До Волчьего угла добралась быстро, приехала даже раньше назначенного времени, и готова была провести еще два часа в ожидании герцога, однако на подъезде к трактиру узнала вороного жеребца из конюшни Грира. Спешно привязала новоприобретенную белую кобылку, хорошо себя показавшую на пути сюда, и, едва не сбиваясь на бег, зашла внутрь.
Грир и Пирс сидели за столом и что-то бурно обсуждали, больше никого в трактире не было. Оба повернулись ко мне, мгновенно прервав разговор.
— Доброго дня, — поприветствовала я мужчин.
— Мы закрыты, — грубо бросил Пирс. Не узнал во мне, так просто одетой, ту распрекрасную женщину в шелках, которая увезла недавно новую волчицу. — Приходите… Да лучше никогда не приходите!
Вот это гостеприимство!
— Это ко мне, — сказал Грир, сложив руки в замок, — оставь нас.
— Неужели та самая?.. — мужчина недоверчиво глянул на вожака, а потом на меня.
— Уходи, — герцог не собирался ничего объяснять, Пирс вздохнул, но покорно встал и удалился — он не мог перечить вожаку. — А вы присаживайтесь, мисс, — советник кивнул на освободившийся стул. — Нам многое нужно обсудить.
Что же нам обсуждать? Мне было интересно лишь одно: что с моей подругой и где она, именно этот вопрос я выпалила первым делом, стараясь смотреть мимо мужчины и его гипнотизирующих глаз.
— Здесь. Тут ее место, — ответил Грир. — Сейчас охотится вместе с Люком. Учится.
Жива, здорова, раз хватает сил на то, чтобы бегать по лесу. Значит, все в порядке. С облегчением выдохнула: теперь все равно, что подумает герцог по поводу моих переживаний о полузнакомой служанке.
— Касия, — звук ее имени, произнесенный Гриром, пронзил как молния, — мне поведала много интересного, — от взора оборотня не укрылось удивление, и он добавил: — Да, мне известно, как ее зовут.
Нет-нет! Как она могла? Наемница даже давней подруге назвала свое имя только когда была уверена, что не выживет. А герцог… его она ненавидела, и никогда бы не стала раскрывать свою тайну.
— Вы ее пытали? — прямо и со злобой посмотрела в спокойные янтарные глаза.
— В этом нет необходимости. Она часть моей стаи, а от вожака не может быть секретов. Это инстинкт: я приказываю — они делают, — он подался вперед, а я отшатнулась, вжавшись в спинку стула.
Дьявол! Что еще Касия могла рассказать?
— Она рассказала все, — он что, мысли читает?
Будто холодная рука сжала сердце и завязала в узел внутренности. Хотела что-то ответить в свое оправдание, но слова застряли в горле. Я ничего не могла придумать. Никакая ложь уже не спасет, а правда — она и так произнесена, причем не мной. Сердце колотилось как безумное, каждый удар отдавался в голову и в уши, перед глазами поплыли темные мушки, захотелось выйти на воздух, но понимала, что встать не смогу — ноги не выдержат. Кажется, сейчас впервые в жизни упаду в обморок по-настоящему.
— Вы убьете меня? — спросила хрипло.
Смерть не страшила, почему тогда я покрылась холодным потом и дрожу как во время лихорадки? Из-за того, что обман раскрыт, а я провалила дело? Нет же, сейчас уже не нужно выполнять задание Мирта, да и его самого теперь нет в мире живых.
Оборотень не отвечал, смотрел внимательно.
— Почему вы молчите? — произнесла с трудом, каждое слово царапало горло как точильный камень. — Вы меня убьете?
— Я жду новую ложь. У вас замечательно получается врать, Эстер… Роза, Лиззи, Магда… и кто вы там еще?
Для чего он все это говорит? Прикончил бы просто так, а еще лучше — оставил в темнице на растерзание тайному советнику и его подручным, не давал ложной надежды. Если бы меня не стало вчера, не было бы так мучительно сегодня.
— Я не хочу лжи, — собрав все силы в кулак, ответила тихо.
— Неужели? — усмехнулся он.
— Я готова честно ответить на любой ваш вопрос, герцог.
— У меня не осталось к вам вопросов, миледи.
— Хотите узнать, как меня зовут на самом деле? — спросила почти шепотом.
— Нет. Для чего мне это?
