— Вы одна путешествуете? — молодая женщина, одетая в легкое не по погоде платье, выбежала из конюшни и взяла у меня из рук уздечку.
— Да, одна. К сожалению.
Я, наверное, не так бы печалилась из-за того, что покидаю родные земли, будь рядом Касия. Но подруга осталась со стаей. За нее тоже решил Грир, а она, как и прочие оборотни из Волчьего угла, не имела возможности противиться его воле. Да и не хотела.
После нашего разговора в таверне Ланс уехал. Тяжелым шагом вышел на улицу, запрыгнул на своего жеребца, стегнул по лоснящемуся крупу хлыстом, а я в окно смотрела, как удаляется прямая фигура всадника. Пирс словно поджидал прямо под дверью. Едва лес скрыл герцога, мужчина вырос прямо передо мной с постным лицом и стаканом вина.
— Вожак сказал, что вы наверняка захотите поговорить с Касией, и разрешил ждать ее здесь.
— Благодарю.
— Но я бы советовал убираться отсюда сейчас, — добавил недобро. — Все равно вам тут никто не рад.
— Предпочту воспользоваться гостеприимством Грира, — ответила хмуро.
— Воля ваша, — хмыкнул, пожав плечами, и плюхнул на стол стакан с такой силой, что четверть налитого расплескалась. Протирать не стал, сделал вид, что не заметил, и ушел по каким-то своим делам.
Подруга вошла в таверну, когда деревня уже утопала в сумерках. Я бросилась к ней, крепко обняла. Она не отстранилась, но просто стояла как столб, когда мои руки обвили ее хрупкое тело.
— Прости, — выдавила она с трудом. — Ты наверняка считаешь меня последней сукой.
— О чем ты? — я глянула в бледное лицо, на котором читалось множество противоречивых эмоций, которые Касия довольно неумело пыталась скрыть.
— Я все рассказала Гриру, но не потому что хотела тебя предать, а просто не могла по-другому, мне пришлось подчиниться, — девушка пожала худыми плечиками.
— Теперь уже неважно, — я махнула рукой. — Он не хочет меня больше видеть, и всего-то лишь, — скрыла за самодовольной улыбкой горькое ощущение пустоты в груди. — Главное, что все это закончилось, верно? Теперь мы можем уехать, как и собирались.
— Уже поздно.
— Ты права, уже темень. Тогда дождемся утра — и в путь. Я уже придумала, как перевести деньги в Тилатский банк…
— Ты не поняла. Я никуда не уезжаю, — Касия подняла тоскливый взгляд. — Теперь я должна быть со своей стаей.
— Тебе герцог запретил? Да к черту его! Мы можем сбежать, и он нас никогда не найдет!
— Я не могу нарушить его приказ, понимаешь? Когда Грир вышел из тюрьмы и вернулся в замок, едва переступил порог, я его почувствовала. А когда он зашел в комнату… Это дерьмовое ощущение, когда хочется упасть на пол, смотреть на него и скулить как побитая псина.
В каком-то смысле и я подобное испытывала, если задуматься… Побитая псина — лучшего определения к тому, во что я превращалась рядом с ним, и не придумаешь.
— И когда он что-то требует, просто нет возможности поступить ему наперекор, — продолжила наемница. — Хозяин пришел ко мне и задал всего три вопроса, и я выложила все, что знаю.
— Какие три вопроса? — спросила, понизив голос.
— Кто я, кто ты и третий, — Касия тяжело вздохнула, — как я к тебе отношусь.
— И..?
— Я не могу ему соврать, помнишь? — подруга отвернулась и стала смотреть на одинокую свечу на столе, будто ничего интересней в жизни не видела. — Я ответила, что боюсь быть рядом с тобой.
— Что? — из груди вырвался нервный смех. — Ты? Боишься? Хоть раз я дала тебе повод?..
— Дохрена раз, если быть честной, — девушка перевела унылый взгляд на меня. — Я просто твое оружие или что-то вроде. Тебе постоянно нужна помощь, а у меня никогда не хватает сил отказать. И всегда это дерьмово заканчивается.
— Вовсе нет! — выкрикнула я настолько спешно и категорично, что поняла — это самозащита. — Я тебя люблю, — добавила уже спокойней.
— Тогда это чертовски странная любовь.
