедра и опускаю, насаживая на себя, задавая нужный темп, чтобы взлететь вместе куда-то очень высоко, обжечься и сгореть. Двигаемся уже давно где-то на грани оргазма. Нереально хорошо. Этот больше чем секс, это нечто очень глубокое и острое, то, чего я никогда не испытывал, и то, что мне хочется глотать снова и снова, словно завтра не наступит никогда. Она все-таки добилась своего. Я у ног этой маленькой женщины.
Отстраняю Лизу немного от себя, смотря, как дрожит, как закатывает глаза и стонет, распахивая губы. Так красиво кончает, рассыпаясь в моих руках. Утаскивая меня за собой, заставляя хрипеть и содрогаться, изливаясь до конца…
Наше дыхание восстановилось, наши сердца бьются размеренно. Но я до сих пор в ней и не хочу отпускать. Молчим. Слова сейчас вообще лишние. Я рисую пальцами узоры на ее спине, а Лиза, как ласковая кошечка, водит губами по моим скулам и шее. Хочется, чтобы весь гребаный мир пошел на хрен, оставив нас в покое. Но этот мир возвращает нас в реальность. Мирон тактично стучит в окно машины. Лиза вздрагивает, пугаясь от неожиданности. Ничто не проходит бесследно, мы еще не скоро придем в себя. Сжимаю ее крепко, чтобы почувствовала меня и не боялась больше ничего.
Вынимаю телефон и сообщаю Мирону, что скоро выйду.
— Одевайся, детка, я поговорю с Мироном и вернусь.
Аккуратно снимаю с себя жену, застёгиваю брюки, оставшиеся пуговицы на рубашке, накидываю пиджак и выхожу.
Мирон курит, облокотившись на машину, и смотрит куда-то на детскую площадку комплекса. Встаю рядом с ним, дышу глубоко, не чувствуя холода.
— Марина в коме, шансов мало… — сообщает он мне. Киваю. Ее судьбу я доверил Богу. Устал. — Записи все у меня. Дмитрия она подкупила. Продала серьги с бриллиантами.
Этих очень дорогих безделушек я дарил ей много.
Мирон глубоко затягивается, переводя взгляд на свою машину, тоже весь измучен, словно ситуация касается его лично.
— Правоохранительные органы, естественно, заинтересуются этим делом – врачи обязаны сообщить. Но все закрутится завтра-послезавтра.
— Хорошо, у нас есть время… — снова вдыхаю морозный воздух. — Отдыхай. Двое суток чтобы тебя не видел. Измотан весь.
— Да нет, у меня личные траблы, — сообщает он мне, давя горящий окурок пальцами. Плохой знак.
— Тогда решай свои траблы, — пожимаю ему руку. Сам сажусь за руль машины. Не хочу сейчас ни единого лишнего человека в своем пространстве. Оглядываюсь на Лизу. Одетая, обнимает себя руками, но на меня смотрит очень тепло. — Поехали?