Этот ответ был больнее, чем пощечины, которыми он наградил меня в ночь равноденствия, чем удары хлыстом и раскаленное тавро, приложенное к предплечью.
— Раз так, то… — нервно сглотнула, — то почему вы спасли меня вчера?
— Я не собирался этого делать, но вы заставляете меня звереть не только в переносном, но и в прямом смысле. За вами пришел не я, а волк.
— Что это значит?
— Вы пробуждаете во мне хищника. Он желал вас себе, он жаждал обладать вами, он не хотел, чтобы вас убили. Я опять пошел на поводу у своего зверя, но больше это продолжаться не может.
— И что теперь?
— А как вы думаете?
— Делайте со мной все, что угодно, — покорно опустила голову, показывая готовность принять любое его решение. Только бы это закончилось. Худшая и самая болезненная из всех пыток. — Если это имеет хоть какое-то значение, — продолжила, потому что Грир молчал, — то я не стала бы убивать вас, даже если бы мы поженились. Говорю это не для того, чтобы обелить себя, а просто, чтобы вы знали.
Герцог засмеялся, но смех был невеселый, а какой-то металлически-тяжеловесный, похожий на бряцанье цепей.
— Вы ужасная наемница, отвратительная подруга, и, вероятно, стали бы худшей из жен.
— Из вас муж тоже вышел бы так себе, — подняла взгляд на его суровое лицо. — Но я бы все равно не смогла вас прикончить, Ланс. Не хотела даже себе в этом признаваться, но когда мне дали зелье правды, все поняла.
— Что же вы поняли?
— Что вы нужны мне.
— Опять ложь, — мужчина скривился. — Насколько безумной нужно быть, чтобы хотеть оборотня? Вы лишь терпели меня и мои прихоти.
— Вам трудно верить в то, что кто-то может искренне желать быть рядом с монстром? — раз это, скорее всего, наша последняя встреча, то можно сказать все, и я заговорила смелее. — Если уж на то пошло, то я — чудовище намного хуже, хотя не могу оправдать свои дрянные поступки тем, что являюсь отчасти животным. Но… мой зверь тоже жаждет вас. Иначе это желание описать трудно. Понимаете, герцог, о чем я?
— Да вы сами, кажется, не понимаете, — с какой-то горечью пробормотал он. — К чему теперь этот спектакль?
— Вам было хорошо со мной? — не смогла прочитать на каменном лице ни одной эмоции, но Грир не пытался прервать меня, поэтому продолжила. — Знаю, что да. Между нами было что-то, и это было по-настоящему. Я скрывала лишь имя и истинную профессию. Если опустить эти два факта, то, клянусь чем угодно, ни с кем я не была более искренней, чем с вами.
— Для чего вы это говорите?
— Я готова доказывать каждый день, что между нами нет больше лжи… — прошептала, заглядывая ему в глаза.
Мужчина подался чуть вперед, будто хотел меня поцеловать, наши пальцы соприкоснулись, переплелись, я от этого касания стала мягче, чем растопленный воск. Поджилки затряслись от того, как меня влекло к нему. Тоже потянулась к герцогу, желая поймать губами знак нашего примирения. Но он вдруг остановился, нахмурился. Было в его глазах что-то новое, незнакомое. Если бы не знала его как истинного деспота, сказала бы, что это боль.
— Достаточно, — мужчина встал, буравя меня взглядом. — Я не хочу больше слышать вас и видеть.
— Что это значит? — к горлу снова подступил комок.
Еще ночью мечтала сбежать и больше никогда не встречаться с герцогом, но стоило увидеть его, как я снова попала в этот дьявольский капкан.
— Это значит, что отныне вы свободны.
40. К новой жизни
Мне не нужна была эта свобода, но выбор делала не я.
Через раскрашенную желтыми и багряными красками долину уже три дня скакала верхом на юг, к новой жизни, к морю, в Тилату, а потом — куда-нибудь в далекую страну, где никогда не бывает осени. На востоке Алабии вечера уже стали холодными, красное закатное солнце не давало тепла, и плащ почти не спасал от пронизывающего ветра.
В маленьком станционном городке, состоящем из гостиницы, церкви и еще десятка старых построек, решила остановиться на ночь. Тяжело спрыгнула в дорожную пыль, сняла с лошади свой скромный багаж.