— Но теперь я отхожу от дел, все будет иначе. Давай уедем, и я докажу, что готова ради тебя на все.
— Вожак запретил мне быть с тобой, — она сделала долгую паузу и снова уставилась на свечу. — Но я буду скучать.
Вот как ты наказал меня, гребаный оборотень? Не только выставил вон, но и забрал единственную родную душу. Проклятье! Как же жалею, что не убила тебя в день нашей первой встречи. Тогда бы, наверное, рука не дрогнула.
В груди зародился истошный крик ярости, обиды, боли. Он жег изнутри, распирал ребра, но я держала его в себе, когда целовала Касию на прощание, когда ехала по узкой улице Волчьего угла. Лишь в десятке миль от деревни остановила лошадь, упала на землю и выпустила горький вопль в непроглядную темноту осеннего леса.
— Не страшно? — женщина, ласково трепала кобылу за гриву и внимательно глядела на меня. О чем она спрашивает, я поняла не сразу.
— Что?
— Одной не страшно?
— Нет. Но есть вещи страшнее страха.
41. Милый Эмиль
До декабря еще месяц, а на побережье уже выпал первый снег. Слишком рано для Тилаты. Но я не узнавала эту страну не только из-за зимней погоды в начале ноября, здесь с моего последнего визита изменилось многое. Страна — а я проехала по нескольким городам — поизносилась, обнищала, поблекла. Даже центральные улицы столицы, Лазура, потеряли былой лоск. Чахло все. На пристани, когда в день приезда я спросила, в какой день ждать ближайший корабль до Порака, меня подняли на смех.
— Не раньше февраля, милашка, — переведя дух, заявил тощий рыбак с папиросой, кутающийся во фланелевую куртку.
— А торговый?
— Так вот его в феврале и ждем. Пассажирские с начала года вообще не ходят.
— Как? — не поверила своим ушам. Раньше судна курсировали между Тилатой и Пораком дважды в неделю. Эти страны многие века были связующими звеньями двух континентов.
— А вот так, — развел руками мужчина. — Нынче моя шхуна — самое больше судно в порту. Но я тебя могу разве что до Ланк-Руда прокатить, если не боишься, что нас обстреляют.
— И почему так вышло?
— Темные нынче времена, — глубокомысленно заявил он и выпустил мне в лицо дым.
Решила ждать, ничего больше не оставалось: возвращаться назад бессмысленно, а надеяться, что в соседнем Ланк-Руде ситуация лучше, не смела, там всегда жили много скромнее, чем в Тилате. Сняла номер с видом на унылое остывшее море и пыталась делать вид, что все идет по плану. Моя безмерная тоска здесь быстро заменилась скукой, хотя я даже умудрилась найти себе утешение и развлечение.
Его, что казалось весьма забавным, звали Эмиль Саттон, он был градоначальником. Наша первая встреча произошла в единственном сохранившем прежний вид ресторане в первые дни прозябания в Лазуре. Когда он пришел, каждый посетитель, казалось, стал сидеть ровнее и поглощать свой ужин аккуратней, официанты начали бегать с подносами в два раза быстрее, а шеф-повар то и дело выглядывал из-за двери с озабоченным лицом. Тогда я не знала, кто сидит передо мной, но сразу догадалась, что это важная шишка, хоть и был незнакомец для высоких должностей до неприличия молод. Но, что особенно радовало, до неприличия же красив. Светлые почти до белизны волосы, тонкое строгое лицо и сосредоточенный умный взгляд. Я сразу решила, что этот великолепный джентльмен должен стать моим лекарством.
Он заказал какое-то мясо и тилатский виски, я поморщилась: как можно пить это пойло? Подозвала официанта и попросила:
— Принесите мужчине за тем столиком алабский односолодовый «Шикот».
— Что? — гарсон в ужасе покосился на блондина. — Ему?
— Многие говорили, что у меня идеальный тилатский, удивительно, что вы не понимаете, — раздраженно ответила я. — Именно этому светленькому красавчику, который с таким сосредоточенным видом что-то записывает на салфетках. До чего милая привычка…
— Увы, это невозможно, госпожа.
— Ха, я вас поняла. Сколько стоит невозможное сделать возможным?
Глаза официанта забегали, он думал, сомневался, но принял верное решение:
